Двое с «Летучего голландца» - Джейкс Брайан. Страница 44
Лабрадор, лежа под столом, грыз толстую баранью кость и внушал своему хозяину: «Хороший человек, этот сержант Паттерсон, верно?»
Бен, цедя чай из коричневой глиняной кружки, ответил: «Не знаю, в чем дело, но мне здесь не по себе. Что-то меня то в жар, то в холод бросает».
Лабрадор, с костью в зубах, вылез из-под стола. «Да, выглядишь ты неважнецки. Мрачноватое здесь местечко. Давай, выйдем отсюда на солнышко».
Эми, увидев, что они уходят, поспешила за ними.
— Бен, ты что-то побледнел. Тебе нехорошо?
Бен прислонился к садовой стене, глубоко вдохнул свежий воздух и медленно выдохнул.
— Спасибо. Уже лучше. Не могу объяснить почему, но мне там было не по себе.
Эми похлопала юношу по руке.
— Ну и незачем туда возвращаться, раз тебе это неприятно. Побудем здесь, а с сержантом договорятся остальные. Ты какой-то непонятный, Бен, не похож ни на кого из наших здешних и уж, конечно, не такой, как мы с братом. Ты не рассердишься, если я спрошу, где ты родился? И где побывал, пока не приехал сюда?
Пряча от девушки глаза, Бен посмотрел вдаль.
— Я бы рассказал тебе, Эми… но…
Эми сама не понимала почему, но ее охватила жалость к этому странному юноше.
— Прости меня, Бен…
Однако, когда он обернул к ней лицо, глаза его снова стали ясными, а на щеках заиграл румянец. Но главное, он улыбнулся, а Эми так нравилась его улыбка!
— Нечего извиняться. Ты же мой друг, а это самое важное.
Историю их поисков изложил сержанту старый корабельный плотник, и Паттерсон переводил взгляд с Алекса на Эйлин, с Уилла на мистера Брейтуэйта и мистера Маккея по мере того, как они добавляли подробности.
Потом он некоторое время всматривался в свой чай и, наконец, заговорил.
— Меня, как вы знаете, назначили в вашу деревню четыре года назад. Здесь у вас прекрасно. Я полюбил эти места. Но завтра здесь будет все по-другому. Ну, из полицейского участка нас не выселят, это королевские владения, сами понимаете. Только кому в здравом уме захочется оставаться здесь рядом с пыльными разработками и цементным заводом? Возьмем констебля. Он дождется пенсии и уедет. Что до меня, то я, наверно, буду просить, чтобы меня куда-нибудь перевели. Хотя уезжать мне будет грустно. Так что, друзья, рассчитывайте на меня. Хотите взглянуть на место, где когда-то казнили, прошу вас, идемте.
Старый корабельный плотник напоминал ребенка, выехавшего на прогулку с воскресной школой. Потирая татуированные руки, он выскочил из участка и окликнул Эми и Бена:
— Сюда, приятели! Команда «всем на борт»! Нам разрешили осмотреть задний двор, и больше того, сержант нас благословил на поиски.
Эми и Бен, казалось, обрадовались, но не слишком.
— Ступайте, дружище! Мы обойдем вокруг дома и присоединимся к вам.
Бугристое лицо старого моряка выразило тревогу. Он взлохматил светлые волосы Бена.
— С тобой все в порядке, сынок? Бен изобразил на лице улыбку.
— Лучше не бывает, старина.
Глава 36
Мрачно и зловеще выглядел двор позади полицейского участка. Стена, у которой в старину находилось место казни, была довольно высокая, ее полностью закрывал вьющийся темно-зеленый плющ. Во двор вела тяжелая деревянная дверь с толстенным слоем синей краски. Джону пришлось немало повозиться с заржавевшими защелками и болтами, пока, наконец, дверь с громким скрипом не отворилась и пропустила внутрь Бена и Эми.
Бен сильнее, чем прежде, почувствовал неосознанный, почти панический страх. Его так и подмывало убежать подальше от этого мрачного отталкивающего места. Однако, пока рядом с ним была Эми с друзьями, о бегстве думать не приходилось. Сделав над собой усилие, он зашагал по поросшим мхом камням.
— Боюсь, что история этого древнего места, — обратился к собравшимся сержант Паттерсон, — является для меня тайной. Когда я прибыл сюда, то обнаружил, что сырость и роса попортили все старые документы. Мне было приказано привести участок в порядок, так что из архивных бумаг пришлось разжечь небольшой костер. Видели бы вы при этом лицо констебля Джадмена. Он не разговаривал со мной чуть ли не две недели. Мистер Маккей, сэр, не могли ли бы вы еще раз прочесть стихотворение?
Мистер Брейтуэйт смущенно пожал плечами.
— Итак, э… э… как вы понимаете, сержант, мы ищем м… м… виселицу. То есть, гм… место, где вешали. Гм… да, да, очень хорошо.
Эйлин вздрогнула и нервно почесала руки.
— Я, правда, не вижу никаких признаков, что здесь вешали людей. Бр-р-р! Но я чувствую — это то самое место. И мать, если бы была здесь, тоже почувствовала бы.
Уилл согласно кивнул, прислонившись к стойке дверей.
Теперь всем казалось, что двор застыл в тягостной безысходности. Даже серебристые следы улиток и слизняков зловеще поблескивали на гладких плитах известняка, отделявших сад от места казни.
— Не на что особенно смотреть, не правда ли? — слабо улыбнулся сержант. — Ведь уже больше сотни лет прошло с тех пор, как здесь последний раз повесили преступника. Ну, вот ты, молодой Сомерс, ты знаешь, как обычно казнили убийц?
Алекс молча потряс головой и проглотил возникший в горле комок.
Паттерсон стал объяснять, как это происходило, и его шотландский акцент усилился, когда он начал описывать исполнение приговора.
— Ну, значит, судья, священник, сержант и констебль — все обязаны были присутствовать, ну и старый палач, конечно. В эту дверь, которую сейчас открыл Джон, пускали публику посмотреть, что бывает с преступниками и злоумышленниками. Потом из камеры выводили приговоренного в цепях. Да, церемония была страшная. Несчастного заставляли встать на ящик под виселицей, а палач надевал ему на шею петлю. В это время судья зачитывал смертный приговор, потом отходил в сторону, а его место занимал священник, который читал вместе с осужденным молитву. Когда преподобный заканчивал, преступнику обычно разрешали обратиться к каждому из тех, кто пришел посмотреть. Ему надлежало покаяться в своих преступлениях, за которые теперь он будет казнен. А потом он должен был пожелать всем прожить долгую честную жизнь и извлечь урок из его наказания. Когда последнее слово осужденного было сказано, судья кивал палачу, давая ему знак, тот выбивал ящик из-под ног преступника — и делу конец.
Эми закрыла лицо руками, будто все рассказанное происходило перед ее глазами.
— Ух, как это ужасно и жестоко.
Эйлин обняла девушку за плечи.
— Да, дорогая. Судя по тому, что я читала, в маленьких деревнях такие казни совершались очень… неумело, что ли… Повешенные никогда сразу не умирали. Вот почему в стихах говорится, что «плясунов ужимки страшны». Иногда проходило целых десять долгих минут, пока их ноги переставали дергаться. Вот, должно быть, жуткое было зрелище! Понять не могу, почему людям хотелось ходить смотреть на это?
Тут Уилл хлопнул в ладоши, и наваждение пропало.
— Ну, хватит! Давайте займемся поисками, друзья! Есть здесь дерево, столб или, упаси бог, виселица? Иначе неизвестно, что нам дальше делать!
Глава 37
Джон вдруг услыхал громкий лай и царапанье в садовую дверь и поторопился открыть ее. Черный лабрадор стрелой пронесся по двору к своему хозяину. Никто из беседующих и не заметил, что светловолосый юноша не принимает участия в разговоре. Он молча сидел на ступенях, ведущих в участок. А сейчас свалился, потеряв сознание. Лабрадор лихорадочно лизал ему лицо, настойчиво внушая: «Бен, Бен, очнись! Открой глаза! Очнись, молю тебя!»
Старый корабельный плотник опустился рядом и положил голову юноши себе на колени. Эйлин бегом бросилась в дом, принесла кружку холодной воды, намочила в ней тряпку и приложила ее ко лбу их загадочного друга. Джон тихонько похлопывал его по щекам, приговаривая: