Рожденный бежать - Макдугл Кристофер. Страница 75

Когда американские и тараумарские бегуны плотно уселись вокруг двух длинных столов в саду на заднем дворе Титы, со своего места, грохнув о стол бутылкой с пивом, поднялся Кабальо. Я подумал, что он хочет дать нам последние указания по поводу гонок, но у него на уме было нечто совсем другое.

— Что-то тут, друзья мои, с вами не так, — начал он. — Рарамури не любят мексиканцев. Мексиканцы не любят американцев. Американцы не любят вообще никого. Но вы все собрались здесь. И вы все время делаете то, чего даже и не должны делать. Я видел, как рарамури помогают чабочи переправиться через реку, наблюдал, как мексиканцы обращаются с рарамури как с великими чемпионами. А взгляните на этих гринго, которые уважительно общаются с людьми. Обычные мексиканцы, американцы и рарамури так себя не ведут.

Сидевший в углу через стол Тед подумал, что тоже сумел бы помочь Мануэлю, и решил перевести неуклюжий испанский Кабальо на еще более корявый английский. Как потом пожаловался мне Тед, легкая улыбка не слетала с лица Мануэля и в итоге так на нем и залипла.

— Что вы все здесь делаете? — продолжил Кабальо. — У вас есть кукуруза, чтобы ее сажать. У вас есть семьи, о которых надо заботиться. А вы, гринго, знаете, что здесь вас может подстерегать опасность. Не нужно говорить рарамури об опасности. Один из моих друзей потерял того, кого любил, того, кто мог стать следующим великим чемпионом среди рарамури. Он страдает, но он настоящий друг и поэтому здесь, среди нас.

Наступила тишина. Босой Тед положил руку на спину Мануэлю. Он мог попросить помочь ему с гуарачи кого угодно из тараумара, но, как я понял, Мануэля он выбрал отнюдь не случайно.

— Я думал, что это состязание обернется форменной катастрофой, поскольку решил, что вы окажетесь чересчур благоразумными, чтобы так вот просто взять и приехать.

Кабальо обвел взглядом сад, заметил в углу Теда и посмотрел ему прямо в глаза.

— Вас, американцев, считают жмотами и эгоистами, однако вы, как я вижу, люди с добрым сердцем. Ваши поступки продиктованы любовью, вы делаете добрые дела просто так, без причины. А знаете ли вы, кто делает дела без всяких на то оснований?

— Кабальо! — завопили все, кто сидел вокруг.

— Ага, верно. Такие вот психи. Только вот что я вам скажу: психи видят то, чего не видят другие. Правительство строит дороги, уничтожая множество наших троп. Время от времени мать-природа одерживает победу и сносит их наводнениями и оползнями. Но наперед никогда ничего не знаешь. Так вот и мы не знаем, выпадет ли нам еще раз такой шанс. Завтра состоятся уникальнейшие соревнования, каких еще не бывало. А вам известно, кто соберется их посмотреть? Одни психи. Только вы, психи.

«Психи!» Пивная пена взметнулась в воздух, все стали чокаться, громко звеня бутылками. Кабальо Бланко, одинокий странник Высоких Гор, вышел наконец из диких лесов, чтобы оказаться в кругу друзей. После многих лет разочарований он был всего в двенадцати часах от исполнения своей мечты.

— Завтра вы увидите то, что видят эти психи. Пистолет стреляет на рассвете, ибо пробежка нам предстоит долгая.

— Кабальо! Да здравствует Кабальо! 

Глава 31

К пяти утра мама Тита поставила на стол блинчики, плоды папайи и горячие пиноли. В преддверии соревнований Арнульфо и Сильвино выбрали на завтрак посоле — крепкий мясной бульон с помидорами и маслянистыми маисовыми зернами, — и Тита, весело порхающая как птичка, несмотря на всего лишь трехчасовой сон, без разговоров состряпала его на скорую руку. Сильвино переоделся в специально подготовленный для гонок костюм: яркую бирюзовую рубаху и белую юбку-сапете, подол которой украшала кайма с вышитыми на ней цветами.

— Красота! — восторженно воскликнул Кабальо. Довольный Сильвино скромно потупил глаза. Кабальо мерил шагами сад, потягивая кофе и заметно волнуясь. Накануне он случайно узнал, что кое-кто из фермеров задумал перегонять скот по одной из троп, и всю ночь проворочался в постели без сна, планируя на крайний случай обходной маршрут. Когда он, с трудом поднявшись, устало приплелся к завтраку, то обнаружил, что папаша Луиса Эскобара уже ускакал спасать положение вместе со стариной Бобом, таким же, как Кабальо, бродячим гринго из Батопиласа. Они наткнулись на этих пастухов накануне вечером, когда щелкали в глуши фотоаппаратом, и велели им держаться подальше от трассы. И теперь, лишившись проблемы, над устранением которой можно было бы как следует попотеть, Кабальо занялся поиском чего-нибудь еще. Далеко ходить ему не пришлось.

— А где наши ребятки? — спросил Кабальо. Все пожали плечами.

— Я уж лучше сам за ними схожу, — сказал он. — Не хочу, чтобы они снова остались без завтрака.

Когда мы с Кабальо вышли на улицу, я с изумлением обнаружил, что весь городок собрался там, чтобы приветствовать нас. Пока мы завтракали в садике за рестораном, поперек улицы протянули гирлянды из живых цветов и серпантин, а группа марьячи в парадных сомбреро и костюмах тореро забренчала подходящие к случаю ободряющие мелодии. На улице вовсю отплясывали женщины и дети, а мэр целился в небо из дробовика, примериваясь, как пальнуть из него, не отстрелив серпантин.

Я взглянул на часы, и вдруг мне стало трудно дышать: до старта оставалось тридцать минут. Тридцатипятимильный пеший марш-бросок в Юрик, как и предсказывал Кабальо, «жутко расстроил и измочалил меня до полусмерти», а через полчаса мне предстояло снова повторить все это и пройти еще пятнадцать миль. Кабальо наметил дьявольский маршрут; на пятидесяти милях нам придется подниматься на высоту и опускаться вниз на 3175 метров — точно такую же высоту приходилось набирать участникам на первой половине Leadville Trail 100. Кабальо не принадлежал к числу почитателей директоров ледвиллского состязания в скорости, но когда дело дошло до выбора местности, оказался таким же безжалостным.

Мы с Кабальо поднялись на гору в маленькую гостиницу. Дженн и Билли все еще копались в номере, препираясь по поводу того, нужно ли Билли тащить с собой лишнюю бутылку воды, которую, как оказалось, он нигде не может найти. У меня была запасная бутылка — для кофе. Я сбегал к себе в номер, вылил кофе и сунул бутылку Билли.

— А теперь поешьте чего-нибудь! И поторапливайтесь! — проворчал Кабальо. — Мэр собирается пальнуть из этой штуки ровно в семь.

Мы с Кабальо сгребли в охапку снаряжение — ранец, нагруженный гелями и батончиками PowerBar — для меня и бутылкой воды и малюсеньким мешочком с пиноли для него, — и двинулись обратно, вниз по склону холма. Пятнадцать минут на дорогу. Мы завернули за угол, к ресторанчику Титы, и обнаружили, что уличное веселье переросло в маленький Марди-Гра. Луис и Тед кружили в танце старушек и отмахивались от отца Луиса, который упорно пытался отбить у них партнерш. Скотт и Боб Фрэнсис хлопали в ладоши и подпевали, как могли, марьячи. Юрикские тараумара организовали собственную группу ударных инструментов, клюшками отбивая такт на тротуаре.

Кабальо был в восторге. Он врезался в толпу и начал приплясывать на месте в манере Мухаммеда Али, неуклюже приседая, покачиваясь и молотя кулаками воздух. Толпа ревела. Мама Тита посылала ему воздушные поцелуи.

— Кончайте! Мы еще натанцуемся за день! — заорал Кабальо в сложенные рупором ладони. — Но только если никто не помрет. А ну валите оттуда!

Он повернулся к марьячи и выразительно провел пальцем поперек горла: «Вырубайте музыку. Шоу начинается».

Кабальо и мэр начали оттеснять танцоров с улицы, знаками подзывая бегунов подойти к стартовой линии. Сбившись в кучу, мы образовали некое подобие лоскутного одеяла, составленного из плохо сочетавшихся разнородных лиц, тел и костюмов. Юрикские тараумара были в шортах и беговых туфлях со своими всегдашними палья. Скотт снял рубашку. Арнульфо и Сильвино, одетые в яркие балахоны, специально привезенные ими для соревнований, протиснулись в зазор рядом со Скоттом; охотники на Оленя не позволяли Оленю ни на секунду выйти из их поля зрения. По негласному соглашению мы наметили на растрескавшемся асфальте невидимую стартовую линию и выстроились в ряд.