В шутку и всерьез - Котов Александр Александрович. Страница 25

Смятение охватило ряды сторонников дружбы с русскими. Весь субботний день руководители общества раздумывали над трудной проблемой: проводить лекцию или нет? При таком политическом напряжении в стране легко нарваться на самые крупные неприятности и этим навредить делу сплочения наших народов. Перебрав разнообразные "за" и "против", руководство все же решило: лекцию проводить. В течение многих часов я заново обдумывал каждое слово, какое намеревался произнести, каждый факт, о котором собирался сообщить на лекции. Ведь теперь она приобретала особую окраску.

И вот настало воскресенье. За четверть часа до выступления я пришел в огромный, казавшийся пустым дом, где помещалось общество дружбы. Там было всего два активиста. Вскоре пришло еще человек пять слушателей. У всех подчеркнуто бравый вид: видно, лишь после больших колебаний они отважились пойти навстречу опасности. А она была. Так, например, слишком уж быстро бегали глазки у некоторых пришедших позже аргентинцев, и нетрудно было понять, кем они сюда присланы.

И тут возникло новое затруднение: активист, вызвавшийся быть переводчиком и уж какую неделю заботившийся о судьбе лекции, именно в субботу "заболел" и сообщил, что прийти не сможет. К счастью, среди собравшихся оказался другой аргентинец, знающий русский язык. Теперь все было в порядке, и вот я уже на небольшом возвышении в конце зала. В последний раз приказываю себе быть осторожным и внимательным к каждой фразе.

Минут сорок я рассказывал слушателям об успехах моих коллег – советских спортсменов. Но больше всего я говорил, конечно, о шахматных делах, о методах изучения шахматного искусства нашими гроссмейстерами.

После лекции посыпались вопросы. Они были вызваны искренним желанием узнать о развитии спорта в СССР. Но нашлись и такие синьоры, которые явно ставили своей целью сорвать впечатление от лекции, хоть чем-нибудь навредить делу сближения наших стран.

– Мой знакомый вот уже третий месяц не может получить визу в Советский Союз, – на чисто русском языке сказал вдруг один из слушателей.– Скажите: всем так трудно получать визу за железный занавес?

Какой невезучий аргентинец! И надо же было ему попасть со своим провокационным вопросом в самый невыгодный момент. Я невольно встрепенулся при его словах, как воин, знающий, что в совершенстве вооружен против наступающего неприятеля.

Я рассказал о тысячах туристов, ежегодно посещающих мою страну, о деловых, научных, торговых визитах. А что говорить о контактах деятелей культуры и спорта! Но как иногда бесцеремонно поступают власти других стран, когда речь идет о визите советских людей! Вот мы с Кересом имели приглашение из шести стран Латинской Америки. Только три из них дали нам визы, остальные – Перу, Венесуэла, Колумбия – прислали короткий, резкий ответ: в визе отказать! Вот вам и свобода, о которой так любят кричать продажные писаки буржуазных газет! "Чем кумушек считать трудиться, не лучше ль на себя, кума, оборотиться!" – привел я строки из крыловской басни, хотя и доставил этим трудности моему переводчику.

Грубый запрет властей трех латиноамериканских стран вызвал много толков среди шахматистов Аргентины. Действительно, получилось совсем уж нелепо: пригласили, прислали вырезки из газет с извещением о приезде – и вдруг отказ, да из нескольких стран сразу. Чувствовалось, что тут поработала чья-то сильная рука. Причину объяснил нам Найдорф,

– Что вы хотите! – воскликнул опытный международный "волк". – Шахматисты приняли бы вас с распростертыми объятиями. А вот кое-кому такая встреча не по душе. Позвонил кто-нибудь из американского посольства в министерства иностранных дел этих стран и сказал: лучше, если коммунистов не будет, пусть даже шахматных гроссмейстеров.

– Нет, у нас этого не получится! – заверил меня и Кереса Вальтер Адер, представлявший Чили на турнире в Мар дель Плата.

– Почему?

– Мы научились стоять на своем.

Он оказался прав: приехав в эту интереснейшую страну на краю южноамериканского континента, мы убедились, что демократические силы Чили заставляют считаться с собой власть имущих.

Чтобы добраться из Буэнос-Айреса до Сант-Яго, мы пролетели часа два над Аргентиной и оказались над Кордильерами. Мне приходилось не раз пересекать горные хребты, но раньше я ничего подобного не видывал. Столица Чили разместилась у самого подножья Кордильер, и если бы самолет забрался высоко над хребтом, ему приходилось бы уходить далеко в океан для снижения и разворота. Экономя время, пилоты последние километры перед аэродромом пробираются среди бесчисленного множества горных вершин, которые буквально захватывают вас в плен. Буро-зеленые массивы виднеются спереди, по бокам, сзади. Они грозят низвергнуть в пропасть дерзкого пришельца.

Временами за окном самолета появляется сияющая на солнце белая вершина; словно шапочка кокетливой женщины, покрывает снег голову гигантской каменной глыбы. Пассажиры бегают от окна к окну. Всем хочется рассмотреть горные пейзажи невиданной красоты. Особенно много народа столпилось у переднего кресла, где маленький седоволосый старичок оживленно что то объяснял по-испански. Мы уловили лишь название высшего пика Кордильер – Аконкагуа. Как жалели мы впоследствии, что не познакомились в пути со старичком! Только на аэродроме в Сант-Яго нас представили этому крупнейшему чилийскому ученому, возвращавшемуся с Международного конгресса медиков в Монтевидео.

В момент знакомства я выразил через переводчика сожаление по поводу того, что не понимал его "воздушного" рассказа. Профессор рассмеялся.

– Действительно жаль! Ведь мы могли с вами два с половиной часа говорить.., по-русски! Мне одно время послышалась в салоне русская речь, но шум моторов помешал разобрать как следует. Но ничего, мы это компенсируем.

Так мы приобрели в Чили нашего первого "нешахматного" друга. Читатель узнает в дальнейшем, каким замечательным человеком является профессор Александр Аронович Любшютц.

Встреча на аэродроме в Сант-Яго превзошла все ожидания. Она показалась нам особенно радушной после тех разговоров, которых мы наслышались в Аргентине.

– Куда вы едете? Смотрите, что там делается! – предупреждали нас. Положение в Чили было, мягко выражаясь, невеселое. Не говоря уже о землетрясениях, только что сотрясавших Сант-Яго, настораживали бурные политические события, развернувшиеся тогда в стране.

"Танки на улицах Сант-Яго!", "В столицу Чили введены войска!" – кричали заголовки аргентинских газет. До шахмат ли в эти дни? Не лучше ли прямо из Буэнос-Айреса вернуться домой? Не скрою, мы с Кересом долго колебались. Наконец решили принять приглашение Чилийской шахматной федерации и ни минуты потом не раскаивались. Ибо нас окружали настоящие друзья, сделавшие наше пребывание в стране радостным и полезным для общего дела популяризации шахмат.

Неутомимый организатор Вальтер Адер предпринял отчаянные усилия, чтобы провести в Сант-Яго приличный по составу турнир. А сперва в его распоряжении не было ни помещения для игры, ни бланков для записи партий. К чести этого энергичного человека, всеобщая оценка состоявшегося турнира была наивысшей.

Как и в Мар дель Плата, первый приз завоевал Пауль Керес, мне пришлось ограничиться вторым. Произошло это "по вине" талантливого шахматиста, писателя и крупного общественного деятеля Иоахима Гутьереца. Он в первый же день добился совершенно выигрышной позиции против Кереса. Может быть, чилийцу и удалось бы одержать верх над популярнейшим в мире гроссмейстером, если бы в дело не вмешалась его жена.

Когда победа Гутьереца стала лишь вопросом времени, я заметил, что чилиец внезапно забеспокоился. Но еще больше волновалась его красивая жена. Много раз она подходила к своему высокому черноволосому мужу и о чем-то оживленно с ним переговаривалась. Потом склонялась к шахматному столику и долго искала среди фигур ответа на какие-то волнующие ее вопросы.