Смерть дикаря - дю Террайль Понсон. Страница 6

— Милостивый государь! — сказал ему граф. — Мне нужно сказать вам несколько таких слов, которые я нахожу неудобным говорить здесь на пороге, а потому я прошу позволения войти к вам.

И, сказав это, граф прямо прошел в гостиную Роллана и сел.

Де Клэ последовал за ним и тоже сел. Он уже не сомневался, что граф все знал. Роллан горделиво поклонился графу и сказал:

— Чему обязан я чести вашего посещения, граф?

— Я все знаю…

Фат поклонился опять.

— Я к вашим услугам, — сказал он.

— Очень хорошо.

— И согласен на все ваши условия…

— Сначала пистолет, а потом шпага; вы, конечно, понимаете, что мы будем драться насмерть.

— Это как вам будет угодно.

— Завтра в восемь часов утра.

— Где?

— О, разумеется, не в Булонском лесу! Она, пожалуй, явится туда и разыграет трогательную сцену. Мы будем драться в Венсене, у Тронной заставы.

— Я буду там с моими секундантами, — ответил Роллан.

— Прощайте, милостивый государь, до завтра! — сказал граф с ужасающим хладнокровием.

Роллан любезно проводил его до лестницы.

Тут они обменялись еще раз взглядами и поклонами.

Роллан, нужно отдать ему справедливость, вел себя вполне прилично и достойно на этом свидании, он находил поступок графа чрезвычайно логичным и основательным и не подумал увертываться. Так как граф знал все, то драться было необходимо.

Но Роллан обладал только одним хорошим качеством — храбростью, а когда прошел первый момент его изумления и смущения, то он увидел в вызове графа только одно средство еще больше возвыситься в глазах своих приятелей-молокососов, которые и без того уже приходили в удивление от его успехов.

Дуэль с графом Артовым придавала ему весу, и ему ни на минуту не приходило в голову, что граф может убить его.

Под влиянием какой-то лихорадочной радости он написал Октаву письмо и сообщил ему о предстоящей дуэли с графом, которая происходит из-за того, что сильная любовь к нему графини Артовой скомпрометировала ее мужа.

Одним словом, одна эта записка заслуживала уже поединка.

Граф Артов отправился от Роллана де Клэ к герцогу де Шато-Мальи.

— Я пришел просить вас об одной услуге, — сказал он ему.

— Приказывайте, граф.

— Завтра я дерусь на дуэли.

— Вы?!

— Я. Хотите быть моим секундантом?

— Конечно… только…

— Вы желаете знать причину дуэли?

— Именно… дуэль такая печальная вещь! Граф грустно улыбнулся.

— Я выхожу на дуэль, — сказал он, — потому что еще вчера был одним из счастливейших людей, а сегодня стал несчастнейшим.

— Боже мой, что вы говорите?

— Ничего, я любил, а меня не любили. Я предполагал, что раскаяние создает иногда ангелов, а теперь убедился в том, что порочность, обращенная на одно мгновение на путь истинный, рано или поздно возвращается к прежнему… вот и все!..

— Но… возможно ли это?.. Боже мой, возможно ли это?.. Графиня!..

— Не говорите мне о ней, — перебил его глухо граф Артов. — Она умерла для меня!..

Пока совершались события, рассказанные нами, — иная сцена, не менее драматичная и раздирающая сердце, происходила в Пепиньерской улице, в отеле графа Артова. Читатель помнит, что граф уехал из дому верхом после завтрака.

В эти два дня, по своем возвращении, граф, француз душою и характером, не мог насытиться своим Парижем. Еще накануне его не было дома с самого утра и до обеда, а в этот день Баккара сказала ему, улыбаясь:

— Поезжай, дружочек, я увольняю тебя до обеда.

И, сказав это, сама графиня уехала также за покупками.

Она воротилась в три часа и узнала, что граф отослал свою лошадь и взял извозчичий купе. Это обстоятельство показалось ей несколько странным, но все-таки она не придавала ему большой важности.

Через час пришло письмо не от графа Артова, а от Роллана де Клэ.

Роллан, прождав понапрасну до пяти часов, написал графине следующее послание:

Письмо это принес камердинер Роллана.

Баккара взглянула на адрес и очень удивилась, что он написан не рукою сестры, от которой она ждала письмо. Она хотела распечатать письмо, когда на дворе послышался стук въезжавшего экипажа. Думая, что это муж, графиня подбежала к окну и с изумлением увидела купе сестры, из которого вышла Сериза (мы будем называть так с этого времени Вишню).

— Что с ней?.. — подумала Баккара. — Не с ума ли она сошла?

И, все еще не распечатывая письма, она побежала навстречу Серизе Роллан. Сестры поцеловались.

— Иди-ка сюда, моя милая ветреница, — сказала Баккара, — и пишет, и приезжает ко мне в одно и то же время!..

— Что? Я не писала…— ответила удивленная Сериза.

— Ну, а это что? — спросила Баккара, взяв с камина письмо.

Сериза пожала плечами.

Баккара проворно сломала печать и, взглянув на подпись, прочитала:

«Роллан де Клэ».

Удивляясь все больше и больше, она прочитала первую страницу и внезапно побледнела.

— Боже! — прошептала она. — Уж не сон ли это? Письмо выпало у нее из рук. Сериза подняла его, в свою очередь прочитала и прошептала:

— Это непонятная вещь!..

Сестры переглянулись, но, наконец, Баккара вскрикнула:

— Да ведь я почти и не знаю этого господина!..

— Ах! — проговорила Сериза. — Я тебе вполне верю, он, должно быть, просто сумасшедший… Кто же вызвал его и с кем он будет драться?..

— Я схожу просто с ума! — воскликнула графиня вне себя.

Но в эту самую минуту отворилась дверь, и лакей подал графине письмо, принесенное уличным комиссионером.

— От его сиятельства! — доложил человек, узнав почерк своего барина.

Баккара взяла его дрожащей рукой, прочитала и с громким воплем грохнулась на пол.

Через полчаса она пришла в себя.

— Боже! — говорила бедная молодая женщина. — Пойдем… пойдем к этому господину, я должна его видеть… должна… о мой Станислав!.. Этот негодяй осмелился подделаться под мой почерк… Боже! Боже!..

И графиня, едва держась на ногах, села с сестрой в карету и приказала кучеру:

— В Прованскую улицу — гони как можно скорее.

Доехав до квартиры Роллана де Клэ, Баккара осталась в карете и попросила свою сестру повидаться с этим негодяем, который осмеливался так нагло клеветать на нее.

Роллан де Клэ принял Серизу, и когда та сказала ему, что ее уполномочила ее сестра Баккара узнать, что значит его письмо к ней, то он начал уверять ее, что она, вероятно, не посвящена своей сестрой в их взаимные отношения с ним, и рассказал ей при этом, как мнимая Баккара принимала его в Пасси и как она была даже два раза у него.

Сериза вскрикнула и бросилась к своей сестре.

То, что она передала ей, придало особенную энергию Баккара, она выскочила из кареты и проворно взбежала вслед за Серизой в квартиру Роллана де Клэ.

Увидя графиню, Роллан бросился к ней и хотел ее обнять.

— Ах, Луиза! — вскричал он. — Дорогая Луиза!.. Баккара с негодованием оттолкнула его.

— Прочь! — вскрикнула она. — Вы подлец или сумасшедший… Вы никогда не имели права называть меня Луизой.

Но Роллан хладнокровно заметил ей, что она совершенно напрасно отказывается от того, что было.

Сколько ни говорила Баккара, в каком она ни была отчаянии, но Роллан де Клэ, пораженный ее тождественным сходством с Ребеккой, продолжал настаивать, что он принимал ее у себя.

Баккара упала без чувств.

Ее отнесли в карету, а Вишня взяла слово, что он придет вечером к ним для того, чтобы разъяснить ту тайну, которая скрывается в этом деле.

— Приду, — ответил Роллан, начинавший думать, не сошел ли и он с ума.

Через несколько минут после отъезда Баккара от Роллана де Клэ к нему приехал мнимый маркиз де Шамери.