Антони Иден - Трухановский Владимир Григорьевич. Страница 56

За видимой абсурдностью стратегии "странной войны" крылись коварные замыслы. В Лондоне полагали, что, припугнув Германию объявлением войны и выдав ей Польшу, можно будет тем самым побудить фашистов пойти, наконец, на соглашение с Англией. А свою мощную военную машину они наверняка двинут тогда на Советский Союз. Казалось бы, невероятно было строить такие планы в конце 1939 года, но они существовали и составляли главную линию английской стратегии и внешней политики на протяжении первых семи месяцев. второй мировой войны. Либеральная английская газета "Ньюс кроникл" писала 25 октября 1939 г.: "Долгое время определенные влиятельные люди в Англии лелеяли надежды рано или поздно стравить Россию и Германию, чтобы они уничтожили друг друга, а мы остались в выигрыше... И после Мюнхена ...твердолобые открыто говорили о желательности дать Германии свободу рук на Востоке. Германия должна была быть мобильным бастионом против большевизма, а мы ей должны были помогать и поощрять ее... Наши твердолобые и сейчас еще носятся с идеей стравить Россию и Германию, чтобы они к нашей выгоде вцепились друг другу в горло. Отсюда и разговоры о заключении мира с каким-либо германским правительством консервативного толка и о присоединении затем к нему, чтобы совместно вести войну против "красной угрозы"... А такие разговоры преобладают".

В качестве средства, призванного направить развитие событий по этому пути, была использована финско-советская война, начавшаяся осенью 1939 года. Вначале лондонский кабинет сделал все, что мог, чтобы помешать мирному решению спора путем переговоров. Когда же открылись военные действия, Англия и Франция попытались продлить их по возможности дольше, поставляя Финляндии современное вооружение. Историк Дэвид Дилкс, подготовивший к изданию дневники А. Кадогана, на основании изучения английских дипломатических документов формулирует вывод: "Английская политика была направлена на то, чтобы причинить ущерб интересам России, не ведя против нее военных действий, а оказывая поддержку финнам, чтобы продлить войну".

На завершающем этапе войны Англия и Франция готовы были двинуть свои войска в Финляндию с тем, чтобы вместе с финнами воевать против СССР. А как же война против Германии? Бывший президент Чехословакии Эдвард Бенеш, близкий к правящим английским и французским кругам, писал, что зимой 1939-1940 годов они стремились вовлечь свои страны в войну против СССР, вступив в соглашение с Германией: "Германия должна будет тогда атаковать только Советский Союз, заключив мир с западными державами". В это время "Таймс" рассуждала об "эвентуальной перегруппировке держав, включая Германию, входящих в антисоветский фронт".

Эти расчеты были сорваны заключением 12 марта 1940 г. мира между СССР и Финляндией. 16 марта Кадоган записал: на заседании кабинета "все очень мрачные, особенно, конечно, Уинстон Черчилль. Я полагаю, что мы потерпели неудачу в связи с Финляндией". Здесь нет ошибки: действительно, Черчилль был рьяным сторонником "переключения" войны с Германии на Советский Союз. Что касается Идена, то ни документы, ни его собственные мемуары, написанные задним числом, не содержат упоминаний о том, что он как член правительства был не согласен с этой коварной политикой.

Финляндский вариант отпал, и Лондон вкупе с Парижем и срочном порядке строят планы нанесения удара по Закавказью силами прежде всего авиации и военно-морского флота. Это означало бы войну с СССР. 28 марта эти планы обсуждает верховный военный совет - совместный англо-французский орган по руководству войной. Разумеется, не обходится без вездесущего Кадогана, записавшего затем в дневнике: "В 10 час. - верховный военный совет... Изучается Баку".

Пока строились эти авантюристические планы, Германия подготовила и в начале апреля 1939 года осуществила нападение на Данию и Норвегию. Дания капитулировала без сопротивления, а норвежский народ поднялся на борьбу против фашизма. Англия и Франция попытались помешать захвату Норвегии, пустили в дело флот, авиацию и в ряде пунктов Норвегии высадили свои войска. В этой операции союзники потерпели быстрое и сокрушительное поражение. События продемонстрировали опаснейший авантюризм политики Лондона.

Дело было не столько в провале определенной внешнеполитической концепции, сколько в том, что этот провал повлек за собой резкое ухудшение стратегического положения Англии. Германия обошла ее с фланга и заняла важные позиции для нанесения удара по Британским островам и для того, чтобы прервать или крайне затруднить морские связи Англии с Америкой, проходящие через Атлантический океан. Поэтому, когда 7 мая состоялись двухдневные дебаты в палате общин относительно операций в Норвегии, консервативная часть палаты продемонстрировала возмущение действиями кабинета. Прозвучали энергичные требования его отставки. Леопольд Эмери, повторяя слова Кромвеля, обращенные к Долгому парламенту, бросил в лицо правительству Чемберлена: "Вы слишком долго сидели... Уйдите, я говорю, и дайте нам возможность покончить с вами. Во имя бога, уходите". Эмери был одним из лидеров консерваторов-"заднескамеечников", и его выступление говорило о многом. Лейбористы поставили вопрос о доверии правительству. Черчилль, демонстрируя лояльность к партии консерваторов, выступил с энергичной защитой Чемберлена. Иден отмолчался.

В результате голосования правительственное большинство, составлявшее 250 голосов, упало до 81. 33 консерватора проголосовали против правительства, а 165 не приняли участия в голосовании, отказав Чемберлену в поддержке. Сразу же после голосования лейбористы уведомили лидеров консерваторов, что они вступят в коалиционное правительство лишь в том случае, если в нем не будет Чемберлена, Саймона и Хора. Группа консервативных депутатов парламента (60 человек) собралась под руководством Леопольда Эмери и Роберта Бутби и потребовала создания правительства, представляющего все партии. "Премьер-министр, кто бы он ни был, - заявляли они, - должен подбирать своих коллег по их достоинствам, а не по рекомендации какого-либо партийного организатора". Наивное требование в устах опытных политиков! В связи со всеми этими событиями Кадоган записывает: "Профессия политиков действительно грязная профессия... Приходится удовлетворять всю их отвратительную мелкую зависть, ревность и обиду:".

Лидерам консерваторов пришлось начать переговоры об изменении состава правительства. Чемберлен упорно стремился передать свое кресло Галифаксу и не допустить в него Черчилля. В разгар этой возни Германия 10 мая начала наступление на западном фронте против Голландии, Бельгии и Франции. "Самые критические дни, - записывает Кадоган. - А мы здесь занимаемся составлением кабинета".

С началом немецкого наступления Чемберлен воспрянул духом - он решил, что в этих условиях его не посмеют сместить. Но то была ошибка. Чрезвычайная обстановка требовала создания правительства с участием лейбористов и либералов, которые высказались в пользу Черчилля. Это решило дело.

11 мая 1940 г. Черчилль сформировал свой первый кабинет. Иден вместо министерства доминионов получил военное министерство, но опять-таки без места в кабинете. Три лейбориста - Эттли, Бевин и Моррисон вошли в кабинет, а либерал Синклер стал министром авиации. В составе кабинета остались Чемберлен и Галифакс, Саймон тоже получил министерский портфель.

Мюнхенцы по-прежнему составляли большинство в правительстве. Черчилль держался с ними осторожно и предупредительно. Это объяснялось, во-первых, тем, что в их руках оставалась партийная машина, а без ее поддержки новый премьер-министр не мог обойтись. Во-вторых, расхождения Черчилля с мюнхенцами касались лишь внешнеполитической линии, во всем остальном у них была полная солидарность.

Передвижение в правительственных сферах Англии означало, что на первые роли вышли люди, считавшие, что г политикой "умиротворения" должно быть покончено и что необходимо мобилизовать все силы страны на ведение войны против Германии в защиту английских интересов (они имели в виду, безусловно, империалистические цели). Было бы неверно рассматривать эти изменения как революцию в верхах. Ничего подобного не произошло. Произведенные перемены не затронули основы, то есть власти консерваторов, разделивших ее с лейбористами и либералами в значительной степени номинально. Новые коллеги прежних министров были людьми реакционных угождений, во многом солидаризировались с консерваторами. Если еще учесть то обстоятельство, что Черчилль и Иден сами были консерваторами, причем отнюдь не либерального толка, то нельзя не прийти к выводу об ограниченном характере происшедших в правительстве изменений.