Во власти наслаждения - Джеймс Элоиза. Страница 28
В этот момент один из бесчисленных лондонских мусорщиков, мальчик лет девяти, выскочил на мостовую прямо под ноги Буцефалу. Один мальчишка никогда бы не испугал коня, рассуждал впоследствии Алекс, но за ним гнался дюжий торговец фруктами, у которого мальчик только что стащил яблоко. Мальчик проскочил перед Буцефалом, а торговец налетел на его плечо. А рядом, слева, кучер экипажа едва не сбил бежавшего мальчишку, успев натянуть вожжи, и остановить своих тощих пугливых лошадей. Они обе встали на дыбы, что сопровождалось страшным звоном металлической упряжи.
Этого Буцефал уже не мог вынести: они с хозяином сегодня уже второй раз выезжали из дома, а ему все еще не дали размять ноги! Да и поездка с Пиппой, которая барабанила по крупу и дергала за гриву, была не из приятных. Он трубно заржал и поднялся на задние ноги, размахивая в воздухе передними копытами.
— Какого черта! — выругался Алекс.
Он привычно натянул поводья, а другой рукой ухватил Буцефала за узду. Буцефал, хорошо объезженный конь, сразу же опустил копыта на землю. Алекс выпрямился — и встретился взглядом с веселыми глазами своей возлюбленной, которая остановилась, чтобы посмотреть на него.
Какое-то мгновение он разглядывал ее. Он знал, какой страстной она будет в его объятиях. Он почувствовал это, целуя ее в парке. Но сейчас у нее был такой скромный вид, словно и воды не замутит. Он невольно улыбнулся и соскочил с Буцефала, бросив поводья груму Шарлотты.
— Позвольте мне взять у вас этого цыпленка, — предложил он как ни в чем не бывало, подходя к Шарлотте и Софи.
Шарлотте доставляло удовольствие думать, что она, должно быть, привыкает к Алексу, потому что ее сердце бьется спокойно и она чувствует себя совершенно непринужденно. Но когда он протянул руки и взял у нее ребенка, его глаза блеснули так, что все ее вновь обретенное спокойствие рассыпалось в прах, и она почувствовала, что краснеет.
Софи, никогда не упускавшая удобного случая, отступила в сторону и сделала знак груму, чтобы тот подсадил ее на лошадь.
— Оревуар, — весело сказала она. — Я должна вернуться к матушке. Нет, нет, мне достаточно Филиппа. Шарлотта, увидимся вечером. — Она вежливо кивнула Алексу и, сопровождаемая грумом, свернула на оживленную улицу.
Сначала Шарлотта смутилась, идя рядом с Алексом, в то время как весь Лондон наблюдал за ними. Но Пиппа, которая до этого сидела на руках у Шарлотты, пытаясь привлечь внимание отца, теперь повернула голову и начала отчаянно кокетничать с Шарлоттой. Шарлотта громко рассмеялась. Алекс благоразумно хранил молчание.
Они миновали Гросвенор-сквер и свернули на Албемарл-сквер, где жила Шарлотта, прежде, чем она успела это заметить. У дверей своего дома она остановилась и холодно протянула руку.
— Сэр.
Алекс наклонил голову:
— Простите, что не могу поклониться. Боюсь, что при поклоне станет видно мокрое пятно на моем плече.
Шарлотта невольно засмеялась. Свободной рукой Алекс поднес ее руку к губам. Но вместо того, чтобы поцеловать тыльную сторону, он прижал к губам ее ладонь. Шарлотта побледнела. Радостный трепет, который она ощущала внутри своего тела утром, снова охватил ее.
— Увидимся вечером, — глубоким бархатным голосом произнес Алекс, не сводя с нее глаз.
Шарлотта слишком мало доверяла себе, чтобы что-либо сказать в ответ, поэтому отняла руку, молча кивнула и стала подниматься по ступеням. Перед дверями она остановилась, пораженная неожиданной мыслью. Она обернулась и умоляюще на него посмотрела.
— Вы ведь не сядете опять на лошадь, милорд?
Алекс посмотрел на нее и перевел взгляд на Пиппу.
— Нет, — сказал он, — больше я не посажу Пиппу на Буцефала.
Он так улыбался ей, думала Шарлотта, проскользнув в дверь мимо Кэмпиона. Его глаза так блестели, они говорили о… поцелуях. О поцелуях и о чем-то большем.
Глава 9
Элоиза, супруга маркиза Бранденбурга, медленно спускалась по лестнице своего городского особняка, раздраженно натягивая длинные, по локоть, перчатки. Она была недовольна. Очень недовольна. Элоиза была женщиной, хорошо осознававшей свою значимость. Она прекрасно разбиралась во всем, что касалось приличий, и очень этим гордилась. Но по иронии судьбы ее дочь выросла своенравной ветреной девчонкой. Сама она в возрасте Софи носила только белое и смиренно опускала голову, когда кто-то из родителей входил в ее комнату. Она никогда, до тех пор пока не вышла замуж, не осмеливалась смотреть отцу в глаза. Но Софи! Элоиза не помнила случая, чтобы дочь не смотрела смело в глаза матери и не отказывалась сделать хотя бы самую мелочь, о которой та ее просила.
Вот, например, сегодня днем. Когда она, Элоиза, сообщила, что они должны поехать на чаепитие, устраиваемое достопочтенной Лидией Бингли, Софи отказалась наотрез, сославшись на договоренность с учителем португальского языка. Элоиза даже сосчитать не могла, сколько раз она повторяла дочери, что единственное, чему нужно учиться молодой леди, — это умению найти мужа. Но Софи упрямо отказывала женихам и учила новые языки.
Чтобы успокоиться, маркиза глубоко вздохнула. Оглядела свой туалет: по крайней мере хоть она выглядит безупречно! Возможно, немного старомодно, но она не одобряла новую французскую моду. Она была убеждена, что ее собственная дорогая матушка — такая строгая и несгибаемая в своих убеждениях — простит ей, что она не носит французскую одежду. Нет, она никогда не наденет эти свободные платья без талии и никогда не сменит свой твердый корсет на новомодный легкий! А Софи, кажется, не носит даже такого корсета! Под ночной рубашкой, которую Софи имела смелость называть платьем, и места-то не было для корсета. В глазах Элоизы снова вспыхнул гнев.
Она уже дошла до дверей и стояла там, нетерпеливо постукивая по мраморному полу туфлей. Где Софи? Дочь настаивала на посещении театра «Друри-Лейн», где уж, конечно, все ее увидят. Поскольку она, очевидно, собирается поехать в театр полуголой, то могла хотя бы появиться вовремя!
Из библиотеки вышел Джордж, и Элоиза смерила его острым взглядом. Ей было известно, что он там делал: опрокинул стаканчик бренди, без сомнения. Ладно, Шекспира смотреть трудно, а Джордж оказался настолько добр, что изменил свои планы, когда она поняла, что вечером они окажутся в центре внимания. Черт бы побрал эту девчонку! Элоиза даже не знала, кто раздражает ее больше — эта глупая Софи наверху, завернутая в прозрачную салфетку, или ее еще более глупая подруга Шарлотта, принимающая ухаживания совершенно непригодного в женихи графа. Позор, вот что это такое! Настоящий позор. Если бы существовало какое-то иное препятствие, она бы одобрила этот брак, но брак без шанса иметь детей лишен смысла. Теперь по-настоящему интересной мишенью становился брат-близнец. Как только он появится оттуда, куда уехал (Борнео или Китай?), она постарается заставить Софи выйти за него замуж. Совершенно очевидно, что именно его ребенок унаследует титул. «Боже, — подумала она с некоторым самодовольством, — на месте Аделаиды я держала бы дочь подальше от Александра Фоукса, не тратя времени попусту».
Зашелестел шелк — рядом с ней оказалась Софи.
— Господи! — раздраженно сказала мать. — Я не слышала, как ты подошла. На тебе так мало одежды, что и мышь не разбудишь. Надеюсь, ты надела нижнюю юбку?
К счастью, Элоиза отвернулась, не заметив улыбки Софи. Софи действительно надела нижнюю юбку, но сшитую из наитончайшей шенили. К тому же она смочила юбку водой, чтобы, прилипая к ногам, она лучше обрисовывала их.
Дворецкий помогал Софи надеть вечернюю бархатную накидку, когда за ее спиной появился отец.
— Никаких глупостей сегодня, девочка, — грозно нахмурил он брови.
— О нет, сэр, — покорно ответила Софи, озорно блеснув глазами.
Джордж невольно почувствовал облегчение. Жена всегда смотрела на вещи слишком серьезно. Возможно, она сильно преувеличила эту историю со сплетнями.
И только когда они вошли в ложу, Джордж понял, насколько права оказалась его супруга. Усадив жену и дочь с красавицей подругой, он заметил, что публика в партере затихла. Словно неожиданно пошел снег, и все, подняв головы, посмотрели наверх — на их ложу. Через мгновение тишина сменилась все возрастающим гулом перешептывающихся голосов и шорохом вееров. «Боже, — подумал он, — какой долгий вечер впереди!» Начать с того, что он не выносил Шекспира, и, сколько бы баллад к нему ни прибавили, Шекспир ужасно действовал на его желудок. А теперь он предугадывал еще и отвратительный антракт. Вероятно, налетит стая франтов. Достаточно взглянуть на дочь и леди Шарлотту, сидящих в первом ряду, чтобы понять: так оно и будет. Да еще этот граф — тоже, должно быть, здесь. Похоже, весь свет решил посмотреть эту чертову пьесу в один и тот же вечер.