Я числюсь по России. Анекдоты об А. С. Пушкине - Автор неизвестен. Страница 4
был туда приехать»—продолжал Пушкин
в том-же письме.—«Балованные ребятиш
ки хотели непременно туда-же ехать. Мать
принесла им изюму и черносливу и дума
ла потихоньку от них убраться. Но Петр
Маркович Полторацкий, гостивший в это
время у нее в доме, неподалеку от Ма
линников, взбудоражил детей словами:
«Дети, дети! Мать вас обманывает — не
ешьте черносливу, поезжайте с нею. Там
будет Пушкин—он весь сахарный, а зад
его яблочный; его разрежут, и всем вам
будет по кусочку.“ Дети разревелись: «Не
хотим черносливу,, хотим Пушкина!» Не
чего делать—их повезли к соседям, куда
приехал и Пушкин. «И они сбежались ко
мне, облизываясь»,—писал Пушкин,—-«но
увидев, что я не сахарный, а кожаный,—
совсем опешили»,
Прошло более ста лет. Времена пе
ременились. Россия стала Совдепией. Но
большевики сочинили тысячу легенд, что
23
Пушкин—«их поэт». Забыли, что он дво
рянин, помещик и аристократ. Раз ге-
НИЙ...О, конечно,—их. Но как отпраздновать,
чем ознаменовать? Покуда-же делали весь
1936 год в память Пушкина пряники,“«Мя
со с огурцом—Пушкин» и другие кули
нарные блюда. История же с черносливом
теперь повторилась... Но совершенно наиз
нанку. Мальчик в лавке на предложение
взять «пряник Пушкин», громко заявил:
«Мама, не хочу Пушкина, а хочу черно
слива. Чернослив вкусный, он в шоколаде,
а в Пушкине вкуса никакого, нет».
Жизнь в столице Пушкина не удо
влетворяла, и его тянуло в деревню к при
роде, к уединению и покою. Осенью 1826
года Пушкин поехал к Вульфам в Малин
ники. Здесь он много работал, закончил
седьмую главу «Евгения Онегина», но w
много развлекался и ухаживал за барыш
нями. Письма его из Малинников полны
беззаботной веселости, одно свое письмо
он подписывает: „Тверской Ловелас“.
„Здесь очень много хорошеньких дев-
ченок, и я вожусь с ними платонически,
и оттого толстею и поправляюсь в моем
здоровьи... Здесь мне очень весело, ибо я
деревенскую жизнь очень люблю. Здесь
думают, что я приехал набирать строфу
24
в Онегина, а я езжу на пароме, играю в
вист по восьми гривен роббрр и таким об
разом прилепляюсь к прелестям доброде
тели и гнушаюсь сетей порока“...
Его веселый припев в то время:
Хоть малиной не корми,
Да в Малинники возьми.
Жизнь в деревне среди друзей под
бодрила поэта, но не надолг^: Бенкендорф
не прекращал своих придирок.
26.
В 1833 году »приятель поэта П. Н. На
щокин приехал в -Петербург и остановил
ся в гостинице.
Это было 29 июня, в день Петра и
Павла. Съехалось несколько знакомых, в
том числе и Пушкин. Общая радость, ве
селый говор,|шутки, воспоминания о прош
лом, хохот. Между тем, со двора, куда
номер выходил окнами, раздавался еще
более громкий хохот и крик. Это шумели
каменщики, которые сидели на кирпичах
около ведра'водкиг и деревянной чашки с
закускою. Больше всех горланил какой-то
мужик с рыжими волосами,
Пушкин подошел к окну,
прилег
грудью на подоконник, сразу.заметил кри
куна и сказал приятелям: «Тот, рыжий,
25
должно-быть именинник*1, и крикнул, об
ращаясь к недау:
— Петр!
— Что, барин?
— С Ангелом!
— Спасибо, господин.
— Павел!—крикнул Пушкин опять, и,
обернувшись в комнату, прибавил:—В та
кой куче и Павел найдется.
— Павел ушел.
— Куда? Зачем?
— В кабак... Все выпили. Да, постой,
барин, скажи: почем ты меня знаешь?
— Я и старушку—матушку твою знаю.
— Ой?
— А батько-то помер?
— Давно, царство ему небесное!...
Братцы, выпьемте за покойного родителя!
В это время входит на двор мужик
со штофом водки. Пушкин, увидав его
раньше, закричал:
— Павел, с Ангелом! Да неси ско
рее!...Павел, влезая на камни, не сводил
глаз'с человека, назвавшего его по имени.
Другие, объясняя ему, пьют, а рыжий не
отстает от словоохотливого барина:
— Так, стало, и деревню нашу знаешь?
— Еще б не знать: Ведь она близ
реки?
26
— Так, у самой речки.
— Ваша изба, почитай, крайняя?
— Третья от края... А чудной ты,
барин! Уж поясни, сделай милость, не свя
тым же духом всю подноготную знаешь?
— Очень просто: мы с вашим бари
ном на лодке уток стреляли, вдруг гроза,
дождь, мы и зашли в избу к твоей старухе.
— Так..,. Теперь смекаю.
- — А вот жаловалась на тебя: мало
денег посылаешь!
— Грешен, грешен!..—Да вот все на
проклятое выходит,—сказал мужик, ука
зывая на стакан, из которого выпил зал
пом и прокричал: „Здравствуй, добрый ба
рин!“...И... закусил.
27.
„Моя эпитафия“ .
•
Здесь Пушкин погребен: он с музой молодою,
С любовью, леностью провел веселый век;
Не делал доброго, однако ж был душою
Ей-Ббгу, добрый человек.
' 28.
Однажды Пушкин сидел в -опере. Го
сподин, рядом с ним сидящий, все .время
подпевал артисту Петрову. Раздосадован*
ный Пушкин громко сказал: „Что за идиот,
мешает слушать!“—„Позвольте, сударь, это
27
кого вы так изволили назвать?“—„Ну, ко
нечно, Петрова, который мне мешает на
слаждаться вашим пением“,—ответил Пуш
кин.
29.
Всем известна замечательная поэма
Пушкина „Цыгане“, начинающаяся:
Цыгане шумною толпой
По Бессарабии кочуют...
Эта поэма была написана под впечат
лением встреч с вольными детьми степей
и постоянного наблюдения над их жизнью.
Все население в ту пору относилось
к цыганам благосклонно. Для мужчин по
следние были постоянными поставщиками
лощадей и ветеринарами, а черноглазые
гадальщицы всегда умели развеселить и
заинтересовать скучающею публику.
В то далекое время цыгане распола
гались по берегам реки Бычка и по горе
Инзова. На этой же горе находился и дом,
в котором жил Пушкин.
Поэт любил в хорошее летнее утро
любоваться с этой горы восходом солнца.
Здесь-же он увидел в первый раз цыган
ку Стешу, игравшую впоследствии такую
большую роль в кишеневской жизни поэта.
По всей вероятности, на Инзовой горе
28
расположился кочующий цыганский табор,
и Стеша, увидев прогуливающегося здесь
молодого барина, подошла к нему с пред
ложением погадать. Красота Стеши пора
зила Пушкина, и он до того увлекся ею,
что начал довольно часто посещать табор,
где его любили за веселый нрав и щед
рость. Следует добавить, что к этому же
времени относится и другой роман Пуш
кина, бывщего или воображавшего* себя
страстно влюбленным в молдаванскую ари
стократку Людмилу И-за. В то время, как
с последнею Пушкин встречался по вече
рам, на гуляниях,'пикниках и т. п., Стеше
он посвящал каждое утро и добрую поло- •
вину дня. .
Пока дело ограничивалось посещени
ями Пушкиным табора, подарками, песня
ми и пляскою, табор смотрел на поэта
дружелюбно и даже любил его, но вскоре