Разбойничья дорога - Дункан Дэйв. Страница 51

Мы разом застыли. В коллекции останков произошло пополнение. Только теперь рядом с потемневшими от времени костями белела плоть. Сотня маленьких красных глазок злобно уставилась на нас, и маленькие мохнатые звери нехотя разбежались, прервав трапезу. Ториан шагнул вперед посмотреть; я повернулся и бросился к лестнице. Ноги были словно ватные, голова шла кругом, сердце рвалось из грудной клетки. Шатаясь, начал я подниматься по ступеням, но несколько раз мне пришлось останавливаться и, прислонясь к стене, пережидать приступ слабости.

В голове все мгновенно прояснилось. Вряд ли я поднялся высоко; скорее всего я находился чуть выше уровня земли, но перемена была ощутимой и очень своевременной. Уж не сдала ли Майана, подумал я, подвал своего храма в аренду какому-нибудь богу с дурным характером, который терпеть не мог гостей? Я сел на ступени и отдышался в ожидании моего спутника. Я видел, как его фонарь показался в углу и начал подниматься, и вот он уже подошел ко мне с фонарем в одной руке и топориком в другой, отбрасывая за собой исполинскую тень на потолок. Он остановился не доходя одной ступеньки до меня, но садиться не стал. Он так и стоял, глядя на меня сверху вниз и жадно глотая свежий воздух.

– Кто-то знакомый? – спросил я с надеждой, думая о Фотии.

– Нет.

– Скажи. Я не буду визжать.

– Женщина. Почти девочка. Ничего особенного. Не из благородных, не жрица: у нее руки в мозолях.

– Ясно. Как она умерла?

– Страшно, – тихо ответил Ториан. – В основном кулаки. Но в конце концов ее задушили. Он делает так, когда его оттаскивают. Кому бы ты ни рассказывал потом об этом, Меняла Историй, не забудь об этой девочке.

– Обещаю.

– Она здесь совсем недавно.

– Да, конечно.

– А теперь придется убрать свет. И пусти-ка ты меня идти первым, Коротышка.

Я не стал спорить.

Подъем на вершину занадонского зиккурата долог и крут. Сравнивая потом наши воспоминания, мы сошлись на том, что он не прерывается ни площадками, ни поворотами, и если лестница и виляет немного из стороны в сторону, то слишком незначительно, чтобы обращать на это внимание. Если бы мы продолжали освещать себе путь, нас можно было бы видеть сверху. Однако у нас был с собой тлеющий трут, и в мои обязанности входило держать его в кожаном мешке – так мы в любую минуту могли зажечь фонарь. Как многие другие хорошие изобретения, трут не всегда ведет себя так, как от него ожидалось.

Я не могу даже приблизительно сказать, сколько мы поднимались вот так – казалось, за это время можно сжать поле пшеницы перочинным ножиком. Ступени были разной высоты, и нет ничего более раздражающего, чем подъем по неровной лестнице, даже при свете, – разве что спуск. В темноте же подобное занятие превращается в пытку. Что еще хуже, Ториан спешил. Наша тактическая позиция была уязвимой, и он твердо был убежден в том, что скорость – одно из главных преимуществ в военном деле. Я не хиляк и готов поспорить, что не уступлю ему в ходьбе, но тут начал отставать. Сначала я оступался, обдирая руки и колени, натыкался на него сзади и бормотал проклятия. Потом он оторвался от меня, и я перестал натыкаться на него.

В конце концов, когда я отказался от надежды догнать Ториана и просто плелся в одиночестве, я услышал сквозь собственное дыхание и грохот сердцебиения какие-то странные звуки. Они раздражали меня, ибо я никак не мог понять их происхождения. Потом я услышал их снова и решил, что это храм сотрясается на своем основании.

На третий раз звук оказался громче, и я понял, что это голос Зомаппа. Должно быть, молния ударила ближе, так как я на мгновение увидел своего спутника далеко впереди и выше. Гроза бушевала почти над нами.

Я подумал об этом немного, не отвлекаясь от борьбы со ступенями. Сильные грозы пугают; это не может не произвести впечатления на толпу. Если ливень сильный, он прогонит зрителей с площади – но жрецы могут укрыться в кельях. Гром заглушит подозрительные звуки. Зато молнии могут высветить то, что не стоило бы высвечивать… В целом гроза была ободряющим признаком. Возможно, это Балор посылал своего брата нам на помощь. Зомапп – вестник богов, а не только их орудие.

Потом я снова увидел Ториана, на этот раз ближе. Свет не погас совсем, но остался, слабый и трепещущий. Гром зарокотал еще раз, громче.

Ториан остановился. Я подошел и выглянул у него из-за плеча. Перед нами была потайная комната за молельней, и пламя свечи отчаянно трепетало. Из светового проема в потолке сыпались дождевые капли. Потом все осветилось лиловой вспышкой, чтобы тотчас же снова погрузиться в темноту.

Увиденное продолжало стоять у меня перед глазами, и по мере того, как глаза снова привыкали к слабому свечному свету, я начинал различать детали. За последних три дня в комнате произошли изменения. Теперь она была прибрана и казалась более обжитой. В ней стоял новый стол с хлопающей на ветру белой льняной скатертью. Даже глядя снизу, я видел, что на нем стоят серебряные тарелки. Кушетка исчезла, а стулья переместились к столу. Мне показалось, что сундуков стало меньше. Возможно, здесь провел последние три дня Грамиан Фотий, хотя почему-то я в этом сомневался. Скорее уж это напоминало комнату для совещаний, штаб заговора.

Гром ударил над головой и продолжал рокотать, удаляясь.

В забавном мы оказались положении. Враги могли выйти на нас с трех сторон – по лестнице из подземелья, через тайную дверь из молельни или спуститься сверху по другой лестнице, которую мы еще не обследовали.

– Тащи фонарь. – Ториан перешагнул последние ступени, зашел за угол и исчез на второй лестнице.

Роясь в мешке в поисках трута и фонарей, я подошел к столу. Трясущимися от спешки руками я сначала выронил свечу из моего фонаря, потом обжегся о трут – без которого я вполне мог обойтись. Сообразив, я попробовал зажечь фонарь от стоявшей на столе свечи, но тут порыв ветра задул ее. Мне пришлось шарить руками по полу, пытаясь найти трут. В конце концов мне удалось-таки зажечь фонарь, и комната снова выступила из темноты. Покидав в мешок все свое барахло, я поспешил за Торианом. Дождь усилился.

Эта лестница оказалась более пологой и шла вдоль главного фасада храма. Вскоре я увидел перед собой две ноги – сперва я принял их за два сосновых ствола, – стоящие на верхней ступеньке, но они двинулись в сторону, освобождая место для меня. Остальная часть его тела находилась в верхнем помещении. Я стал рядом с ним, поднял фонарь – и из темноты выступили лица. Я пискнул что-то и чуть не уронил фонарь.

– Ш-шш! – прошептал он.

Это были статуи. Мы оглядывались в большом, высоком помещении, уставленном с одной стороны изваяниями, а с другой – сундуками и какими-то непонятными узлами. Потолка я почти не видел, понял только, что он сводчатый. Стоявший прямо передо мной молодой человек хитро улыбался, и я вспомнил Роша с площади. Правда, нижняя часть тела у этого юноши отсутствовала – вот почему он смотрел сейчас прямо мне в лицо. За ним виднелась однорукая матрона.

Свалка. Жрецы использовали это место, чтобы складывать сюда старье. В самом деле, что делать с поврежденным богом или богиней? Ломать – святотатство. Молиться – богохульство. Все, что остается, – это убрать их с глаз долой. Это было место, где умирают боги.

Медленно одолели мы последние несколько ступеней и оказались в неземном обществе. Направо и налево тянулся узкий проход. Куда идти?

Ториан схватил меня за плечо.

– Кажется, слева мелькнул свет, – шепнул он. – Прикрой фонарь!

Я сунул фонарь в мешок. Стало темно. Я стоял в кромешной тьме, балансируя на верхней ступеньке и отчаянно стараясь не стучать зубами, – мне представлялось, как изваяния, пользуясь тем, что мы их не видим, подкрадываются к нам.

Узкие лучи света прорезали темноту над головой и исчезли. При первом посещении храма мы обнаружили отверстия, скрытые в декоративном карнизе, что шел по периметру верхнего яруса пирамиды. Скорее всего это были узкие трубы, пригодные для вентиляции, но не для того, чтобы пропускать свет. На улице грохотал гром – сюда он проникал сильно приглушенный. Он доносился скорее даже по лестнице снизу. Все же воздух здесь был свежий, и я даже ощущал его движение.