Что такое государство Израиль? - Рабкин Яков. Страница 10

Таким образом секуляризация привела к более существенным переменам среди евреев, чем среди других народов Европы, сохранивших свои национальные черты вне зависимости от степени своей религиозности. В то время как еврей изменил язык, подчас имя и отчество, самое культуру быта и поведения, русский, потерявший веру в результате активной борьбы коммунистов с религией, все равно остался русским – со своими обычаями, языком и культурой.

Если в СССР евреи имели статус национального меньшинства, то в Центральной и Западной Европе они составляли группу конфессиональную, которая формально пользовалась всеми гражданскими правами. Однако на деле ситуация была куда более сложной. Общество противилось интеграции евреев, в особенности их социальному продвижению. Даже евреи, перешедшие в христианство, испытывали на себе это сопротивление, хотя теперь их отвергали уже не по религиозным соображениям, а по этническому признаку.

Существует мнение, что термин «антисемитизм» впервые употребил Мориц Штайншнайдер (1816–1907) – австрийский интеллектуал еврейского происхождения, который в 1860 году выступил против «антисемитских предрассудков» (нападок на «семитские народы») в литературе и прессе, особенно в работах Эрнеста Ренана [74]. В XIX веке отождествление народов и рас с языковыми семьями было обычной практикой. Именно тогда появился термин «семиты» для обозначения народов, говоривших на семитских языках – арабов и, в меньшей степени, образованных евреев, использовавших библейский иврит в религиозных целях. Так как из «семитов» в Европе жили только евреи, термин «антисемитизм» принял значение «антиеврейский». В наши дни ко всем врагам Запада (особенно к арабам) общество испытывает чувства, похожие на антисемитизм. «Все, что говорилось о евреях, говорится теперь об арабах» [75].

Антисемитизм как движение зародился в Германии в 1879 году после создания Антисемитской лиги, целью которой была борьба против «засилья евреев». В соответствии с тогдашними представлениями об антропологии евреев, вне зависимости от их религиозной принадлежности, стали считать расой – это понятие было очень модным на рубеже XIX и XX веков. Любопытно, что арабов, среди которых немало христиан, в наши дни, наоборот, зачастую огульно называют «опасными мусульманами». Историки сходятся во мнении, что придуманное сравнительно недавно понятие «семитские народы» не имеет никакого отношения к объективной реальности. Тем не менее антисемитизм укоренился в массовом сознании жителей многих стран Европы и ее бывших колоний. В Германии он был одним из «кирпичиков» идеологии национал-социализма, которая с помощью огромной бюрократической машины подвергла евреев дискриминации, исключила их из общества и, наконец, попыталась полностью уничтожить. Как уже было отмечено, на целых двенадцать лет, пока нацисты были у власти, процесс эмансипации и интеграции евреев в Европе трагически прервался.

Рост антисемитизма в центральной Европе конца XIX века послужил катализатором для восприятия группой еврейских интеллектуалов протестантской идеи переезда евреев в Святую землю. Зародившийся таким образом еврейский национализм оказался концептуально близок к антисемитизму, утверждавшему, что евреи неспособны стать равными и полноценными членами общества. Сионизм набирал силу прежде всего там, где были сильны антиеврейские настроения и слаба экономика. Именно поэтому лишь очень немногие из британских, французских и американских евреев первоначально примкнули к сионизму, и подавляющее большинство из них до сих пор не покидает свои страны, чтобы переехать в Израиль.

Для сионистов – как евреев, так и христиан – либеральное и мультикультурное общество является одним из главных препятствий для распространения еврейского национального сознания. Сионисты всегда скептически относились к идеям равенства и терпимости, из-за которых более половины евреев мира предпочитает Израилю другие страны. Израильский политолог Зеев Штернхель считает, что для еврейских националистов «принятие евреями либеральных представлений об обществе будет означать конец еврейского народа как самостоятельной сущности» [76]. Теоретики сионизма обвиняют европейский либерализм в том, что, дав евреям право личного выбора, он лишает их возможности жить полной национальной жизнью.

В странах Восточной Европы антиеврейские настроения были куда сильнее. В качестве показательного, хоть и несколько крайнего, примера отметим, что во время геноцида в Восточной Европе выжило меньше евреев, чем в других странах Европы, включая нацистскую Германию [77]. Поэтому совершенно не удивительно, что сионизм и идея переселения в Палестину/Израиль привлекли в основном восточноевропейских евреев. Большинство первых поселенцев и почти все лидеры сионистов в Палестине были выходцами из этого региона.

Задача по превращению еврейского мировоззрения в особую форму национального самосознания была отнюдь не простой. Евреи, желавшие быть частью западного общества, боялись сионизма и отвергали его. Даже в Российской империи, где они страдали от дискриминации со стороны государства, немногие были готовы принять сионизм, а уж тем более переселиться в Палестину. Из 1,2 миллиона евреев, эмигрировавших из России в начале XX века, лишь 30 тысяч направились в Палестину, и только четверть из них осела там [78].

Историк Авинери подчеркивает, что евреи, эмигрировавшие в Америку или Австралию, реагировали на превратности судьбы в соответствии с еврейской традицией: они переезжали из одной страны в другую, минуя «историческую родину». Парадоксальным образом эта верность традиции Изгнания пережила даже отход от соблюдения иудейских заповедей. Подавление религии и принудительное отчуждение от источников традиционного еврейского самосознания не смогли уничтожить ее. Когда Советский Союз открыл двери для эмиграции, подавляющее большинство уезжавших оттуда евреев предпочитало селиться где угодно, но не в Израиле, несмотря на то, что Израиль, в отличие от Палестины во времена Османской империи, предлагал весь набор услуг современного государства, чтобы привлечь и устроить иммигрантов. В конце XX века Израилю приходилось оказывать дипломатическое давление на своих верных союзников США и Германию и просить их запретить или, по крайней мере, ограничить въезд к себе советских евреев [79]. Таким образом израильское руководство остается верным идеям Бальфура, который был убежден, что место евреев – в Палестине, и противился их иммиграции в Великобританию.

Ту же тенденцию можно было наблюдать и в Северной Африке. Большинство евреев, имевших возможность устроиться во Франции, Канаде или США, так и сделали, презрев систему абсорбции, предлагаемую Государством Израиль. Евреи западных стран, как уже было отмечено, также переселяются в Израиль в незначительном количестве. Идеологическая «алия» остается редким явлением. Для верных традиции евреев принятие национального самосознания требовало радикальных изменений мировоззрения. Поэтому, сохраняя в той или иной степени верность иудейству, они становились французами-«израэлитами» или немцами моисеева вероисповедания.

Только Государство Израиль дает евреям свободу отринуть свое духовное наследие и стать «нормальным народом». Новое израильское самосознание облегчает коллективную ассимиляцию, не создавая при этом ощущения измены, свойственного ассимиляции индивидуальной (особенно когда она сопровождается переходом в христианство). Основными признаками нового самосознания становятся язык и территория, в то время как традиционное еврейское самосознание основано, как уже не раз подчеркивалось, на духовности, не зависящей ни от общего языка, ни от общей территории.

Такое перерождение было нелегко осуществить, ибо оно требовало самоотчуждения, взгляда на самих себя со стороны. В ходе эмансипации на евреев оказало влияние фундаментальное для христианства различие между религиозным и светским, что позволяет некоторым ученым говорить о «христианской секуляризации» евреев [80]. Такого рода перестройка еврейского самосознания на западный манер произошла в мусульманских странах на век позже.