Мир без России - Арин Олег. Страница 15
В этом, однако, нет ничего удивительного, поскольку произошла именно капиталистическая революция, т. е. стало формироваться общество, по содержанию совпадающему с другими капиталистическими государствами. Пока, правда, не ясно и для самого Макфола, какой тип капитализма утвердится в России. Ответа нет.
Несмотря на это, профессор убежден в том, что «в долгосрочной перспективе масштабы России, природные ресурсы, образованное население и стратегическое расположение в Европе и в Азии предопределят ее будущее как державы в международной системе» (p. 66). (Хочу заметить: сказано не «великой державы», а просто «державы».) Проблема заключается только в том, станет ли эта держава частью западного ядра или она превратится в страну-изгой, угрожающую мировому сообществу. В немалой степени это зависит от политики, которую будут проводить США в отношении России.
Макфол напоминает, что в политико-академических кругах Америки существуют различные подходы относительно роли США в мире после окончания холодной войны. Среди них упомянуты изоляционизм, неосдерживание и вовлеченность/расширение. По его мнению, наилучшим вариантом политики Вашингтона в отношении России является стратегия вовлеченности. В его понимании такая политика должна строиться на ряде базовых принципов. Во-первых, США своим примером успешного развития рыночной экономики и демократии являются аргументом в пользу капитализма и демократии. Во-вторых, вовлеченность или расширение предусматривает устойчивую приверженность принципам свободного рынка и демократии. В-третьих, политика вовлеченности должна исходить из долгосрочных перспектив с возможными потерями в краткосрочные периоды времени. «Следовательно, этот принцип означает, что вовлеченность требует использования кнута и пряника» (p. 55). В-четвертых, американские лидеры должны прилагать усилия не только для того, чтобы «плохих ребят» заставлять делать хорошие дела, но и поощрять «хороших ребят» делать хорошие вещи, «даже если такая вовлеченность усложнит отношения с главами государств» (там же).
Макфол имел при этом в виду политику, направленную на стимулирование изменения поведения авторитарных лидеров («плохие ребята»), одновременно спонсируя и поддерживая новых демократических лидеров («хорошие ребята») в деле продвижения к власти. Эти общие принципы полностью применимы и в России.
По мнению профессора, американская тактика в отношении России не всегда соответствует стратегическим целям США. Так, расширение НАТО на Восток противоречит политике вовлеченности, поскольку изолирует Россию от ядра и вызывает ответную антизападную реакцию. А это не соответствует долгосрочным интересам США. Вместо этого, наоборот, необходимо вовлекать Россию в натовские структуры, например, через Основополагающий акт НАТО — Россия, программы партнерства за мир и т. д. В таком же ключе необходимо вовлекать Россию в различные международные организации типа Парижского клуба, Мирового банка, в «семерку».
Особый упор необходимо сделать на формирование рыночных и демократических институтов, отдавая приоритет при этом демократическим институтам, которые на данном этапе важнее, чем рыночные структуры. И в этой связи, по мнению Макфола, необходимо усилить работу с людьми типа Чубайса, Немцова, Гайдара и Дм. Васильева, не оставляя их, так сказать, в беде, когда они не занимают правительственных постов.
Другими словами, если США хотят видеть Россию в составе ядра, надо осуществлять широкомасштабную работу на всех уровнях политической и экономической власти. Макфол искренне убежден, что только капиталистический путь развития России принесет ей прогресс и процветание.
Такой наивности от специалиста по России, честно говоря, я не ожидал.
Стратегия «ограниченной вовлеченности» Крэйга Нэйшна
Другой специалист по России — Р. Крэйг Нэйшн, написавший немало работ о советской и российской внешней политике, а также о политике безопасности, высказывает несколько иные взгляды на Россию через призму интересов США. Он пишет, что в США существуют три подхода в отношении России. Первый отражает надежды на стратегическое партнерство с Россией и предполагает ассоциацию с Западом. Второй связан с политикой неосдерживания, о чем говорил и Макфол. Третий характеризуется политикой ограниченной вовлеченности, которую как раз и проводит нынешняя клинтоновская администрация.
Последний вариант наиболее реалистичен, поскольку в отношениях между Россией и США существуют как совпадения, так и различия. Кроме того, стратегическое партнерство предполагает равенство или приблизительное равенство сил. Россия же в упадке. Следовательно, ни о каком равном партнерстве речи быть не может. Поэтому: «У России нет выбора, кроме приспособления своих желаний к реальностям соподчиненного статуса» (p. 34). И поведение России отражает именно такой статус. Призывы к многополярности, риторика с претензией на статус великой державы, балансирование, игры в альянсы — типичное проявление слабости страны. Поэтому США необходимо освободиться от иллюзий специальных отношений, не скатываться к каким-то преувеличенным представлениям об угрозе и работать с Россией на базе прагматизма, концентрируясь на проблемах, представляющих взаимный интерес.
Это подход типичного прагматика, хорошо разбирающегося в категориях соотношения сил и сравнительной мощи государств.
Концепция «рациональной вовлеченности» (Ли Гамильтон, Кэй Хатчисон)
В качестве примера целесообразно представить взгляды конгрессмена Ли Гамильтона (демократ), одного из членов Комитета по международным делам в палате представителей 28.
Гамильтон считает, что лидерство США в мире исторически неизбежно в силу двух причин: США слишком великая страна, она слишком представительна, чтобы не быть вовлеченной в мировые дела; без выполнения международной роли США как сверхдержавы мир станет более нестабильным и опасным.
Он подчеркивает, что в годы холодной войны национальные интересы США сводились к сдерживанию коммунизма, а в нынешние времена — к расширению и усилению мирового сообщества, базирующегося на рыночной демократии. Несмотря на то, что США являются единственной сверхдержавой, эта задача не может быть выполнена в одиночку, а только в сотрудничестве с союзниками.
Внешняя политика должна исходить из долгосрочных перспектив, а не являть собой реакцию на текущие проблемы и кризисы.
Гамильтон из тех политиков, которые выступают против изоляционистского подхода, поддерживая официальный курс «вовлеченности». А раз так, то бюджет по «международной политике», составляющий 1% от расходной части федерального бюджета, явно недостаточен для выполнения международных обязательств, например, в деле финансирования ООН (у США большие долги перед этой организацией), МВФ и Мирового банка. Гамильтон убежден, что нельзя претендовать на роль лидерства без соответствующей финансовой базы.
Естественно, увеличение расходов на международную политику предполагает сильную экономику, которая в немалой степени зависит от внешнеэкономической деятельности американского бизнеса.
Лидерство США обеспечивается и сильным военным потенциалом. Дипломатия с опорой на военную силу «работает» лучше, чем без силы. Или, по словам Гамильтона, «дипломатия и угроза силой должны слиться, чтобы добиваться внешнеполитических целей США».
Тема военной интервенции остается актуальной и в настоящее время. Когда речь идет о жизненных интересах США, то ответ очевиден: интервенцию как инструмент политики необходимо использовать. «Мы должны осуществлять интервенцию, опираясь на силу, если необходимо защищать наши границы, предотвращать контроль любой державы над Европой, Японией, Кореей (имеется в виду Южной. — О. А.) или Персидским заливом». Если же речь идет не о жизненных, а о важных интересах, то в этих случаях ответ не столь очевиден и зависит от конкретной ситуации. В таких случаях лучше действовать на базе коллективной безопасности со своими друзьями и союзниками.