Смерть эксперта-свидетеля - Джеймс Филлис Дороти. Страница 18

– Адам! Что это ты крадешься как тать в ночи, черт бы тебя побрал! Господи, до чего же я рад тебя видеть! Единственная добрая весть за все утро – то, что тебе поручили возглавить это дело. Я уж думал, ты уехал. Сколько времени ты можешь со мной побыть? Как ты туда доберешься?

Дэлглиш ответил на все вопросы по порядку:

– Десять минут. Вертолетом с аэродрома Баттерси. Завернул по пути. Как ты, Чарлз? Я тебе некстати?

– Это я всем некстати. Более неудачного времени я и выбрать не мог. А главное, от чего с ума можно сойти – ведь сам во всем виноват! С операцией этой вполне можно было и обождать. Правда, надоело – болит и болит, и Мэг настаивала, чтоб я прооперировался до выхода на пенсию. Видно, считала, что лучше потратить на это государственное время, чем мое собственное.

Подумав о тяготах и успехах, выпавших на долю Фриборна за сорок с лишним лет службы на пользу судебной медицины, о трудных годах войны, об отсроченной пенсии, о последних пяти годах, когда Чарлз оставил директорский пост и занялся бюрократической тягомотиной, Дэлглиш сказал:

– Очень разумно с ее стороны. Кроме того, тебе вовсе нечего делать в Чевишеме.

– Да знаю я. Смешно чувствовать, что ты за это отвечаешь, только потому, что беда случилась как раз, когда тебя на месте нет. Из дежурки позвонили чуть позже девяти – сообщить мне об этом. Решили, видно, что лучше я от них узнаю, чем от посетителей или из вечерних газет. Молодцы. Главный констебль, по всей видимости, вызвал ребят из Скотленд-Ярда сразу, как получил сообщение. А тебе самому что известно?

– Думается, примерно то же, что и тебе. Я говорил с главным констеблем и с Хоуартом. Узнал от них основные факты. Череп пробит, очевидно, тяжелым молотком, который Лорример как раз исследовал. Лаборатория была должным образом заперта, когда помощник сотрудника по связям с полицией и молоденькая девушка – секретарь-регистратор – прибыли туда в восемь тридцать утра. Ключи Лорримера – у него в кармане. Он часто задерживался на работе допоздна, и большинство сотрудников знали, что он в тот вечер собирался остаться подольше. Никаких признаков взлома. Четыре комплекта ключей. Один – у Лорримера, поскольку он главный научный сотрудник и заместитель начальника службы безопасности. Второй комплект у помощника сотрудника по связям с полицией. Только Лорример или один из сотрудников по связям с полицией имел право запирать и отпирать здание. Третий комплект ключей хранится у директора в сейфе, а четвертый – в сейфе полицейского участка в Гайз-Марше – на случай, если ночью сработает сигнализация.

– Значит, либо Лорример впустил убийцу, либо убийца имел свой ключ, – сказал Фриборн.

Были и другие возможности, подумал Дэлглиш, только сейчас не время их обсуждать.

– Лорример, полагаю, впустил бы любого из сотрудников Лаборатории? – спросил он.

– Почему же нет? Он и полицейского бы впустил, из тех, кого знал лично, тем более детектива, занятого в последнем расследовании. Насчет других – не знаю. Мог впустить приятеля или родственника, хотя это совсем уж сомнительно. Он был педантичен до предела, бедняга, не представляю себе, чтобы он считал Лабораторию подходящим местом для рандеву. И, разумеется, он наверняка впустил бы судебного патанатома.

– Мне сказали, у них там свой, местный патанатом есть– Генри Керрисон. Главный констебль сказал, его вызывали осмотреть тело. Вряд ли они могли еще что-то сделать. А я и не знал, что вы нашли кандидата на место министерского патанатома. Что есть кем Дональда из мертвецкой заменить!

– Да мы не нашли пока. Керрисон этим занимается на условиях сдельной оплаты. О нем хорошо отзываются, и мы, скорее всего, именно его и назначим, если удастся уговорить Областное управление здравоохранения. Обычные сложности – он ведь работает в больнице, у него там тоже обязанности имеются. Чертовски хочется разобраться с судебной патанатомической службой до того, как я уйду. Но боюсь, эту головную боль придется оставить моему преемнику.

Дэлглиш вспоминал Дональда из мертвецкой без всякой приязни, особенно его омерзительные студенческие шуточки: «Нет-нет, только не этот нож для разрезания торта, моя милая, я им уже пользовался сегодня, вскрывая одну из жертв Гарри Секача, и нож малость затупился!» Дэлглиш терпеть не мог его вечное стремление самоутвердиться, его громогласный смех и с благодарностью думал о том, что ему хотя бы не придется допрашивать этого невозможного старого притворщика.

– Расскажи мне о Лорримере, – попросил он. – Какой он был?

Вопрос этот всегда лежит в самом сердце расследования дел об убийстве, и тем не менее Адам сознавал всю его абсурдность еще до того, как произнес эти слова. Самая странная часть работы полицейского детектива – этакое воссоздание взаимоотношений с мертвецом, которого и увидел-то впервые лишь как лежащее в странной позе мертвое тело на месте преступления или обнаженный труп на секционном столе в морге. Погибший – главный элемент в разгадке его смерти. Он погиб из-за того, каким был. До окончания дела Дэлглишу предстоит получить десятки описаний личности Лорримера, словно фотографические отпечатки впечатлений, сохранившихся в памяти других людей. Из этих аморфных, неопределенных картин он постарается воспроизвести свое собственное представление, перекрывающее все остальные, господствующее над ними, но столь же несовершенное, столь же искаженное, как и все они, однако теперь уже – влиянием его собственных предубеждений, его собственной личности. Но тем не менее вопрос этот следовало задать. И тут по крайней мере он мог не опасаться, что Фриборн пустится в философские рассуждения о личностном базисе всякого «я». Впрочем, мысли их в этот момент, видимо, шли параллельно друг другу, потому что Фриборн сказал:

– Странно, что всегда приходится задавать этот вопрос, что должен смотреть на человека глазами других людей. Возраст – около сорока. Похож на Иоанна Крестителя, только без бороды, и столь же бескомпромиссен. Не женат. Живет со стариком отцом в коттедже на краю деревни. Он является… являлся… судебным биологом высочайшей компетенции, но сомнительно, чтобы он мог получить более высокий пост. Одержимый, раздражительный, общаться с ним тяжело. Он претендовал на директорский пост в Лаборатории Хоггата, был конкурентом Хоуарта.

– А как он да и все в Лаборатории приняли новое назначение?

– Мне представляется, Лорример воспринял это очень тяжко. Но в Лаборатории вряд ли хотели бы, чтобы это кресло занял он сам. Старший научный состав его недолюбливает. Впрочем, всегда найдется пара-другая коллег, которые предпочли бы чужаку своего, даже если они этого своего терпеть не могут. Ну и Союз наш пошумел, как водится, что назначили не судмедспециалиста.

– А почему, собственно, назначили Хоуарта? Я так понял, что ты тоже в Совете директоров и участвовал в заседании?

– А как же! На мне тоже лежит часть ответственности. Я вовсе не хочу сказать этим, что мы совершили ошибку. Старый док Мак был по-настоящему крупным судмедспециалистом. Мы ведь вместе начинали. Но нельзя и отрицать, что он малость отпустил вожжи в последние несколько лет. Хоуарт уже поднял уровень оборачиваемости на десять процентов. К тому же предстоит ввод нового здания Лаборатории. Мы пошли на сознательный риск, назначив ученого не судебно-медицинского направления: нам прежде всего нужен был хороший менеджер. Во всяком случае, большинство в Совете считали именно так и смогли убедить остальных. Правда, не уточняя, что имеется в виду под этим замечательным словом «менеджмент». Новая наука. Все мы склоняем пред ней головы. В прежние времена мы просто брались за дело, улещали своих сотрудников, если это требовалось, давали под зад лодырям, ободряли робких и неуверенных и уговаривали полицейские службы использовать нас. Да еще время от времени посылали отчеты в МВД, просто чтоб они там не забыли, что мы существуем. Кажется, все шло вполне удачно. Наше ведомство не сгинуло, не погибло. Ты когда-нибудь размышлял над вопросом, в чем, собственно, разница между «руководством» и «менеджментом», а, Адам?