Чайная книга - Фрай Макс. Страница 21

— А вы, юноша, еще слишком мало знаете, чтобы… Осторожно! — Мистер Алан вскочил со стула, но было поздно. Чарли неудачно повернулся, задел локтем тетушку Луизу, зеленая чашка выскользнула у той из рук, ударилась о край стола и со звоном разбилась о каменные плиты.

— Это к счастью, к счастью! — сказала Мэри Лу. — Будет повод сходить в город за новой чашкой…

Те, кто наблюдали за этой сценой из коридора, видели лишь квадратный стол у окна, с привинченными к полу ножками, решетку на окне, узкую спину Луизы Хартли и ее худые ноги в шлепанцах.

Луиза находится здесь уже восемь лет. Каждый день в это время она садится к столу и разговаривает сама с собой.

— Что вы наделали, Чарли? — воскликнула она и начала плакать. — Это была моя любимая чашка! Моя самая любимая!

— И не успокаивайте меня, Мэри! Точно такую же я не куплю! — Луиза встала, опрокинув стул.

— И вы еще спрашиваете? — Она снова повернулась к окну, уже рыдая. — Что бы сказала Молли, если бы вы разбили свою?

К Луизе быстро подошла девушка в белом халате, одним движением закатала рукав и ввела иглу в предплечье:

— Все хорошо, миссис Хартли, не надо волноваться. Вам нужно отдохнуть, пойдемте.

Тетушка Луиза проснулась среди ночи и сразу вспомнила про чашку.

«Какой неуклюжий этот Чарли! Ему и впрямь нельзя ничего доверить, кроме собак, — подумала она. — С другой стороны, будет возможность выбрать чашку и для Алана. Чем не повод зайти потом в гости к Молли? Нельзя же дуться столько времени».

И, не глядя на часы, Луиза стала собираться. Она собиралась так, словно уходила если не насовсем, то, по крайней мере, надолго.

Она достала потертую дорожную сумку некогда темно-зеленого цвета, положила в нее две пары туфель, зеленый плащ, шерстяное платье и два платка, кофточку и несколько пар чулок, книгу с прикроватного столика, зеленое блюдце от разбитой чашки… Она складывала и складывала, пока в сумку больше ничего уже не помещалось.

Тетушка Луиза сидела на лавочке в зале ожидания и рассматривала только что купленную нежно-салатовую чашку. Зачем она сюда пришла?.. До послеобеденного чаепития была еще куча времени. Ничего страшного, если она немножко посидит тут в прохладе.

Время от времени приятный женский голос объявлял о прибытии или отправлении поездов. Тогда Луиза на минутку закрывала глаза, пытаясь по названию пункта представить себе картинку. Потом открывала глаза, тяжело вздыхала и снова рассматривала чашку.

— Я бы на вашем месте поехала, — сказала Мэри Лу.

— На моем месте вам вряд ли пришло бы такое в голову, — улыбнулась Луиза. — Кто вас будет чаем поить?

— А мы с Молли всегда мечтали путешествовать, — мечтательно произнес Алан, — да все никак. Сам не понимаю почему.

— А я, кстати, думала об этом, — сказала Луиза. — Все, кто живет на нашей улице, никогда никуда не ездят. Даже странно.

— Я бы поехал! — сказал Чарли. — Только мне с собаками гулять. Теперь работы больше: Урса щенков принесла. Шесть штук!

Все помолчали…

Алан посмотрел на Мэри Лу. Та согласно кивнула и подмигнула Чарли. Чарли улыбнулся и сказал: «Три — четыре!»

В шесть рук они подхватили тетушку Луизу и понесли ее по проходу к платформам.

— Вы с ума сошли! Поставьте меня немедленно! Я никуда не поеду!

Но ее только подняли выше и понесли быстрее.

Луиза Хартли торопливо шла по коридору, прижимая к себе подушку. За ней бежала сестричка и кричала:

— Миссис Хартли, стойте! Миссис Хартли!

Когда Луиза миновала стеклянную дверь и стала спускаться по ступенькам, дорогу ей преградили два санитара, а из ординаторской на крики вышел врач.

И тут случилось то, что кое-кто предпочел бы списать на обман зрения, но слишком много людей стало свидетелями происшедшего. Так что назавтра об этом уже писали все утренние газеты.

Луиза Хартли поднялась в воздух и медленно проплыла мимо расступившихся санитаров, через холл, мимо окошка регистратуры и дежурного на дверях. Она парила невысоко, но этого было достаточно, чтобы прохожие в удивлении разинули рты, а дети кричали и показывали пальцем. Ее никто не догонял, ее никто не останавливал.

Луиза обогнула газетный киоск и впорхнула в открытую дверь подошедшего трамвая. Когда вагон тронулся, Луиза Хартли все еще парила под потолком, прижимая к себе больничную подушку.

Журналистское расследование зашло в тупик почти сразу же. Луизу Хартли больше никто в городе не видел и маршрут трамвая никто не отследил. Но, по известным причинам, никто в розыск не подавал.

Очевидцы сходятся лишь в одном: трамвай был зеленого цвета.

Когда поезд тронулся, тетушка Луиза уже оправилась от потрясения и даже находила ситуацию весьма забавной. Она поставила сумку на полку рядом с собой и наклонилась через столик, чтобы помахать рукой провожающим.

Алан улыбался и что-то говорил, активно жестикулируя, Мэри Лу утирала глаза желтым платочком, а Чарли долго бежал за вагоном, подпрыгивая и прикладывая ладошку к стеклу.

Луиза могла поклясться, что видела на перроне Молли. Та стояла у колонны и махала вслед уходящему поезду.

Тетушка Луиза оглядела попутчиков, отметила стоящие на столике цветные чашки, поставила рядом свою зеленую и осталась довольна.

— Ну, скоро три часа, — сказала она. — Давайте знакомиться и будем пить чай!

Кое-что о Рут

— Пошла вон! — говорит мне мама.

Она исчерпала все аргументы и уже перестала плакать.

— Когда осознаешь свою вину, Рут, тогда придешь и извинишься! — говорит она.

У мамы плохое настроение. Так иногда бывает. Ей надо выговориться, и она всегда найдет повод. И лучше было сразу извиниться, даже если непонятно за что. Я не люблю, когда мама так волнуется.

Сейчас я немного покачаюсь на качелях, потом поброжу вокруг детской площадки. Может быть, схожу к соседке Марии, если она уже дома. У нее кошка.

Потом будет как обычно. Мама придет, скажет, что нечего по чужим кухням побираться, что скоро вернется отец, что она устала, а я неблагодарная…

Когда мама ругается со мной, она любит, чтобы я молчала и слушала. Тогда получается не скандал, а воспитание. А еще лучше, если я буду соглашаться и кивать головой. Тогда получается полезное воспитание.

А если я огрызаюсь или оправдываюсь, мама не любит. Я, мол, еще не доросла до своего мнения, я не ценю ее заботу, я мало ей помогаю, я не знаю, что такое «растить двух детей», я думаю только о себе, я такая же, как мой отец… и все в таком духе.

Когда мама ругается с отцом, она любит, чтобы он отвечал на ее реплики. Тогда получается «конструктивное» выяснение отношений. А если отец молчит, то получается просто как будто истерика. А мама не считает себя истеричкой. Она считает себя здравомыслящей женщиной, которая умеет найти истину в споре.

Мама очень злится, когда отец ругается небрежно, когда не старается. Это как будто предательство. Она ведь тратит столько эмоций, столько сил и таланта на подбор аргументов, на поиск примеров. А отец отлынивает, саботирует выяснение отношений. Его, мол, не интересует, что она чувствует, ему всегда было плевать на ее точку зрения, он никогда не может выслушать ее до конца, он не занимается детьми… и все в таком духе.