От лжекапитализма к тоталитаризму! - Антонов Михаил Алексеевич. Страница 80

И уж подавно они не подходят на роль мирового лидера из-за своего понимания Японии как центра мира. Они не способны выдвинуть новую идеологию, которая могла бы вдохновить всё человечество. Поэтому вряд ли можно согласиться с английским экономистом Эммотом, который считает, что в случае, если США не смогут руководить миром, эту роль возьмёт на себя Япония. Пока, считает Эммот, между Японией и Китаем разгорится борьба за преобладание в Азии.

В довершение ко всему, сам японский образ жизни на рубеже XX — XXI веков начал усиленно размываться под влиянием как внутренних, так и внешних факторов.

Япония: либерализм и корпоративизм: кто — кого?

Из внутренних факторов, размывающих традиционный японский образ жизни, наиболее существенны три: конкуренция между корпорациями в ущерб национальным интересам, постепенный отказ от системы пожизненного найма работников и навязанная оккупационными властями новая идеология образования.

Внутри японской корпорации все чувствуют себя как члены одной семьи. Но в отношении компании-конкурента приходится руководствоваться военным правилом: «убей врага, иначе он убьёт тебя».

И японские министерства — это тоже группы, которые служат самим себе, а не государству в целом. Каждое министерство стремится повысить свою значимость, увеличить штат своих чиновников, получить большую долю средств государственного бюджета (здесь напрашивается аналогия с советскими министерствами и ведомствами брежневского времени, о чём хорошо писал цитировавшийся в предыдущей книге «Капитализму в России не бывать!» наш выдающийся экономист академик Юрий Яременко).

Система пожизненного найма работников и оплату их труда в зависимости от стажа работы на фирме служила одним из символов японского образа жизни. До войны, в войну и в течение 25–30 лет после неё она была весьма эффективной, обеспечивая верность работников своей компании и их готовность пожертвовать всем ради её процветания. И в экономическом смысле она была выгодна предпринимателям, потому что основную массу работников составляли молодые люди, пришедшие в город из деревни и согласные работать за самую низкую зарплату. Доля сравнительно хорошо оплачиваемых работников с большим стажем была невелика, и в целом уровень зарплаты в Японии был значительно ниже, чем в развитых странах Запада, что повышало конкурентоспособность японских товаров на мировых рынках. Но затем ситуация на рынке труда изменилась.

Численность сельского населения существенно сократилась, и из деревни новые кадры уже практически не поступают, а городская молодёжь почти вся получает высшее образование. Им уже нельзя предлагать мизерную начальную зарплату. В этих условиях фирмам стало трудно оплачивать пожизненный наём работников. К тому же выход Японии на мировые рынки заставил её деловые круги внимательнее присмотреться к опыту компаний Запада, где больший риск подчас даёт большие результаты, хотя часто влечёт за собой крах.

Но, как отмечал американский профессор А.Беркс, отказ от системы пожизненного найма ведёт к тому, что и работники перестают выступать в одной команде с работодателями и посвящать свою жизнь интересам фирмы. Они требуют установления зарплаты в соответствии с конкретными результатами их труда, а не с выслугой лет, не соглашаются на неоплачиваемые сверхурочные работы, настаивают на увеличении продолжительности отпусков. «Больше денег, больше товаров длительного пользования, больше предметов комфорта, больше отдыха». Более того, японцы стали переосмысливать весь свой образ жизни. «Многим японцам

, — продолжал А.Беркс, —

Правда, у работников до войны с работодателями дело не дошло, экономический спад сделал их требования более умеренными, да и работодатели пошли им навстречу. Среднему японскому работнику есть что терять: домик, оплачиваемый отпуск, зарплата, дающая возможность путешествовать по миру и пр. (Подробнее см.: «Восточная Азия на пороге XXI века». М., 2000.)

Однако отмена пожизненного найма коренным образом изменила весь склад жизни японцев. Работники впервые ощутили, что такое страх, нервные срывы, порождённые отсутствием уверенности в завтрашнем дне и угрозой безработицы. Быть уволенным — это значит не только лишиться заработка, но и остаться вне группы, что прежде считалось страшнее смерти. Прокатившаяся по Японии волна самоубийств на этой почве — наглядное тому свидетельство.

А послевоенная реформа образования в упоминавшейся выше книге «Japan at a Deadlock» рассматривается как величайшая трагедия страны. Поколение отцов и дедов, воспитанное на этике японского неоконфуцианства и на почитании императора как бога, и новое поколение, которое училось по учебникам, составленным в духе американских представлений о мире и о жизни, образовали как бы две нации, плохо понимающие друг друга. Для значительной части японской молодёжи идеалом стали США. (Но среди молодых японцев распространены и взгляды «левого экстремизма». О молодёжном движении, выдвинувшем требование «Атомную бомбу — тем, кто не у власти!», рассказывается в другом романе Оэ — «Записки пинчраннера». «Пинчраннером» называют «штурмовика» — члена бейсбольной команды. В романе нарисован зловещий образ диктатора Патрона, использующего молодёжное движение протеста для установления собственной власти над людьми.) По мнению автора книги «Japan at the Deadlock», нужно было бы лишь заменить японское неоконфуцианство, ставящее превыше всего верность государству и императору, на более индивидуалистическое, но гуманистическое китайское неоконфуцианство, что обеспечило бы безболезненное вхождение страны в мир конкуренции без нарушения основ традиционного японского образа жизни. А навязанная японцам система образования, основанная на либеральных ценностях, ставит под угрозу само существование нации.

А из внешних факторов, размывающих японский образ жизни, самым важным было давление США и Англии на Японию с целью устранения её как конкурента в борьбе за мировые рынки.

В третьей главе настоящей работы, посвящённой США, отмечалось, что Америка сводит торговый и платёжный балансы с большим дефицитом, и ей, чтобы не рухнуть, нужно иметь гарантированный приток в страну иностранного капитала в громадных размерах. США связывали свои внешнеторговые проблемы и нестабильность доллара как мировой валюты, в частности, с тем, что Япония проводит политику, осложняющую проникновение американского капитала в японскую экономику.

Американцы усиленно создавали негативный образ японской экономики. Особенно их возмущало то, что «страна управляется как единая корпорация», которую можно было назвать «Japan Incorporated». Дескать, это не рыночный капитализм, а «дирижизм», «субсидируемый и управляемый капитализм», противоречащий всем установкам либералов. Хотя это не совсем экономика ненавистного либералам советского типа, но всё же она ближе к советской модели, чем к свободной рыночной экономике. Японцев американцы изображали как «экономических животных» и фанатиков-трудоголиков, добивающихся лишь «общего национального загрязнения» окружающей среды. Известный финансовый спекулянт Джордж Сорос даже бил тревогу: крах Нью-Йоркской фондовой биржи в 1987 году ознаменовал переход экономической и финансовой власти в мире от США к Японии. Япония стала к этому времени крупнейшим кредитором в мире.

Английский японовед Уилкинсон тоже пугал Запад: ныне ни США, ни Западная Европа не являются мировыми центрами новых идей, им становится Восток, который долго рассматривали как образец замкнутого, застойного, деспотического общества, оплот невежества и суеверия. «Ныне колёса капитализма без умолку грохочут в Японии (как и в Сингапуре или в Южной Корее), а в Европе катятся лишь по инерции. Люди в Лондоне и Париже даже ходят медленнее, чем в Токио или Сингапуре. Европа стала очагом изящного застоя, и США начинают приходить в упадок, в то время как Япония и идущие по её пути другие страны Восточной Азии всё более ускоряют своё движение».