Обретение мудрости - Дункан Дэйв. Страница 6

– Оставь, – быстро сказал Шонсу. – Снесешь кому-нибудь голову – возможно, что и себе.

Катанджи пожал плечами, продолжая улыбаться, и отдал честь вышестоящему в штатской манере. Смущенная Куили ответила ему. Ей очень редко приходилось быть формально представленной Первому; рабов и нищих никогда не считали за людей. Лорд Шонсу не только обладал своеобразным чувством юмора, но и, вероятно, не любил формальностей и ритуалов.

Юный Катанджи был черноглазым бесенком. Его единственна метка на лбу была новой и свежей, черные вьющиеся волосы коротко подстрижены, как у ребенка. В волосах едва держалась заколка, но никакого конского хвоста, естественно, не было. Он был грязен, но не так, как Ннанджи, и на нем не было кровавых пятен. Вспомнив историю Ннанджи, Куили могла предположить, что ученик Катанджи присягнул кодексу воина лишь накануне. Ннанджи, вероятно, был его наставником, поскольку наверняка ни один Седьмой не взял бы под свою опеку Первого. Однако, возможно, этот необычный Шонсу был способен даже на такое.

– Приветствую и тебя, новичок, – сказала Куили.

Его большие глаза с серьезным видом смотрели на нее.

– Твое любезное гостеприимство уже ясно для меня, ученица. – Его взгляд опустился ниже, задержавшись на ее одежде.

Куили посмотрела вниз и увидела, что весь ее правый бок испачкан, на выцветшем желтом одеянии отчетливо выделялись полосы жира, и возможно, даже крови, оставшиеся после того, как ее обнимал Ннанджи. Она подняла взгляд со смешанным чувством стыда и гнева, и в тот же момент новичок Катанджи отвернулся, нарочито ухмыляясь. Наглый чертенок!

– Больше нет заблудших душ, капитан? – обратился лорд Шонсу к двоим остававшимся в лодке мужчинам. – Тогда, может быть, вы сойдете на берег поесть и отдохнуть, прежде чем отправляться в обратный путь?

– О нет, милорд. – Капитан был толст и подобострастен. Вероятно, он был очень рад, что избавился от столь странного груза. Считалось, что Меняющий Курс на борту приносит кораблю счастье, и обычно Богиня быстро отсылала его обратно домой, но лорд Шонсу был беспокойным пассажиром.

– Мы не можем заставлять Ее ждать, милорд, – объяснил моряк.

– Да пребудет Она с тобой. – Шонсу протянул руку к мешочку на поясе и бросил вниз несколько монет, блеснувших в лучах солнца. Свободные меченосцы платят золотом простым лодочникам?

– Ну что ж, ученица. Семеро из нас хотели бы позавтракать. – Лорд Шонсу снова повернулся к Куили, находясь явно в хорошем расположении духа. Его веселил ее изумленный вид. Двое воинов, две рабыни, юноша, ребенок и нищий? Что это за армия?

Затем он снова угрожающе нахмурился, глядя вдоль пристани на исчезающую в ущелье дорогу. Он резко развернулся к Ннанджи.

– Транспорт?

На лице Ннанджи отразился ужас, и он вытянулся в струнку.

– Я забыл, милорд.

Забыл ? Ты?

Ннанджи судорожно сглотнул.

– Да, милорд.

На мгновение Шонсу бросил взгляд на Куили, потом снова на Ннанджи.

– Надеюсь, такое случилось впервые, – мрачно сказал он. – Ученица, у нас проблема. Полагаю, нам придется карабкаться по крайней мере до вершины этой скалы?

– Боюсь, что да, милорд.

Шонсу снова повернулся к лодочникам, возившимся с парусами.

– Подождите! Бросьте нам несколько тюфяков… и тент. Спасибо. Счастливого пути! – Он нагнулся, отвязывая канат. Ннанджи подскочил к другому, внимательно глядя за тем, что делает Шонсу и в точности копируя все его действия.

Кандору никогда не стал бы играть роль матроса или носильщика, однако этот странный Седьмой собрал тюфяки и парусину и направился вдоль пристани в сторону берега; изумленная Куили вынуждена была семенить рядом с ним.

– Ученица, ты можешь найти для нас повозку? Старик, вероятно, справился бы, но Телка… – Он снова ухмыльнулся, произнося это имя. – Дорогая Телка потеряла сандалию. Я не могу позволить, чтобы она повредила свои прекрасные мягкие ножки.

– Я уверена, что сумею найти повозку, милорд, – сказала Куили. Повозка для лорда седьмого ранга? И остались ли в селении мужчины, чтобы запрячь лошадь? Она достаточно часто видела, как это делается…

– Вот и прекрасно, – весело сказал Шонсу. Они достигли берега, где пристань нависала над сухими камнями. Он быстро расстелил на досках парусину, потом спрыгнул вниз и положил под ним тюфяки. Когда подошли его спутники, он протянул руки и безо всяких усилий спустил их вниз.

– Нам здесь будет достаточно удобно, пока ты не вернешься.

– Постараюсь обернуться как можно скорее, милорд.

– Спешить некуда. Мне нужно побеседовать наедине с Ннанджи. И сейчас, похоже, как раз подходящая возможность. – На его лице снова появилась добродушная улыбка.

Куили что-то смущенно пробормотала – она была сама не уверена, что именно – и направилась в сторону дороги. Когда она вошла в ущелье, солнце скрылось за облаками, и Мир стал более мрачным и тусклым. Она не солгала, но оставила этих воинов в неведении относительно угрожавшей им опасности. Она должна попытаться предотвратить кровопролитие. Милосердная Богиня ! Кого она должна была защищать – работников, или колдунов, или воинов?

3

Уолли медленно возвращался вдоль пристани, собираясь с мыслями. Его сапоги гулко стучали по обветренным доскам, и в унисон им отдавались шаги шедшего рядом Ннанджи. Ннанджи в напряженном молчании ждал, какими открытиями намерен поделиться с ним великий лорд Шонсу.

Пристань была покрыта слоем навоза – вероятно, община поставляла скот в ближайший город, Ов. Река была очень широкой, дальний берег был едва различим, и ни один парус не нарушал монотонности серого неба и безжизненной воды. Возле Ханна Река была примерно такой же ширины, однако Ханн находился в четверти Мира отсюда. Река была везде, как сказал Хонакура, и за всю свою жизнь, разговаривая с пилигримами в храме, он ни разу не слышал каких-либо слов о ее источнике или устье. Вероятно, она была бесконечна, и везде примерно одна и та же, что с точки зрения географии было просто невозможно. Река была Богиней.

Ни одного паруса…

– Лодка исчезла!

– Да, милорд, – в голосе Ннанджи даже не прозвучало удивления.

Уолли поежился при виде подобного проявления божественной силы, но заставил себя вернуться к более насущным мыслям. Он уже дважды рассказывал свою историю, но на этот раз все должно было быть сложнее. Хонакура отнесся к ней как к упражнению в теологии. Веря во множественность миров и бесконечную последовательность жизней, он был озадачен лишь тем, что умерший Уолли Смит перевоплотился во взрослого Шонсу, а не в ребенка. Это было чудом, но жрецы могли поверить в чудеса. Хонакура хотел услышать о Земле и о предыдущей жизни Уолли, но Ннанджи это не интересовало.

Джию не заботил механизм или сущность происходящего. Ее вполне удовлетворяло, что человек, которого она любит, скрыт внутри тела воина, невидимка без ранга или гильдии, столь же чуждый Миру, как и она сама. Лишь благодаря этому рабыня посмела полюбить Седьмого. Отношение Ннанджи к подобному было бы совершенно иным.

Двое дошли до конца пирса и остановились.

– Ннанджи, мне нужно кое в чем признаться. Я никогда тебе не лгал, но я не сказал тебе всей правды.

Ннанджи моргнул.

– Зачем? Это тебя Богиня выбрала в качестве Ее посланника. Для меня большая честь, что мне позволено тебе помогать. Тебе незачем что-то еще мне говорить, лорд Шонсу.

Уолли вздохнул.

– Значит, похоже, я тебе все-таки солгал. Я сказал, что мое имя Шонсу… но это не так.

Глаза Ннанджи расширились – странные бледные пятна на чумазом лице. Ни один мужчина Народа не мог выглядеть небритым, но его рыжие волосы накануне почернели от смеси угля и жира. Последующие приключения добавили к этому гуано и паутину, дорожную пыль и кровь. Размазанная не слишком тщательно, образовавшаяся в результате грязь придавала ему комичный и нелепый вид. Однако шутить с Ннанджи не стоило. Ннанджи стал смертоносным убийцей, слишком молодым для того, чтобы можно было доверять – с его искусством владения мечом, которому столь быстро научил его наставник, или могуществом, которое он получил вместе со своим новым рангом – воин-Четвертый потенциально был способен нанести громадный ущерб. Ннанджи, вероятно, находился под неослабным контролем, пока его возраст и возможности не стали соответствовать друг другу. Возможно, именно поэтому боги повелели, чтобы он был неотвратимо связан колдовской клятвой, к которой вела нынешняя беседа.