Коронованная демократия. Франция и реформы Наполеона III в 1860‑е гг. - Уварова Мария. Страница 6

В середине – второй половине ХХ в. ситуация изменилась в связи с растущей популярностью идей школы Анналов, основанной М. Блоком и Л. Февром, заложившей основы многомерной истории в противовес прежнему убеждению в том, что история может быть исключительно политической и повествовательной. Подход историков к анализу проблемы стал более широким – на первый план выходят социальная, культурная, экономическая история. Именно в это время историки обращаются к масштабному анализу эпохи Второй империи в различных ее аспектах – социальном, идейно-политическом, экономическом, ее начинают определять как часть эпохи «новой Франции», как важную веху в завершении во Франции промышленной революции и социального прогресса [32].

Это направление упрочилось и развилось в 1990 – 2000-е гг. не без содействия крупнейшего во Франции и в Европе специалиста по истории обеих Империй – Жана Тюлара. В это время возобладал полностью «реабилитационный» подход к истории Второй империи и личности Наполеона III – возрастает интерес к императору как мыслителю, появляются работы, анализирующие его теоретические воззрения в разные периоды жизни [33]. Развитие данной тенденции вылилось в создание на базе крупнейших научно-исследовательских центров Франции «Общества друзей Наполеона III» («Les Amis de Napoléon III») [34], объединившего как профессиональных историков, так и любителей и меценатов, интересующихся различными аспектами жизни Второй империи. Не без участия «Общества» автору данной книги удалось в свое время установить контакты с современными французскими исследователями Второй империи и ознакомиться с их работами.

Отдельно следует отметить англо-американскую историографию Второй империи и, в частности, интересующего нас периода. Во многом именно она предвосхитила тот комплексный подход к проблеме, который наметился во французской историографии с 1990-х гг. Она, в отличие от французской историографии, была независима от политических идеологий. Исследования британских и американских историков изначально рассматривали историю Второй империи не как «историю одного преступления», но как период активной политической жизни, социального и индустриального прогресса [35].

Поэтому, как мы полагаем, знакомство с современной зарубежной историографией Второй империи является важнейшим шагом к разрушению многолетнего молчания, сомнений и черных легенд, окружавших Наполеона III и его время. Не говоря уже о том, что это может стать весьма перспективным «мостом» для научного обмена между российскими историками и их зарубежными коллегами, возродить среди отечественного научного сообщества максимально разносторонний интерес к данной эпохе.

Глава I. Оппозиция на пути к власти

1. Десять лет стабильности

Появление и развитие идеи «либеральной империи» и причину, по которой она стала основой реформ, проведенных в 1860-е гг., невозможно объяснить вне политической и экономической обстановки, сложившейся во Франции в это время. Это была эпоха серьезных, глубоких перемен, почти переворота в экономике и общественной жизни. Что же представляла собой Франция в начале 1860-х гг. и почему именно этот период диктовал необходимость преобразований?

В декабре 1848 г. Луи Бонапарт вступил в должность первого в истории Франции президента, избранного всеобщим голосованием, закрепленным в новой конституции Второй республики. Он принял руководство разоренной страной, уставшей от потрясений недавней революции, находящейся на грани гражданской войны, с большими финансовыми долгами, с сомнительной репутацией на международной арене. Президент прекрасно осознавал всю тяжесть ответственности, которую он взял на себя добровольно и к которой он стремился много лет, ибо еще в начале 1830-х гг. молодой Луи Бонапарт начал строить планы будущего переустройства страны. Он не видел себя нигде, кроме политики; более того, он видел себя тем «избранным», кто, подобно его дяде Наполеону I, в самый тяжелый для страны час спасет ее. Луи Бонапарт не просто верил в свое предназначение – он был убежден в нем и прекрасно осознавал его. Конечно, в немалой степени он находился под влиянием романтического флера легенды о скромном офицере, вызволившего Францию из революционного пожара и завоевавшем полмира; однако молодой человек прекрасно чувствовал пульс времени, обладал прагматическим и стратегическим мышлением и, главное, твердой уверенностью в эффективности своей программы и хорошо разработанным планом действий. Кроме того, впечатляющей была и просвещенность этого молодого честолюбца: с юных лет он изучал политические и социально-экономические трактаты выдающихся мыслителей Нового времени – от Просвещения (где в числе его кумиров были Руссо и Адам Смит) до современных ему социалистов Сен-Симона, Оуэна и Бланки (более того, с последним Луи Бонапарт неоднократно встречался, беседовал и обменивался идеями о будущем переустройстве Франции, получив от Бланки весьма лестную характеристику). Луи Бонапарт был не просто «начитан» – он умел с пользой переработать, осмыслить усвоенный им материал и на его основе выстроить собственное понимание проблемы.

Путь Луи Бонапарта к президентскому креслу был не легче, чем путь его дяди к трону, на этом пути были совершены многочисленные ошибки – как незначительные, так и почти трагические (дважды, в 1836 и 1840 г., молодой Бонапарт пытался совершить военный переворот и потерпел поражение, что в итоге закончилось заточением его на несколько лет в крепость Гам). Но именно благодаря этим ошибкам Луи Бонапарт к 1848 г. предстал перед французским обществом опытным, зрелым человеком и политиком с четко выработанной концепцией управления государством, которая при падении Июльской монархии и недолгого социалистического правительства представляла собой незаменимую альтернативу всем программам, пытавшимся вывести страну из кризиса [36]. Луи Бонапарт стал «избранным и единственным». Он заявил о себе в весьма подходящий момент: с одной стороны, общество не желало возвращения монархии ни в каком виде – ни под белым знаменем охранителей «старого порядка» Бурбонов, ни под лицемерным триколором конституционалистов Орлеанов; с другой стороны, в этом обществе не было партии или группы, которая могла бы взять на себя роль национального лидера, объединить вокруг себя чаяния всех социальных слоев, провести реформу без террора и разрушения, взять лучшее и от монархии и от социализма. Объединить, примирить свободу и порядок. Ибо свобода и порядок были двумя главными ценностями, доставшимися Франции от опыта прошлых революций, и они же каждый раз вызывали жестокий раздор между обществом и властью. В 1848 г. даже реакционеры-роялисты понимали, что страна прошла максимальное количество точек невозврата, что право голоса нужно отныне не только зажиточной буржуазии, но и другим группам – средней и мелкой буржуазии, рабочим. В то же время опыт работы демократического и социалистического правительства, принявшего руководство страной в феврале 1848 г., показал, что рабочий класс еще слишком малочисленная и недостаточно хорошо организованная группа населения, и ее интересы отнюдь не представляют интересы всей нации. Социалистические реформы грозили взрывом протеста со стороны буржуазии. Было очевидно, что для чистого социализма Франция еще не созрела. Однако едва ли не более, чем социалисты, были дискредитированы и вызывали скепсис у общества либералы, те, что вместе с Ф. Гизо и А. Тьером привели к власти первого в истории Франции истинно конституционного монарха Луи-Филиппа. Именно правительство Гизо несло ответственность за провальную социальную и экономическую политику 1840-х гг., которая и привела к свержению монархии. Либеральная идея с ее осторожным компромиссом, с ее страхом перед «бунтом черни», с ее принципом избирательного ценза, с ее упованием на монархическую власть как на единственно справедливую на тот момент была жалка и беспомощна [37]. Было очевидно, что время традиционных либералов прошло и что необходимы либо изменения в самой либеральной идеологии, либо устранение либералов с политической арены как изжившей себя партии.