Исторические рассказы и анекдоты из жизни Русских Государей и замечательных людей XVIII–XIX столетий - Судникова Ирина В.. Страница 27

Во время пребывания шведского короля в Петербурге, в царствование Павла, в Эрмитаже давали балет «Красная Шапочка». Все танцующие были в красных шапочках. Король сидел в креслах рядом с Государем, разговор шел приятный и веселый. Смотря на красные шапочки, король шутя сказал: «Это якобинские шапки». Павел рассердился и, ответив: «У меня нет якобинцев», повернулся к нему спиной, а после спектакля велел передать королю, чтобы он в 24 часа выехал из Петербурга. Король и без того собирался уехать, и потому на всех станциях до границы было уже приготовлено угощение. Государь послал гоф-фурьера [7] Крылова все это отменить. Крылов нашел шведского короля на первой станции за ужином. Когда он объявил ему волю Императора, король рассмеялся. Крылов объяснил, что прислугу он непременно должен взять с собой, но оставляет на всех станциях провизию и запасы нетронутыми. Когда же возвратился в Петербург, Павел спросил у него: какое действие на короля произвело его распоряжение? Крылов отвечал, что король глубоко огорчился его гневом, и вместе с тем признался, что не вполне исполнил приказание, оставив на станциях запасы.

— Это хорошо, — отвечал Павел, — ведь не морить же его голодом. (1)

Александр Павлович, в бытность свою Наследником престола, обязан был присутствовать в капитуле Мальтийского ордена при всех заседаниях, на которых председательствовал Император Павел. Не имея точного понятия об этих делах. Наследник всегда затруднялся отвечать Государю, когда последний требовал от него мнений по вопросам, касавшимся ордена, чем Павел, конечно, был недоволен. Обязанности секретаря Великого магистра ордена исполнял Е. А. Энгельгардт (впоследствии директор Александровского лицея), знавший в совершенстве орденские статуты. Желая выручить Наследника из неловкого положения, Энгельгардт испросил у него позволения представлять накануне каждого заседания краткую записку о предстоявших рассуждениях с мнением, основанным на подходящих к делу статьях и параграфах орденского статута. Наследник с благодарностью принял это предложение. В следующее заседание Император, выслушав доклад секретаря, обратился к Наследнику с вопросом:

— Какое ваше мнение по этому важному делу? — и, получив весьма удовлетворительный ответ, с некоторым удивлением сказал: — На чем основываете ваше мнение?

— На таком-то параграфе такой-то статьи, Ваше Величество.

— А что в этом параграфе сказано?

Наследник цитировал весь параграф наизусть.

Такой неожиданный ответ тронул Павла до умиления. Он встал, обнял с нежностью смущенного Великого Князя и сказал ему:

— Вижу, что в вас течет моя кровь! Вы достойный сын мой!

После заседания Александр Павлович сказал Энгельгардту:

— Спасибо тебе за оказанную мне услугу! Никогда не забуду, что тебе я обязан первым нежным объятием моего отца и Государя. (1)

Император Павел, узнав, что курфюрст Баварский завладел землями, принадлежащими Мальтийскому ордену, пришел в ужасное негодование и потребовал, чтобы баварский посланник немедленно явился к нему на аудиенцию. При этом, конечно, не было возможности соблюсти обычный церемониал. Просто дано было знать посланнику, что Государь безотлагательно требует его к себе. Посланник, зная характер Павла, поспешил поехать во дворец, теряясь в догадках, для какой экстренной надобности потребовал его Государь так поспешно. По приезде во дворец он тотчас же был допущен в кабинет Императора, который встретил его следующими словами:

— Господин посланник! Ваш Государь ужасный нахал! Он вздумал захватить земли и имущество, принадлежащие ордену Св. Иоанна Иерусалимского, которого я состою Великим магистром. Отправляйтесь сегодня же в Баварию и скажите вашему Государю от моего имени, что если через месяц, считая от сегодняшнего дня, мне не будет дано полного удовлетворения по этому делу, то генерал Корсаков, находящийся вблизи Баварии с пятидесятитысячным корпусом, получит приказание предать эту страну огню и мечу. Отправляйтесь, милостивый Государь, и торопитесь!

Испуганный посланник в тот же день поспешил уехать и ровно через месяц, к назначенному сроку, возвратился в Петербург с собственноручным письмом курфюрста Баварского, который смиренно просил Императора Павла принять земли и имущество Мальтийского ордена под свое высокое покровительство.

Удовлетворенный Император сказал окружающим: «Это я вел переговоры по этому щекотливому дипломатическому вопросу и горжусь успехом». (1)

Во время суворовского похода в Италию Император Павел в присутствии фрейлины княжны Лопухиной, пользовавшейся особенным его расположением, начал читать вслух реляцию, только что полученную с театра войны. В реляции упоминалось, между прочим, что генерал князь Павел Гаврилович Гагарин ранен, хотя и легко. При этих словах Император замечает, что княжна Лопухина побледнела и совершенно изменилась в лице. Он на это не сказал ни слова, но в тот же день послал Суворову повеление, чтобы князь Гагарин, несмотря на рану, был немедленно отправлен курьером в Петербург. Гагарин является. Государь принимает его милостиво в кабинете, приказывает освободиться от шляпы, сажает и подробно расспрашивает о военных действиях. Во время разговора незаметно входит камердинер Государя, берет шляпу Гагарина и кладет вместо нее другую. По окончании аудиенции Гагарин идет за своею шляпою и на прежнем месте находит генерал-адъютантскую шляпу. Разумеется, он ее не берет, а продолжает искать свою.

— Что вы там, сударь, ищете? — спрашивает Государь.

— Шляпу мою. Ваше Величество.

— Да вот ваша шляпа, — говорит он, указывая на ту, которой по его приказанию была заменена прежняя.

Таким замысловатым образом князь Гагарин был пожалован генерал-адъютантом, и вскоре затем он был обвенчан с княжной Лопухиной. (1)

До Императора Павла дошло, что капитан гвардейской артиллерии Л. В. Киндяков ведет сильную азартную игру.

При одном из утренних рапортов Государь приказал петербургскому обер-полицмейстеру А. А. Аплечееву тотчас взять Киндякова и отправить в Сибирь.

Киндяков был искренним приятелем и даже другом Аплечеева, а потому Аплечеев решился его спасти. Выходя из дворца, Аплечеев вырвал листок из своей записной книжки и, написав на нем карандашом: «В ту же минуту уезжай из Петербурга», послал эту записочку к Киндякову с вестовым, а сам, приехав домой, сейчас потребовал к себе двух своих помощников-полицмейстеров. Одному он приказал: немедленно приготовить тройку лошадей у себя на дворе, затем поехать в такой-то дом, где, как ему было известно, часто бывал Киндяков, и привезти его к нему, если же полицмейстер не найдет его в указанном доме, то ехать к нему на квартиру и привезти оттуда; другому полицмейстеру Аплечеев приказал тотчас ехать в артиллерийские казармы и привезти Киндякова, если же там его не застанет, узнать в канцелярии его квартиру и ехать за ним туда. Аплечеев вразумил полицмейстеров, что распоряжение его должно быть исполнено с величайшею точностью и быстротою, так как оно основано на Высочайшем Повелении.

Полицмейстеры поскакали и, разумеется, вернулись ни с чем. Аплечеев жестоко их распек и приказал скакать по всем заставам, узнать, через которую Киндяков выехал, и послать догнать его. Новая поездка полицмейстеров была так же безуспешна. Тогда Аплечеев решительно объявил им, что он ничего знать не хочет, и так как, следовательно, Киндяков из Петербурга не выезжал, то к вечернему рапорту он должен быть отыскан, и для этого приказал поднять на ноги всю полицию. Но и эта мера не имела успеха, тогда Аплечеев, сказавшись больным, вместо себя послал к Государю с вечерним рапортом старшего полицмейстера.

— А Аплечеев? — спросил Государь.

— Заболел, Ваше Величество.

Утром на другой день Аплечеев не оправился и опять послал полицмейстера с рапортом.