Четвертая вершина - Санеев Виктор Данилович. Страница 10

Труднее приходится тренеру. Он, несомненно, возбужден и встревожен случившимся. Даже не самим фактом рекорда в «квалификации», а тем, как это подействует на нас. Не выбьет ли из колеи, не снизит ли соревновательного настроя? Витольд Анатольевич старается нас успокоить, говорит, что вечером итальянцу не повторить своего результата, что он «сгорит» до финала. «Вечером» — это Креер говорит по старой привычке. Раньше, когда он сам выступал, «квалификация» проходила утром, а основные соревнования — вечером того же дня. Так и повелось у прыгунов основные соревнования называть «вечером». А вечер-то только завтра.

На меня, по правде говоря, прыжок Джентилле за 17 м если и произвел впечатление, то только потому, что он произошел в «квалификации». Я уже говорил, что внутренне был убежден — в Мехико прыжки за 17 м не будут редкостью. А вот на Колю Дудкина это, по-моему, подействовало. Одно дело, когда о таких прыжках говорят предположительно, и совсем другое — вот так сразу воочию убедиться: прогнозы становятся реальностью.

В тот день мы не пошли на стадион, чтобы сберечь нервную энергию. И признаться, я не пожалел об этом. Все-таки зрелище борьбы по телевидению не так возбуждает, как если ты сидишь на трибунах, да еще в окружении темпераментных мексиканских болельщиков. А волноваться нас заставил не кто иной, как мой сосед по комнате Янис Лусис, чего я никак не ожидал.

Я думал, да, признаться, и не я один, что уже в первой, ну в крайнем случае во второй, попытке в секторе для метания копья все станет ясно. Лусис метнет снаряд за 90 м, и остальным придется только разыгрывать серебряную и бронзовую медали. Но случилось совершенно непредвиденное. Бросок шел за броском, попытка за попыткой, а Янису все никак не удавалось сделать ни одного «своего» броска. Еще до Олимпиады дотошные статистики подсчитали, что в 23 соревнованиях, предшествующих Играм в Мехико, средний, повторяю, средний, результат Лусиса превышал 88 м. А здесь, в самом главном состязании, он не мог метнуть копье дальше 86 м... Неужели снова подтвердится старая, как сами олимпийские игры, примета: в метании копья фавориты олимпиад не выигрывают? У Лусиса осталась только одна, последняя, попытка.

Те, кто интересуется легкой атлетикой, наверное, помнят этот бросок. Бросок, выполненный как бы дважды. Сначала Лусис сделал все — разбег, отведение копья, бросковые шаги, замах — и вдруг, совершенно неожиданно для всех, остановился у самой черты, ограничивающей сектор. Никто не успел ничего понять, как Янис снова, буквально бегом, направился к началу разбега и снова начал попытку. На этот раз он метнул копье, и это был первый «его» бросок в этих соревнованиях. Он метнул снаряд за 90 м и стал чемпионом. Помню, я только в этот момент свободно вздохнул перед телевизором и тут же подумал о том (вот и говори потом, что ты не суеверен!), что не зря, видно, Керселян взял с собой на стадион палочку из тика. Помогла-таки в последний момент.

Когда Лусис вернулся в деревню, я его просто не узнал. Похудел он, наверное, за эти часы килограммов на пять. Щеки запали, глаза потухли, слова сказать не может. Вот тебе и радость олимпийской победы! Наутро Янис, конечно, ожил. Нет, он вовсе не стал другим оттого, что выиграл олимпийские игры. Просто стал прежним Лусисом, таким же скромным, молчаливым, каким и был все это время. Мне же предстояло в этот день бороться за свою олимпийскую удачу.

После завтрака к нам пришел Керселян и предложил сыграть в шахматы. Играет, конечно, в поддавки. Не дай бог расстроить ученика перед стартом. Кое-как коротаем время до обеда, а тут пора отправляться и на стадион.

После разминки подхожу к Керселяну и Крееру. Смотрю, меряют друг у друга пульс. «Ну и сколько?» — спрашиваю. Тут они, по-моему, немного смутились. «Сто двадцать!» — отвечают. Смерили и мне. Тоже сто двадцать. Это понятно, мне через несколько минут в сектор выходить. Впрочем, что у них пульс через край — тоже понятно. Самвелыч: как и я, дебютант олимпиад. А Крееру сейчас за двоих прыгать придется — за меня и за Колю.

Обмениваемся последними словами. Креер напоминает о знаках, которыми будем обмениваться на стадионе, ведь шум будет страшный и слов не услышать. Еще он передает мне карточку, небольшой кусок картона, на котором печатными буквами написано рукой тренера: «Разбегаться широко! Скорость держать до конца! В прыжке не торопиться!». Эту картонку я положу в начале разбега. Потом Креер говорит несколько напутственных слов Николаю. Наконец нас вызывают в сектор!

Спортсмены видят соревнования совсем не так, как зрители, сидящие на трибуне. Многое, что происходит в секторе, вообще выпадает из поля зрения атлета. Погруженный в свои мысли и заботы, он не всегда замечает действия соперников, хотя порой кажется, что мы внимательно следим друг за другом. Поэтому и в моей памяти эти соревнования остались в виде отрывочных картин, фрагментов борьбы.

Первых попыток соперников я почти не видел. Старался успокоиться, внушал себе, что самое главное в первом прыжке — технически правильно выполнить все движения. И видимо, я даже переусердствовал в этом спокойствии. Прыгнул всего на 16,46. Следом за мной прыгал Джентилле. Интересно, сбудется ли предсказание Креера, что итальянец «сгорел» после своего мирового рекорда? Надевая костюм, я провожаю глазами Джузеппе в разбеге и в прыжке. Что-то уж очень далеко... Взрыв аплодисментов подтверждает догадку. На табло снова цифры нового мирового рекорда — 17,22!

Встал со скамейки, поздравляю Джентилле, а он еще не отошел после прыжка. Пожимает мне руку, а смотрит сквозь меня. По-моему, и не видел, кто его поздравлял. Это как-то помогло мне «завестись». Во второй попытке мы с Колей должны были прыгать так, чтобы попасть в финал. Рассказываю об этих деталях, для того чтобы снова подчеркнуть: в Мехико были учтены практически все нюансы борьбы. От нас требовалось лишь выполнить все задуманное и спланированное. Легко сказать!

Коля выполняет задание — прыгает на 16,70. Это уже место в финале. Ну, думаю, сейчас я тоже так. Снимаю костюм и машинально веду глазами за бразильцем Нельсоном Пруденсио. Он от дорожки отскакивает как мяч. И опять аплодисменты. Что такое, и этот за 17 м прыгнул! Не выдерживаю, кричу Коле: «Пора и нам». И только тут сообразил, что он уже в финале, а мне пора прыгать. Все-таки, видно, прыжок Нельсона подействовал на меня. В разбеге я напрягся, потом у планки засеменил, но задачу решил — прыгнул на 16,84 и тоже выход в финал обеспечил.

Третья попытка шла спокойно. Никто никаких чудес не показывал, и, думаю, это помогло мне хорошо настроиться на прыжок. Помню, я сделал несколько имитаций, как говорят, отрегулировал технику. Перед прыжком успел прочитать свою картонку. Главное — не торопиться! Еще раз приказал себе: «Не торопись в прыжке» — и бросился в разбег. Легкость и свобода — такое ощущение осталось у меня от этого прыжка. Легкость и свобода, а результатом был новый мировой рекорд — 17,23. У меня он не вызвал никаких эмоций, кроме удовлетворения от грамотно выполненного прыжка. Так я стал лидером состязаний. Теперь восемь лучших прыгунов готовились к трем финальным попыткам. Можно было перевести дух.

Да в таких состязаниях мне еще никогда не приходилось участвовать! Каюсь, перед Олимпиадой, когда нам говорили о том, что олимпийские игры — соревнования особые, то мы, внешне соглашаясь, в глубине души сомневались. Считали, что так говорят больше для красного словца. Все-таки соперников своих мы достаточно хорошо знали, а то, что перед олимпиадой царит страшный ажиотаж, так мы к нему за месяц жизни в Мехико привыкли.

Но оказалось, что даже знакомые соперники могут преподнести на олимпиаде поразительные сюрпризы. И своеобразие именно XIX Игр было в том, что почти все участники финала, за исключением, пожалуй, сенегальца Мансура Диа и поляка Юзефа Шмидта, могли претендовать в Мехико на победу. Поясню свою мысль.

Зрителям, сидящим на трибуне, обычно кажется, что все участники ведут борьбу за победу. И в газетах часто пишут примерно так: «Столько-то спортсменов вышли в сектор для тройного прыжка, чтобы оспаривать золотую медаль». На самом деле, объективно это не совсем так. И до соревнований круг соискателей медалей, как правило, достаточно узок. А в процессе соревнования участников можно, конечно условно, разделить на несколько групп. Одни ведут борьбу только за первое место, другие нацеливаются на призовые места, третьи — довольны уже фактом самого выступления в финале и на большее не рассчитывают. Группа, в которой находится будущий чемпион, как правило, самая малочисленная. Бывает, что в ней вообще только один атлет, как это было, например, в прыжках в высоту у женщин в начале 60-х годов, когда в сектор выходила румынка Иоланда Балаш, или в том же виде у мужчин, когда выступал Валерий Брумель.