Пруссачество и социализм - Шпенглер Освальд. Страница 8

вается в факте мировой войны и в идее мировой

революции, в намерении при помощи фаустов-

ской техники слить в единое целое человеческий

муравейник. Таким образом, современный импе-

риализм хочет овладеть всей планетой. Вавилон-

ский империализм ограничивался передней Ази-

ей, индусский - Индией, античный - доходил

до Британии, Месопотамии и Сахары, китай-

ский - кончался у Каспийского моря. Мы не зна-

ем пределов. Мы превратили Америку посредст-

вом нового переселения народов в часть Западной

Европы; мы заняли все части света нашими горо-

дами, все подчинили нашему мышлению, фор-

мам нашей жизни. Это высшее, из вообще дости-

жимых, выражение нашего динамического миро-

ощущения. В то, во что верим мы, должны верить

все. То, чего хотим мы, должны хотеть все. И так

как жизнь превратилась для нас во внешнюю

жизнь, политическую, социальную, хозяйствен-

ную, то все должны подчиниться нашему поли-

тическому, социальному, хозяйственному идеа-

лу или погибнуть.

Это сознание, становящееся все более и более

ясным, я назвал современным социализмом.

Это сознание обще нам всем. Оно дает себя знать

в каждом человеке от Варшавы до Сан-Франци-

ско, оно подчиняет каждый европейский народ

ярму своей творческой силы.

Но - только нас, наши народы. Античного,

китайского, русского социализма в этом смыс-

ле не существует!

Однако внутри этого мощного всеобщего со-

знания царствуют вражда и разлад. Ибо душа

каждой из этих культур больна одним, но неиз-

лечимым разладом. История каждой культуры

есть бесконечная борьба между народами, меж-

ду классами, между отдельными лицами, меж-

ду свойствами каждого отдельного человека

всегда из-за одного и того же трудного вопроса.

Всякое творение, являясь на свет, тотчас же по-

рождает свое отрицание. Со времени Ницше

нам известна великая, постоянно в новых обра-

зах являющаяся антитеза античного бытия:

Аполлон и Дионис, Стоя и Эпикур, Спарта

и Афины, Сенат и плебс, трибунат и патрициат.

При Каннах^ в лице Ганнибала^ эпикурей-

ский эллинизм боролся со стоическим сенатор-

ским Римом. При Филиппах^ спартанский эле-

мент Рима был побежден афинским в лице цеза-

рей. И еще, в убийстве Нероном^ матери диони-

совский дух, требующий <хлеба и зрелищ>,

одержал победу над аполлоновской строгостью

римской матроны. В китайском мире та же ан-

титеза, проявляясь в жизни и в мысли, в сраже-

ниях и книгах, во все эпохи связана с именами

Конфуция^ и Лао Цзы и с непереводимыми по-

нятиями Ли и Дао. И точно так же нашу судьбу

определяет и будет до последних времен опреде-

лять один и тот же разлад фаустовской души:

противоречие между Готикой и Ренессансом,

Потсдамом и Версалем, Кантом и Руссо, социа-

лизмом и анархизмом.

Тем не менее, эта судьба едина. Противоречие

и противоположность служат высшей реальнос-

ти: Эпикур - лишь другая форма Стои, Эсхил

слил воедино Аполлона и Диониса, а Цезарь -

сенат и плебс. Даосизм и Лао Цзы участвовали

в созидании конфуцианского Китая. Западные

народы, наделенные анархическим инстинктом,

социалистичны в высшем смысле фаустовски-

реального.

АНГЛИЧАНЕ И ПРУССАКИ

Три народа Запада воплотили социализм в выс-

шем смысле: испанцы, англичане и пруссаки.

Во Флоренции и Париже в двух других наро-

дах - итальянцах и французах - оформилась

противоположная ему анархическая идея.

Борьба обоих мироощущений составляет основу

того, что мы называем новой мировой историей.

Против готического духа, который в своем

мощном устремлении к безграничному выявил

себя в образах великих королей и пап, в кресто-

вых походах, в архитектуре соборов, в рыцарст-

ве и монашеских орденах, восстала в XV веке

флорентийская душа. То, что мы называем Ре-

нессансом, есть враждебное готике стремление

к ограниченному известными рамками искус-

ству и вычурному образу мышления, это про-

тест против глубины и ширины фаустовского

миропонимания. Он обнаруживается во множе-

стве разбойничьих государств, во всех этих рес-

публиках кондотьеров, он проявляется в той

политике момента, которая запечатлена в клас-

сической книге Макиавелли, в узком горизонте

всех современных политических расчетов, да-

же самого Ватикана. Во Флоренции возник тип

итальянского человека.

Во второй раз это противоречие обнаруживает-

ся в великом для Франции столетии. Расин^ сто-

ит близко к Рафаэлю^, esprit* парижских сало-

нов близок по стилю духу двора Медичи^. В раз-

бойничьих войнах Людовика XIV^ повторяется

политика Борджиа^ и Сфорцы^. В выражении

<государство - это я> воплощается идеал Ренес-

санса: свободный человек - властелин. Францу-

зы и итальянцы - близкие родственники.

Однако между появлением этих двух народов

пролегло испанское столетие: от штурма Рима

(1527)^, когда испанский дух сломил дух Ре-

нессанса и до Пиренейского мира (1659)^, ког-

да он сам был побежден французским. В Испа-

нии в последний раз возрождается во всем сво-

ем величии готика. В лице кастильских гран-

дов умирает рыцарство - Дон-Кихот, это ис-

панский Фауст, иезуиты - единственная и по-

следняя великая организация со времен тех ры-

царских орденов, которые возникли в борьбе

против неверных. Государство испанских Габ-

сбургов^ осуществило идею Гогенштауфенов,

Тридентский собор^ - идею папства.

Испанско-готический дух барокко создал в за-

падноевропейском мире резко выраженный

строгий уклад жизни. Испанец чувствует себя

предназначенным для великой миссии, не в ка-

честве личности - <Я>, а как часть целого. Он

или солдат, или священник. Он служит Богу или

королю. Только прусский уклад снова возродил

жизненный идеал такой же строгости и такого

же самоотречения. В герцоге Альбе^, человеке

* Дух (фр.).

великого долга, мы должны были бы найти род-

ственные нам черты. Только испанский и прус-

ский народы восстали против Наполеона.

И здесь, в Эскориале^, было создано современное

государство. Широкий размах политики, слу-

жащей интересам династий и народов, кабинет-

ная дипломатия, война как планомерно прове-

денный и обдуманный шахматный ход среди об-

ширных политических комбинаций - все это

идет из Мадрида. Бисмарк был последним госу-

дарственным деятелем испанского склада.

Чувство политической мощи Флоренции

и Парижа находит удовлетворение в спорах

о границах. Лейбниц безрезультатно предлагал

Людовику XIV завоевать Египет, Колумб на-

прасно обращался во Флоренцию и Париж.

Подчинить Пизу, приобрести границу Рейна,

уменьшить владения соседа, унизить неприяте-

ля - вот путь, по которому движется политиче-

ская мысль того времени. Испанский дух стре-

мится завоевать планету, создать государство,