Антони Иден - Трухановский Владимир Григорьевич. Страница 61

Однако так называемые "информированные круги" в Англии были убеждены, что Советский Союз скоро капитулирует перед Германией. Еще накануне войны, 16 июня 1941 г., Криппс, как пишет Иден, сообщил военному кабинету, что "среди дипломатов, аккредитованных в Москве, преобладает мнение, что Россия не сможет противостоять Германии более трех или четырех недель". Генерал Дилл в беседе с Иденом был готов добавить еще несколько недель, но полагал, "что было бы неразумным рассчитывать больше, чем на шесть или семь недоль". И далее Иден резюмирует свои размышления по этому поводу: "У меня было убеждение, что если даже на протяжении короткого времени немцы будут нести в России потери в объеме, превышающем их теперешние потери, то это в какой-то степени облегчит напряжение, испытываемое нами".

Шли недели, месяцы, а пессимистические прогнозы английских генералов не оправдывались. Советский народ и его армия несли тяжелые потери, но сражались с нарастающим упорством. В СССР происходило что-то совсем не похожее на ход войны в Западной Европе. Ценность советского союзника быстро возрастала в глазах лондонского правительства, еще быстрее росли симпатии английского народа к СССР.

Казалось бы, на Даунинг-стрит неизбежно должны были прийти к выводу о необходимости оказать СССР максимальную помощь, чтобы он мог как можно успешнее сражаться против Германии и ее союзников. И естественно, что Советское правительство неоднократно обращалось к английскому правительству с запросами по этому поводу.

В речи Черчилля от 22 июня 1941 г. содержались щедрые обещания, но в них заключался весьма неопределенный смысл. Премьер-министр заверял, что Англия окажет СССР "всю помощь, какую только сможет". "Мы предложили правительству Советской России, - говорил он, - любую техническую и экономическую помощь, которая в наших силах".

Эта же неопределенность осталась и после подписания 12 июля 1941 г. соглашения о совместных действиях правительств СССР и Англии в войне против Германии, по которому обе стороны обязались оказывать друг другу помощь и поддержку всякого рода в этой войне, а также не вести переговоров и не заключать сепаратного перемирия или мирного договора с Германией.

Советский Союз вправе был рассчитывать не только ил помощь со стороны Англии в войне против общего враги, но и на то, что его интересы будут должным образом учтены при послевоенном мирном урегулировании. Проблемы послевоенного мирного урегулирования английское правительство активно обсуждало со своим тогда еще не воевавшим союзником - Соединенными Штатами Америки.

В начале августа 1941 года состоялось совещание Черчилля с Рузвельтом в гавани Арджентия на острове Ньюфаундленд. Руководители правительств двух стран обсудили ряд вопросов, связанных с ходом войны, и приняли Атлантическую хартию, формулировавшую цели войны, которые преследовали их страны. Это те цели, о которых можно было сказать публично и которые должны были стимулировать военные усилия народов. Черчилль говорил, что хартия - это "временное и частичное заявление о целях войны, предназначенное для того, чтобы убедить все страны в наших справедливых целях, а не завершенная схема, которую мы должны осуществить после войны". На совещании говорилось и о конечных целях. Эти цели предусматривали установление после войны англо-американского господства над всем миром. Поэтому предполагалось разоружить все страны, "в то время как Англия и США остаются вооруженными". Эти две страны должны были произвести послевоенное урегулирование для "всех народов во всех землях". США и Англия собирались по-своему определять и место СССР в послевоенном мире. Печать этих стран ставила под вопрос даже советские государственные границы.

В Москве могли не знать деталей переговоров Черчилля с Рузвельтом, но прекрасно понимали империалистические устремления правящих кругов США и Англии. Поэтому проблема согласования позиций по послевоенному мирному урегулированию представлялась столь же важной, как и проблема английской помощи СССР.

Советское правительство настаивало, чтобы Англия осуществила военные акции в Западной Европе с целью оттянуть ряд немецких дивизий с советского фронта, а также ставило вопрос о помощи вооружением и сырьем. В Лондоне отделывались ссылками на невозможность выполнить советские пожелания и... направляли войска на Ближний Восток. Переписка между Сталиным и Черчиллем свидетельствует, что Советское правительство не скрывало своего недовольства подобным положением вещей.

Даже Стаффорд Криппс, наблюдавший в СССР за героическими усилиями советского народа, был возмущен тем, как недобросовестно относится английское правительство к выполнению своих союзнических обязанностей. Он считал, пишет Иден, "что мы, в Лондоне, уделяем мало внимания замечаниям Сталина, и телеграфировал, что не считает полезным свое дальнейшее пребывание в России".

В Лондоне решили успокоить Советское правительст- по дипломатическими средствами, не выполняя, однако, его справедливых требований. Эта щекотливая миссия была возложена на Идена. Вспоминая те времена, он "последствии писал: "В политическом плане отношения Англии с ее великими союзниками были теперь моей главной заботой до конца войны".

В ноябре Черчилль опять, уже более определенно, заговорил о том, что он считает Идена своим преемником. В присутствии министра информации Брендана Бракена, а затем еще двух деятелей консервативной партии Черчилль сказал, что, если с ним что-либо произойдет, бразды правления примет Иден. Постепенно люди привыкли к мысли, что Иден является официальным наследником кресла английского премьера.

Ноябрь и начало декабря министр иностранных дел посвятил подготовке поездки в Москву. Велись долгие разговоры с Черчиллем и начальниками штабов о том, что можно посулить Советскому правительству. Хотели пообещать ряд эскадрилий на южный участок фронта, но затем передумали; уславливались о дополнительных поставках танков и самолетов, но вскоре и это отпало. "Обсуждал военный аспект своей миссии в Москву, - пишет Иден. - Выглядит мрачно".

В конце концов кабинет одобрил меморандум, который Иден должен был вручить Сталину, чтобы "рассеять имеющиеся у него определенные подозрения". К их числу Иден относил предположение Советского правительства, что "мы хотим исключить Россию из англо-американской схемы послевоенного урегулирования, что, устанавливая мир, мы будем игнорировать интересы России" и т. д. В общем то был, по существу, перечень нелояльных замыслов Англии в отношении СССР. Рассеять эти "подозрения" Иден намеревался предложением подписать в Москве "совместную англо-советскую декларацию, провозглашающую наше взаимное согласие сотрудничать не только при установлении мирного урегулирования, но и при поддержании его". Кроме этого, намечалось обсудить с Советским правительством вопросы послевоенной реконструкции и ряд других.

В декларации, которую составил Иден, не содержалось никаких конкретных обязательств. Отсутствие английской помощи Советскому Союзу маскировалось в ней обтекаемыми и неопределенными дипломатическими фразами. Даже Кадоган отнесся критически к этому замыслу. В своем дневнике он назвал проект англо-русской декларации "таким же жидким, как кофе в ресторане".

Отъезд приближался, и 4 декабря Кадоган записал: "Обсуждал поездку в Россию. Дело выглядит так, что мы не сможем предложить русским даже военную технику вместо дивизий. Антони Идену все это крайне не нравится (и справедливо), но он согласился ехать".

Группа Идена выехала из Лондона 7 декабря. Министра сопровождали непременный Кадоган, личный секретарь Идена Оливер Гарви и Фрэнк Робертс, сотрудник центрального департамента Форин оффис, в ведение которого входят отношения с СССР.

В те военные годы трудным было путешествие из Лондона в Москву. Иден отправлялся Северным морским путем. Поездом следовали в Шотландию, а оттуда на крейсере - в Мурманск. Утром 8 декабря группа прибыла на военно-морскую базу Инвергордон, и здесь Иден узнал от Черчилля (позвонившего из Лондона), что японцы напали на американскую военно-морскую базу Перл-Харбор в Тихом океане. Это означало вступление США в войну. "Я не мог скрыть облегчения", - вспоминает Иден об этом телефонном разговоре. Черчилль сообщил, что едет в США, чтобы обсудить с Рузвельтом меры, соответствующие событиям.