Обретение мудрости - Дункан Дэйв. Страница 8

А! Ннанджи ожидал, что услышит нечто подобное.

– Тысяча сто сорок четвертая? Последняя сутра?

Уолли кивнул.

– Она касается четвертой клятвы, клятвы братства. Она почти столь же ужасна, как клятва на крови, за исключением того, что она связывает двоих как равных, не как сеньора и вассала. Фактически, она еще более серьезна, Ннанджи, поскольку она первостепенна, абсолютна и необратима .

– Я не думал, что Богиня допускает необратимые клятвы.

– Видимо, в отношении этой допускает. Думаю, вот почему в загадке говорится «скуешь». Если мы принесем эту клятву, мы оба окажемся скованы одной цепью, Ннанджи!

Ннанджи кивнул, находясь под впечатлением сказанного. Они снова пошли дальше.

Уолли дал ему возможность немного подумать.

– Но… ты не знаешь своей – Шонсу – истории, наставник. У тебя – у него – где-то может быть настоящий брат?

– Я об этом тоже сначала думал: что я должен разыскать брата. Но бог удалил родительские метки Шонсу, и, вероятно, это было намеком. Действие клятвы ограничено, Ннанджи. Ее могут принести лишь два воина, спасших друг другу жизнь. Это никогда не может случиться по кодексу чести, лишь в настоящей битве. Думаю, вот почему вчера мы оказались в самой гуще той бойни. Я спас тебя от Тарру, ты спас меня от Ганири. Таким образом, ты тоже принял участие в моей миссии, и теперь мы можем принести клятву.

При первой возможности Ннанджи уселся бы, скрестив ноги, чтобы выслушать сутры, так что Уолли начал еще до того, как он успел это сделать. Речь его была короткой, а сутры намного менее парадоксальны или таинственны, чем некоторые. Ему требовалось произнести эти слова лишь однажды – Ннанджи никогда ничего не забывал.

Потом они молча пошли дальше; Ннанджи снова хмуро смотрел на доски и шевелил губами. Очевидно, четвертая клятва доставляла ему беспокойство, и Уолли стало несколько не по себе. Он был уверен, что разгадал первую строку загадки, и что от него требовалось принести эту невероятную клятву вместе с этим бандитского вида молодым воином. Но что бы он стал делать, если бы Ннанджи отказался? И почему тот не испытывал страстного желания поклясться? Он должен был ликовать при возможности стать братом величайшему воину в Мире.

– Как-то это все неправильно, наставник, – наконец сказал Ннанджи. – Я ведь только Четвертый. Эта же клятва, похоже, подходит лишь равным.

– В ней ничего не говорится о равенстве.

Ннанджи недовольно надул губы и потянул за длинные волосы.

– Мне нужна твоя помощь, Ннанджи, – сказал Уолли.

– Помощь, наставник? – рассмеялся Ннанджи. – Моя?

– Да! Я великий воин, но я чужой в этом Мире. Я знаю о нем меньше, чем Виксини. Слишком многое мне неизвестно. Например: почему ты всю ночь в лодке провел с мечом на спине? Надо полагать, это несколько стесняло тебя с Телкой?

– Не особенно, – ухмыльнулся Ннанджи. Затем он озадаченно посмотрел на Уолли. – Это в обычаях свободных, наставник.

– Об этом нет ничего в сутрах – по крайней мере, я не нашел.

– Значит, наверное, это просто традиция. Однако свободный меченосец никогда не снимает своего меча. Лишь для того, чтобы помыться – или для того, чтобы им воспользоваться. – Он нахмурился, обеспокоенный тем, что его наставник не знает столь элементарных вещей.

Если Шонсу был свободным меченосцем, то не стоило проходить мимо этой информации – в памяти Уолли наблюдались провалы в самых странных местах. Даже в постели? Конечно, это могло быть частью секретов свободных меченосцев, но это был крайне неудобный обычай.

– Что ж, это лишь показывает, насколько я невежествен. Если ты лишь находишься под моим покровительством, вряд ли ты захочешь критиковать меня, или давать советы в тех случаях, когда, по-твоему, я совершаю ошибку. Есть вещи, которые станет делать брат, но не станет делать обычный подопечный.

– Если бы ты позволил мне снова поклясться на крови, наставник, – с надеждой предложил Ннанджи, – ты мог бы приказать мне давать тебе советы.

– А я тоже мог бы приказать тебе заткнуться! Как мой вассал, ты был бы немногим лучше раба, Ннанджи. Я никогда ни от кого не приму третьей клятвы, и определенно никогда – от тебя.

Ннанджи нахмурился чуть сильнее.

– Но как я стану к тебе обращаться? Четвертый не может называть Седьмого братом!

Это был не пустой вопрос. Способ обращения друг к другу обозначал отношения между воинами, и мог предупредить потенциального соперника, что дело может идти о долге мщения. Как только они принесли вторую клятву, он начал называть Уолли «наставник» вместо «милорд».

– «Брат» будет в самый раз. Можешь обращаться ко мне, как тебе нравится. Возможно, часто тебе захочется назвать меня «придурок».

Ннанджи вежливо улыбнулся.

– Это большая честь для меня, наставник… но ты уверен?

Уолли облегченно вздохнул.

– Со всей определенностью – и в этом частично и твоя заслуга, адепт Ннанджи.

На лице Ннанджи под грязными пятнами проступил румянец.

– В чем заключается ритуал?

– Никакого ритуала, похоже, нет. Почему бы нам просто не произнести слова и не пожать друг другу руки?

Итак, пока воды Реки мягко ударялись об основание пристани под ними, как бы тихо аплодируя, Шонсу и Ннанджи произнесли клятву братства и обменялись рукопожатием. Что ж, первая строчка загадки разгадана… однако что дальше?

Ннанджи робко улыбнулся.

– Теперь у меня есть наставник Шонсу и брат Уолли Смит?

Уолли торжественно кивнул.

– Лучшие в обоих мирах, – сказал он.

– Они продолжали шагать вдоль старой, полуразвалившейся пристани. С низко нависшего серого неба все так же моросил мелкий дождь. Серой была и Река, серыми были и скалы, за которыми лежала неизвестность. Эти унылые, насквозь промокшие места должны были действовать угнетающе, особенно до завтрака и после очень короткой ночи, однако Уолли упрямо продолжал пребывать в приподнятом настроении. Ему удалось сбежать из храма, из опасной ловушки, в которой он находился в течение всего своего короткого пребывания в этом Мире. Он доказал, что может быть воином, и может удовлетворить Богиню в этой роли, играя ее так, как ему казалось нужным, но не обязательно так, как играли ее здешние воины железного века. Теперь ему должен был представиться шанс познакомиться со всей новой планетой и ее древней и сложной, хотя и примитивной, культурой. Он чувствовал себя так, словно период обучения наконец завершился.

Далее, жрица сказала, что здесь нет воинов. Воинам принадлежала монополия на насилие. В отсутствие воинов опасность была маловероятна. Какова бы ни оказалась его миссия, она определенно включала в себя воинов, так что она, похоже, еще не началась. Возможно, ему предстояли новые испытания или уроки, но ему также могли полагаться и каникулы. Он повторил про себя наставления полубога: «Иди и будь воином, Шонсу! Будь честным и доблестным. И наслаждайся жизнью, поскольку Мир теперь принадлежит тебе». В его мыслях промелькнуло фантастическое видение похожей на эльфа жрицы, и он поспешно упрекнул себя в том, что становится ничем не лучше Ннанджи. У него была Джия. Ни один мужчина не мог бы пожелать большего.

– Что сейчас происходит, милорд брат? – нетерпеливо спросил Ннанджи.

Они дошли до парусины, укрывавшей остальную часть компании.

– Идем посмотрим! – Уолли ловко опустился на доски и заглянул под пристань.

Новичок Катанджи поспешно отодвинулся от Телки. Конечно, это был хороший способ согреться, но его брат вряд ли бы это одобрил. Мгновение спустя Ннанджи уже был рядом с Уолли.

Богиня подобрала странную компанию Ее защитнику. Число семь было священным, так что компания Уолли состояла из семерых. В отношении Ннанджи все было понятно, а старый Хонакура мог быть бесценным источником знаний и информации – если сочтет нужным, поскольку временами он мог непостижимым образом замыкаться в себе. Но две рабыни, юноша и ребенок – какой смысл был в них? За спиной Уолли был седьмой меч Чиоксина, который Хонакура назвал наиболее ценным движимым имуществом в Мире. Полубог предупреждал его, что за мечом могут охотиться воры. Зачем его миссия требовала столь бесценного меча, само по себе было тайной; любого обычного клинка было бы достаточно при непревзойденной ловкости Шонсу. Зачем же ему дали сокровище, притом не обеспечив соответствующей охраной?