Время побеждать. Беседы о главном - Делягин Михаил Геннадьевич. Страница 4

В конце концов, была диктатура пролетариата. Она тоже отказывала в праве на существование по социальному признаку.

Е. ЧЕРНЫХ: — Всяким интеллигентам, кулакам.

М. ДЕЛЯГИН: — В первую очередь — богачам и священникам. Во вторую — буржуазной интеллигенции и буржуа; кулаки-то ведь не были богачами. Другое дело, что она просуществовала недолго, потому что с такими настроениями сложно жить, и очень быстро гуманизировалась.

Но она была.

Есть культуры, которые не считают человеком женщину. Правда, в некоторых других культурах женщина, едва перестав быть объектом купли-продажи, показала пальцем на мужчину и сказала «Это мое!», но это уже философский юмор.

Может возникнуть ощущение, что это все в далеком прошлом, что это какая-то архаика, дикость, первобытность, глупость, от которых все прогрессивное человечество стремительно уходит семимильными шагами.

Но давайте посмотрим, как устроена самая прогрессивная в социальном отношении часть человечества. Американская культура, — не общая, не народная, а политическая, — очень интересна. Насколько можно понять, люди признаются в ней людьми в социальном смысле этого слова по одному из трех признаков.

Первый: образ жизни. Люди — это те, кто живут в условиях, которые американское государство признает демократией.

Второй критерий: это люди, которые живут в других условиях, но искренне стремятся к демократии. Причем степень искренности определяет опять-таки американское государство.

И, наконец, третий — это политическая целесообразность: людьми признаются те, кто живет в странах, которые являются союзниками США.

Обратите внимание: это абсолютно субъективный и сугубо прагматичный подход. Бывает так, что меняется администрация, и круг тех, кто признается людьми, меняется достаточно жестко и неожиданно, — как и круг тех, кто людьми не признается и кого поэтому можно совершенно спокойно физически уничтожать на основании сколь угодно нелепых выдумок и обвинений.

Так что игнорирование неотъемлемых прав тех или иных категорий людей, непризнание их людьми в социальном смысле слова — это не только архаика. Вот вам самая передовая часть современного человечества, — говорю это без всякой иронии, — и мы видим то же самое, только в профиль!

Е. ЧЕРНЫХ: — У вас нет демократии? Тогда мы летим вас бомбить!

М. ДЕЛЯГИН: — Дело еще и в том, что отдельный человек имеет меньше возможностей как-то защитить свои права перед этим современным государством, чем перед некоторыми архаичными монстрами. Например, если вы доказали человеку из архаичного общества, что вы его родственник, хоть и через десятое колено, — вы человек. Если вы рьяному упертому католику сказали, что принимаете католичество, — вы человек. Но вы ничего не можете сказать американской администрации, потому что она далеко, и вы никак не можете повлиять на свое правительство, чтобы оно стало вассалом США и тем самым сделало вас человеком в их глазах! Вы беспомощны, здесь у вас меньше шансов, чем даже в некоторых архаичных обществах.

Е. ЧЕРНЫХ: — И более жестоких.

М. ДЕЛЯГИН: — И здесь тоже вопрос дискуссионный. Потому что, если вы не человек, вас можно обвинять в чем угодно, вас можно «вбомбить в каменный век», — это дословная цитата одного уважаемого американского руководителя, — и морить химическим оружием, как тараканов.

Мы знаем эту практику. И она считается нормальной. В крайнем случае, перед вами посмертно извинятся. Или скажут, как объяснил свои действия летчик, разбомбивший колонну беженцев: «Я же солдат демократии». Мол, по отношению к тем, кто в ней не живет, я имею право на все.

Это серьезно.

Это кажется сборником отклонений от нормы. Но, когда отклонения от нормы становятся массовыми, речь не об отклонениях — речь просто о другой норме.

До последнего времени история человеческой цивилизации была связана с неуклонным расширением круга признаваемых людьми. Это и было содержание социального прогресса.

Увы — глобальный экономический кризис создает здесь некоторую опасность, что все пойдет вспять. Просто исходя из чисто коммерческих и экономических интересов.

Но русская культура — чуть ли не единственная культура современного мира, которая априори воспринимает как человека в социальном смысле слова — то есть не просто «имеющим права», но «равного себе по правам» — любого, являющегося человеком биологически.

Можно говорить, что в этом подходе выражается всеобщий, всеохватывающий гуманизм, космизм, перекидывать мостики к философам и рассказывать, как это замечательно.

Но это не всегда замечательно. Когда вам кого-то нужно обаять, — да, это полезно. Затюканные колониализмом — старым или новым — вдруг обнаруживают, что к ним относятся по-человечески, и этой благодарности хватает надолго. Ведь в Афганистане «шурави», то есть «советских», поминают добрым словом до сих пор, даже многие из тех, кто с нашими там воевал, я это могу судить и по личному общению.

Потому что носитель русской культуры ко всем людям относится по-человечески, как к людям. И создает этим очень яркий контраст по сравнению с поведением представителей некоторых других культур, претендующих на большую развитость, чем мы.

С другой стороны, когда вас считают едой, а вы думаете, что вас считают человеком, — вы уязвимы.

Прошу понять: все черты русской культуры, о которых я буду говорить, объективны. Они не хороши и не плохи, они просто есть, и изменить их, по крайней мере, на жизни нашего поколения, нельзя.

Если управляющая система умеет соответствовать этим чертам, они превращаются в конкурентное преимущество. Если нет — они тянут страну на дно.

В частности, восприятие в качестве равноправных и равнозначных нам любых людей настолько органично для нас, что мы его уникальности не сознаем вообще. Лишь когда нас начинают резать как баранов или, как частный случай, морить либеральными реформами, — лишь тогда у нас возникают смутные подозрения, но мы боимся себе признаться в собственной уникальности, потому что истово верим, что все люди такие же хорошие и цивилизованные, как и мы сами.

В конце концов, мы решаем проблему непонимания окружающего мира обвинением конкретных «врагов» в конкретной «бесчеловечности».

А ведь проблема не у них — проблема у нас.

Проблема не в «бесчеловечности» наших конкурентов, а, напротив, во «всечеловечности» русской культуры, которая действительно уникальна в этом отношении.

Можно говорить, что эта особенность вызвана многоплеменным, по мере расширения — многонациональным характером русской культуры. Можно говорить, что она вызвана многонациональным характером русского этноса, который расширялся тоже очень здорово.

Е. ЧЕРНЫХ: — Как писал поэт, «затерялась Русь в мордве и чуди».

М. ДЕЛЯГИН: — Да. Кто-нибудь вообще помнит, что, скажем, чуваши, которых в России даже сейчас больше, чем чеченцев, удмурты, мари, мордва — это абсолютно самостоятельные, отдельные от русских народы? Мы все это, конечно, признаем на словах, но, глядя на представителей этих народов, однозначно идентифицируем их как русских, и большинство их тоже считает себя русскими, в крайнем случае «русскими удмуртами». Да, они с Волги, да, у них там есть своя специфика, но в целом — конечно, русские, какие вопросы?

И нам нельзя забывать потрясающую на самом деле вещь: очень долго Россия, да и сам русский народ формировались именно за счет признания «своими» людей других наций и даже религий. Если человек был нормальным, его признавали русским, и это был способ существования не просто государства — это был способ существования народа.

С точки зрения теории это означает очень важную вещь. Это значит, что наше общество еще до Московского царства складывалось, выражаясь западным языком, как «политическая нация», то есть как сообщество людей, объединенных даже не образом жизни — образ жизни был часто разный, — а ценностями. И потому это общество было максимально открытым для всех, готовых разделять эти ценности.