Заговор Ван Гога - Дэвис Дж. Мэдисон. Страница 12

В глазах Эсфири разговор слишком далеко ушел от злободневной темы.

– А где Сэмюель Мейер смог ее достать? – вмешалась она.

Жолие беспомощно развел руками.

– А знал ли он про нее? Возможно, он и понятия не имел о ее ценности. Такие вещи случаются, и нередко. Вы же сами смотрите всякие телешоу, про то, как чье-то бабушкино блюдце на поверку оказывается керамикой династии Мин.

Хенсон взглянул на картину.

– Держу пари, он отлично знал, что к чему. Да и как может быть иначе?

Тут он запнулся и, подумав пару секунд, обернулся к Жолие.

– Антуан, ты вот сказал – «ранее неизвестное полотно»… В каком смысле «ранее неизвестное»?

– Э-э… я не эксперт по Ван Гогу, но объем его творчества весьма мал и, мне кажется, я сумел бы узнать любой из его известных автопортретов. Особенно из числа широко репродуцируемых. Людям нравится его «Звездная ночь» или «Подсолнухи», поэтому их копии можно часто увидеть на плакатах и так далее. Но вот этот автопортрет… Нет, не думаю, чтобы я его хоть когда-то видел.

– Что подводит нас к еще одному вопросу, – сказал Хенсон.

– Да, – подтвердил Жолие, – проблема Вермеера.

Мужчины принялись глубокомысленно кивать друг другу, пока не заметили, что Эсфирь отчаянно пытается сдержать себя в руках.

– Итак, проблема Вермеера Дельфтского, – начал объяснять Мартин. – Понимаешь, был такой голландский фальсификатор по имени Мегерен.

– Хан ван Мегерен, – уточнил Жолие.

– Он не делал поддельных копий с существующих полотен Вермеера, а вместо этого заимствовал его стиль технику и тематику, а потом писал новые картины так чтобы они походили на творения семнадцатого века

– И вуаля! Обнаружен новый Вермеер, – подхватил Жолие.

Хенсон поближе наклонился к Эсфири:

– Ты уверена, что твоя матушка ничего не говорила про какие-то картины, имевшиеся у отца?

– То есть у человека, который повесил на стену фото бейсбольной команды? И гравюрку по типу тех, что популярны в провинциальных гостиницах? Ну уж нет. Мать вообще ничего не говорила про этого мерзавца если не считать заявлений, будто он нас бросил. И как вы сами знаете, это неправда!

Хенсон поднял руки, сдаваясь под таким напором

– Извини, извини!

Жолие заинтересованно прищурил глаз.

– Гравюра, вы сказали?

– Утята в камышах.

– Ясно, – поморщился Жолие. – Вот уж действительно, «гостиничный жанр»!

Он сделал какую-то пометку в своих записях и продолжил:

– Вы знаете, это может показаться невероятным но в Голландии и Бразилии есть группы ученых, которые пытаются создать компьютерную программу, способную по корреляции многих параметров идентифицировать полотна. Своего рода распознавание оцифрованных образов с учетом характера мазков, использования того или иного цвета и так далее. Система кое-чего добилась, однако мы до сих пор полагаемся на экспертов. Пройдет еще несколько лет, и мы…

Тут он запнулся и поднял авторучку в воздух.

– Постойте! Что же я сразу не сообразил?! Боже, какое счастливое совпадение! Геррит Биллем Турн все еще может быть в Чикаго!

– Кто-кто? – заинтересовался Хенсон.

– Геррит Биллем Турн! Вот человек, к которому я могу вас направить! Один из виднейших специалистов по Ван Гогу в мире! Самый виднейший!

– И он живет в Чикаго? – спросила Эсфирь.

– Да нет же, он просто приехал для оценки нескольких графических работ Ван Гога по просьбе одного частного коллекционера. Я его видел в нашем главном зале всего лишь на прошлой неделе. Мы познакомились три года назад, на конференции в Австрии. Он говорит, что сейчас дело носит конфиденциальный характер, что-то в связи с разводом или вроде того. Помнится, я своими восторгами его так сконфузил… Мы бы его пригласили выступить с лекцией, если бы заранее знали, что он сюда собирается. Впрочем, экспертиза, по его словам, займет не менее недели.

– И он смог бы выяснить, подлинник ли это? – спросил Хенсон.

– Если не он, то больше некому. Ведь он так увлечен Ван Гогом… Ему представляется, будто Винсент достиг самой вершины живописи, после чего это искусство на весь двадцатый век пришло в упадок.

– Да, но ему не понадобятся те самые тесты, о которых вы упоминали? – забеспокоился Хенсон.

– Для вящей убедительности, возможно. Но он сразу разберется, это я вам обещаю. Он-то разберется.

Антуан потянулся к телефону.

– Мисс Хаймс, – сказал он в трубку, – будьте любезны, не найдете ли вы мистера Турна? Да-да, Геррит Биллем Турн. Попробуйте позвонить в «Палмер-хаус», может быть, он еще не уехал.

Он кинул взгляд на Эсфирь.

– Скрестите пальцы!

– Я очень признателен, – часом позже сказал Жолие, – что вы согласились нас принять. Извините, что так неожиданно…

Грузный мужчина, открывший им дверь, что-то невнятно буркнул, выдернул руку и вперевалку вернулся в комнату. При ходьбе он опирался на две трости, украшенные серебряными набалдашниками в форме театральных масок – одна комедийная, другая трагедийная. Добравшись до дивана, он медленно повернулся и сел. Его крупная, совершенно лысая голова с пятнами старческой пигментации и с седыми кустистыми бровями, казалось, вдавливала нижнюю часть лица в плечи, заставляя щеки расплываться на манер жабо. На кофейном столике лежали белые перчатки и старомодная широкополая шляпа.

– Для ваш, Антуан, все для ваш, – проворчал он. В начале разговора слова выходили у него глухо, он порой путал звуки или подменял их каким-то странным шипением. – Я ваш уверяю. Ш моим удовольствием. Кто ваши друзья?

– Это мистер Мартин Хенсон, а это – мисс Эсфирь Горен.

– Рат, вешма рат, миштер Хеншон. Миш Горен. Извините, что шижу, но…

– Пожалуйста, не беспокойтесь, – вежливо произнес Хенсон. Они обменялись рукопожатием.

– Я должен шкажать, что приехал в Чикаго по шовершенно конфиденциальному делу и только профешшор Шолиет шмог бы упетить меня…

– Мы высоко ценим вашу любезность, – тут же отреагировал Жолие.

– Прошу понять, что лекций быть не мошет. Институт искусства, как вы знаете, является одним из наиболее престижных собраний в мире, и ваше предложение мне льстит, но…

– Нет, нет, – вмешался Жолие. – Как я вам говорил, наше дело гораздо важнее любых лекций. Как бы то ни было, мы приглашаем лекторов более официальным путем, даем уведомление в прессе и так далее.

– Так в чем же суть вопроса?

– Мы пришли к вам тоже по весьма щепетильному и конфиденциальному вопросу. Нам нужен ваш опыт как специалиста.

Выпуклые глаза Турна внимательно оглядели гостей.

– Ну, хорошо, Антуан, излагайте. Что же это за великий секрет?

Антуан вкратце изложил суть дела со слов Хенсона: мисс Горен пришла навестить папу и обнаружила в доме грабителя. Турн вздернул бровь.

Эсфирь чуть было не добавила, что совершенно не знала отца, однако вовремя прикусила язык и просто кивнула.

– Мисс Горен была ранена, а ее отца убили, – вставил Хенсон.

– Порой кажется, что мир катится черт-те куда, – заметил Турн, дернув плечом. – Примите мои соболезнования.

– Среди вещей ее отца мы обнаружили картину, – продолжил Жолие.

– Так, так. И какую же роль здесь играю я? – проворчал Турн.

– Картина, кажется, принадлежит Ван Гогу, – тихо ответил Жолие. – Я, конечно, не специалист, однако…

Турн укоризненно выставил тросточку в сторону француза.

– О нет, наш Антуан гораздо больший специалист, чем он пытается казаться. Вы, разумеется, понимаете, мисс Горен, что мне обычно очень хорошо платят за экспертизу Ван Гога, Гогена, Сезанна, Боннара и других мастеров того периода.

– Постимпрессионисты, – кивнул Хенсон.

– К тому же Ван Гог – ваша специальность, – сказал Жолие.

Взгляд Торна заволокла мечтательная дымка.

– Он изменил мир. Его взгляд на вещи столь же беспощаден и прекрасен, как и у Всевышнего.

Турн, казалось, начал впадать в восторженное состояние, будто услышал волшебное пение далекой, никому не видимой птицы. Прошло несколько секунд, прежде чем Хенсон решился заговорить: