Почему нам так нравится секс - Даймонд Джаред. Страница 25

Насколько универсальны подобные выводы? Ведь Кристен Хоукс и ее коллеги изучали всего две народности охотников-собирателей — аче и хадза. Выводы ученых не мешало бы проверить и на других охотниках-собирателях. Результаты могут сильно варьировать от племени к племени и даже от человека к человеку. Мой личный опыт на примере Новой Гвинеи подтверждает правоту Хоукс, причем еще более определенно. На Новой Гвинее очень мало крупных животных, добыть их удается редко, и охотники частенько возвращаются домой с пустыми руками. Изрядную часть добычи охотники сами съедают в лесу, а то, что приносят домой, тут же раздают направо и налево. Охота на Новой Гвинее не выдерживает критики с точки зрения экономической эффективности, однако она приносит удачливым охотникам очевидные статусные выгоды.

Но имеют ли выводы Хоукс какое-то отношение к нашему собственному обществу? Наверное, вы уже рассердились, поскольку предвидели этот мой вопрос и думаете, что знаете и мой ответ: дескать, я считаю, что американские мужчины по большей части тоже ведут себя непорядочно. Разумеется, ничего похожего я не хочу сказать. Я признаю, что многие американские мужчины или даже большинство из них (интересно, какое именно большинство?) — образцовые мужья, которые много работают, чтобы больше зарабатывать, отдают заработанное своим семьям, заботятся о детях и не изменяют женам.

Тем не менее кое-что из сказанного об индейцах аче справедливо по крайней мере для части нашего общества. Некоторые американские мужчины все же бросают своих жен и детей. Доля разведенных мужчин, которые, несмотря на решения судов, пренебрегают своим долгом и не поддерживают собственных детей, оставшихся с матерью, настолько высока, что государство вынуждено что-то с этим делать. Родителей-одиночек в Америке уже больше, чем родителей, живущих в браке, причем среди одиночек преобладают женщины [20].

Но даже среди женатых мужчин, как мы знаем, есть и такие, кто больше печется о себе, чем о своих жене и детях; такой мужчина тратит много энергии, времени и денег на то, чтобы волочиться за другими женщинами и предаваться другим занятиям, которые считаются атрибутами «настоящего мужика». Типичные атрибуты такого стиля — автомобили, спорт и выпивка. Образно говоря, такой мужчина приносит домой далеко не все мясо, какое добывает. Не берусь утверждать, что мужчин-«хвастунов» в Америке больше, чем мужчин-«кормильцев», но процент «хвастунов» явно нельзя сбрасывать со счетов.

Исследования бюджета времени работающих семейных пар показали, что работающая американка тратит на выполнение своих обязанностей (работа плюс дети плюс домашнее хозяйство) вдвое больше, времени, чем ее муж, и при этом за одну и ту же работу женщины, как правило, получают меньше, чем мужчины. Когда мужчин попросили оценить время, которое они сами и их жены посвящают детям и работе по дому, оказалось, что мужья склонны переоценивать количество своих часов и при этом преуменьшать время, которое отдали детям и дому их жены. По моим впечатлениям, в таких развитых странах, как Австралия, Южная Корея, Германия, Франция и Польша (называю только страны, с которыми я более или менее знаком), вклад мужчины в ведение домашнего хозяйства и воспитание детей еще меньше. Вот почему вопрос «Для чего нужны мужчины?» сегодня актуален не только для антропологов, но и для всего нашего общества.

Глава 6. Чем меньше, тем больше

Эволюция менопаузы

Большинство диких животных остаются фертильными вплоть до самой своей смерти или по крайней мере почти до этого рубежа. Сказанное справедливо и для самцов Homo sapiens. Хотя некоторые мужчины по разным причинам и в разном возрасте становятся бесплодными или менее способными к оплодотворению, не существует возраста, в котором все мужчины обязательно и полностью теряют эту способность. Известно множество примеров того, как мужчины весьма преклонного возраста (включая даже одного 94-летнего старца) становились отцами.

Однако у женщин в возрасте около 40 лет способность к зачатию резко снижается, и примерно через десять лет наступает полное бесплодие. И хотя менструальный цикл у некоторых женщин сохраняется до 54–55 лет, до появления современных медицинских технологий — гормонотерапии и искусственного оплодотворения — зачатие после пятидесяти было редкостью. Например, в среде американских хаттеритов, процветающей религиозной общины, которая отрицательно относится к контрацепции, женщины рожают детей так часто, как только позволяет человеческая биология. Период между родами составляет около двух лет, и в среднем на каждую женщину в общине приходится одиннадцать детей. Однако даже у хаттеритов женщины перестают рожать к 49 годам.

Для неискушенных людей менопауза — явление неизбежное, хотя часто болезненное и ожидаемое без восторга. Однако с точки зрения биологов-эволюционистов менопауза у наших женщин — это аномалия в животном мире и своего рода интеллектуальный парадокс. Суть естественного отбора — способствовать генам тех признаков, которые увеличивают число потомков своего обладателя. Как же мог естественный отбор наделить всех самок вида генами, прерывающими их способность к размножению? Кроме того, по любому биологическому признаку, включая и возраст менопаузы, существует генетическая изменчивость. И если уж менопауза у женщин по какой-то эволюционной причине возникла, то почему сроки ее наступления не стали постепенно сдвигаться на все более поздний возраст? Ведь чем позже наступит менопауза у женщины, тем большее потомство она может оставить.

С точки зрения биологов-эволюционистов, менопауза — одно из самых необычных проявлений человеческой сексуальности. И, как мы увидим дальше, одно из самых важных. Я убежден, что наряду с прямохождением и большим головным мозгом (занимающими центральное место в любом тексте про эволюцию человека); наряду со скрытой овуляцией и способностью заниматься сексом ради развлечения (чему эти тексты уделяют гораздо меньше внимания) именно менопауза стала одной из ключевых биологических особенностей, делающих нас людьми — созданиями, качественно отличающимися от обезьян.

Многие биологи не согласятся с тем, что я сказал. Они будут доказывать, что никакой нерешенной проблемы менопауза не представляет и нет нужды ее обсуждать. Их возражения бывают трех родов.

Во-первых, некоторые биологи считают, что менопауза — это своего рода артефакт [21], побочный результат недавнего увеличения продолжительности человеческой жизни. Речь идет не только о плодах прогресса здравоохранения за последнее столетие. Продолжительность жизни людей выросла, вероятно, уже десять тысяч лет назад в результате возникновения сельского хозяйства. Возможно, она увеличивалась все последние сорок тысяч лет в ходе эволюционных изменений, позволявших людям овладевать все новыми навыками выживания. Согласно этой точке зрения, на протяжении предыдущих нескольких миллионов лет эволюции человека менопауза проявлялась очень редко, потому что, как принято считать, почти никто из тогдашних женщин (как и мужчин) не переживал рубеж сорока лет. Понятно, что женская репродуктивная система могла быть настроена таким образом, чтобы прекращать работу после сорока лет — поскольку в более позднем возрасте у нее в любом случае не было возможности ее продолжать. В эволюционном масштабе увеличение продолжительности жизни произошло совсем недавно, и у женской репродуктивной системы просто не было времени, чтобы приспособиться к нему. Таково вкратце первое возражение.

Однако эта точка зрения игнорирует тот факт, что репродуктивная система мужчины, да и другие физиологические системы у мужчин и женщин продолжают в большинстве случаев функционировать еще в течение десятилетий после сорока лет. Получается, что все другие системы организма сумели приспособиться к резко возросшей продолжительности жизни, и лишь одна только женская репродуктивная система по какой-то необъяснимой причине не смогла этого сделать. Что же касается утверждения, будто в древности лишь немногие женщины переживали сорокалетний рубеж, то оно основано на данных палеодемографии, оценивающей продолжительность жизни древних людей по возрасту ископаемых останков. Такие оценки в значительной мере основаны на недоказанных и порой не слишком правдоподобных допущениях. В частности, на том, что найденные нами останки представляют собой несмещенную выборку [22] всей древней популяции; кроме того, вызывает сомнения возможность точно определить возраст смерти по ископаемым костям. Разумеется, палеодемографы могут отличить останки десятилетнего ребенка от костяка двадцатипятилетнего взрослого, однако их способность различать скелеты 40-летнего и 55-летнего человека никогда не была убедительно показана. Сравнение со скелетами современных людей мало что дает: другой образ жизни, другой рацион, другие болезни заставляют наши кости стареть совсем по-другому, нежели у наших предков.