Шалая любовь моя - Дэвис Мэгги. Страница 27

– Люди приходят и уходят, – стояла на своем Лейси. – Никогда ведь не знаешь, кто будет следующим, так ведь? Может, я не продержусь даже до конца трехмесячного испытательного срока, имейте это в виду, пожалуйста.

– Я влюбилась в «Суперэкстравагантность», – заявила главный редактор с необычной для себя горячностью. – И все остальные тоже. А теперь, милочка, Джемми Хэтуорт просто умирает от желания взглянуть на твой черновик о фантастическом показе «Бюстгальтеры „Крошечная леди“. Не отправиться ли тебе в свой кабинет, чтобы набросать статейку и показать ей?

Ну, как тут объяснишь Глории, не вдаваясь в причины, что президент и председатель совета директоров конгломерата «Каприз» собирается избавиться от нее раз и навсегда? Быть может, уже к концу нынешней недели?

Вот теперь Лейси даже не с кем поделиться, потому что все знают, то есть считают, что знают, – каким образом она заработала угловой кабинет, когда остальные младшие обозреватели по-прежнему ютятся за общим столом в закутке художественной редакции. Это явно не придало ей популярности.

Входя в кабинет ответственного редактора, Лейси по-прежнему чувствовала своим долгом подготовить ее к предстоящему удару.

– «Суперэкстравагантность» написана отлично, – поспешила заверить ее утомленная Джемми. Быстро отложив разговор со своей нянечкой («Лотус, я тебе перезвоню, мне тут надо кое с кем переговорить»), она одарила Лейси усталой улыбкой. – Ты побывала на месте пожара у братьев Фишман и написала великолепную статью, «Каприз» дает грандиозное представление. Так в чем же проблема?

– Там статьи меняют местами, потому что «Пэнти Пэнтс» может лишиться кучи денег, если в результате будет отозвана их реклама, – сглотнув, выложила Лейси, избегая взгляда ответственного редактора. – Так сказала Глория.

– Мы то и дело теряем рекламодателей, не волнуйся, это обычная издательская болезнь «Каприза». «Суперэкстравагантность» – отличная передовица, детка. Ты пишешь легко, с юмором, не похоже на других. Статья пошла бы при любых обстоятельствах. Ты это хотела узнать?

Лейси смотрела поверх ее головы на большое четырехцветное фото обложки «Каприза», изображающее команду «Брук Шилдс» в военной форме а-ля Че Гевара, усыпанной красными блестками. Только теперь до Лейси дошло, насколько безнадежны ее попытки поведать кому-нибудь, что она станет первой и, пожалуй, единственной, кого выставят во время запрета на увольнения, – из-за полнейшего фиаско в роли любовницы президента конгломерата.

– В угловом кабинете много свободного места, – несчастным голосом произнесла она. – И если переделать стол для совещаний в письменный, то места хватит для троих младших обозревателей.

– Лично я бы держалась от этой темы подальше, – со вздохом сказала Джемми Хэту-орт. – Только не забывай выключать свет, дорогая моя. Ты опередила других на добрую милю.

«Во многих отношениях», – беззвучно добавила она, снова берясь за телефонную трубку.

Когда Лейси занесла мистеру Фишману гранки новой передовицы о рекламном шоу «Пламенной королевы диско» в танцзале «Зебра», тот пришел в неописуемый восторг.

– Она не уступает статье в журнале «Народ», а то и получше будет, – ободрил ее фабрикант. – Вы пишете просто замечательно, дорогая юная леди, так можете писать только вы. Лейси, вы должны весьма гордиться собой, раз «Каприз», простите за прямоту, несколько отставший от времени, признает ваш выдающийся талант. Что ж с того, что статья немного запоздала? Возьмите хотя бы биографические очерки, скажем в «Нью-Йоркере», вечно отстающие от событий на пару месяцев. А теперь позвольте мне, – Ирвинг Фишман бросился к стеллажам, – преподнести вам дар моей признательности. Окажите мне любезность, примите полный комплект новой, улучшенной модели «Пламенной королевы диско».

– По-моему, я старовата для этого, – заметила Лейси, вежливо отстраняя протянутое мистером Фишманом оранжевое атласное мини с портретом Вэйна Ньютона, выполненным из разноцветного бисера.

– Старовата?! – воскликнул он, возвращая платье на вешалку. – О какой старости можно говорить в вашем возрасте?! Неужели этой старушке уже двадцать один или двадцать два?

– Мне двадцать три года, – с горечью сообщила Лейси. – Можно считать, почти двадцать четыре.

– Итак, одна из самых красивых женщин в мире моды – а уж поверьте, я видел всяких красавиц – ушла с подиума и подвизается в роли весьма талантливой журналистки, интеллектуалки! Какой дар – при столь очаровательной внешности иметь еще и светлую голову! А теперь я вижу, – с ноткой торжества в голосе провозгласил мистер Фишман, – что у вас есть еще и мужчина, чудесный мужчина! Несомненно, ваша жизнь и без него полна мужчин, преследующих вас и грозящих спрыгнуть с небоскреба, потому что вы не хотите даже взглянуть на них, но этот им не чета, скажете, нет? Кто же похитил ваше сердце на сей раз?

Лейси тяжко вздохнула. Остается лишь надеяться, что сплетни о президенте и председателе совета директоров фирмы «Эскевария энтерпрайсиз, Инк.» и одной из младших обозревательниц журнала не просочились в дома мод Седьмой авеню. Это только осложнило бы ситуацию.

– А почему вы думаете, что у меня есть мужчина? – осторожно осведомилась она.

Ирвинг Фишман извлек сигару изо рта и мягко, по-отечески, взглянул на собеседницу.

– Потому что у вас вид влюбленной женщины, моя дорогая очаровательная леди. Поверьте, если человек влюблен, я узнаю это с первого же взгляда. Вот, позвольте вам вручить синий комплект с Нилом Даймондом. Это подарок; синий очень пойдет к вашим волосам.

Лейси ощутила, что идет ко дну. Итак, все известно. Даже мистеру Фишману стало ясно. Она влюблена.

– С этим покончено, – призналась она, не в силах скрыть проскользнувшую в голосе боль. – Случилось нечто такое, о чем я не могу говорить. Кроме того, он меня не любит. Он просто использует меня.

– Моя бедная девочка. – Фабрикант погладил Лейси по голове. – Такое огорчение, прямо сердце кровью обливается! Невозможно даже представить что-нибудь подобное. Послушайтесь моего совета и забудьте его. Он просто-напросто сумасшедший и не заслуживает вас. Отправляйтесь на ленч с тем молодым адвокатом, мистером Александром ван Ренсалером, который не может забыть вас с первой же встречи, о чем не преминул сообщить мне во время недавнего телефонного разговора. Кроме того, он оставил мне свою визитную карточку – на случай, если я смогу убедить вас посетить Гарвардский клуб вместе с ним.

– Мне вовсе незачем идти на ленч в Гарвардский клуб, – залепетала Лейси, утирая слезы кончиками пальцев. – Честное слово, мистер Фишман, мистер ван Ренсалер чудесный человек, но мне нет нужды влюбляться сейчас в кого-нибудь еще, даже в адвоката. Я просто не знаю, что мне делать, – каждому встречному нужно от меня одно и то же. Это так унизительно! Вы знаете, что для модели самое трудное – избегать назойливых мужчин? Поверьте, я вовсе не жалею, что ушла из модельного бизнеса, ни капельки не жалею, правда. Я могла бы рассказать вам о развратных фотографах, например о Питере Дорси.

– Значит, вы тоже слышали о Питере Дорси? – Мистер Фишман снова сунул сигару в зубы. – Какая катастрофа! Питер Дорси, один из крупнейших фотографов – сплошь «Вог», «Базар», «Каприз» и «Джентльмен квотерли», но блудник он непревзойденный. Вам надо Бога благодарить, что он не навлек на вас беду. Мне девушки рассказывали про него прескверные вещи. Во вторник утром он ушел из бизнеса.

– Что? – изумилась Лейси.

– Он еще молод, а между тем является одним из столпов этой профессии. – Мистер Фишман выразительно взмахнул сигарой. – Приз Сесил Битон, приз нью-йоркского Института моделей одежды… Он зарабатывал огромные деньги. Кто знает, что там у него произошло? Быть может, он плохой администратор. Во вторник утром он пришел в свою студию, а там неизвестно почему собралась толпа судебных исполнителей, бейлифов с грузовиками, чтобы вывезти его оборудование, все подчистую. Мой шурин из Бруклина, имеющий отношение к грузоперевозкам, слыхал, будто его разделали под орех. А заодно ликвидировали его договор об аренде. Модели, дожидавшиеся, когда их будут фотографировать для летнего каталога «Мэйси», вынуждены были забрать вещи обратно в магазин.