Царь мышей - Абаринова-Кожухова Елизавета. Страница 103

— И даже не один! — с воодушевлением подхватил Святославский. — Вы сказали, косточки сохранились? Значит, и череп сохранился. А это уже больше, чем ничего…

— На что вам череп? — с подозрением глянул на князя дьяк Борис Мартьяныч. — Уж не собираетесь ли вы какое кощунство над ним сотворить? Не дозволю!

И он даже пристукнул по столу, но попал по краю тарелки, отчего недоеденный огурец взлетел чуть не до потолка. Мисаил очень ловко поймал его и незамедлительно отправил себе в рот.

— Никакого кощунства, — заявил он, прожевав огурец. — Разыграем знаменитую англицкую кумедь, забыл, как называется, ну, там еще один чудик откопал на погосте череп скомороха и стал его расспрашивать, дескать, ответь мне, старина, быть али не быть?

— И вы что, думаете с этой хохмой выступать перед народом? — не выдержал Рыжий.

— Да! — с вызовом приосанился Мисаил. — Потому как искусство принадлежит народу!

— А то можно спослать в Потешный приказ за рисовальщиками, — гнул свое князь Святославский. — Они вам так череп разукрасят, что ни одна собака не отличит! А что, почему бы нет? Кости оденем в царский кафтан, все это безобразие выставим в окне, а сами встанем сзади, чтоб народ не видел, и будем толкать туда-сюда, будто он сам движется!

Тут уже Рыжий не выдержал:

— Князь, вы, кажется, не совсем понимаете, в чем дело. Ежели мы сейчас, вот прямо сейчас не убедим народ, что царь жив-здоров и просит всех успокоиться и разойтись по домам, то это будет значить одно — в самые ближайшие дни нас ждут великие беспорядки, брожение, бесчинства и как следствие — гибель всего Кислоярского царства. А вы устраиваете какой-то балаган на костях!

— Ну, так бы сразу и сказали, — хладнокровно откликнулся Святославский. — В таком случае имеется у меня еще один способ, самый верный. Ну-ка, Антип, покажи нам, что не зря казенный хлеб жуешь.

Антип чуть ссутулился, зачесал волосы на плешь, напряг ноздри, сложил губки бантиком, раскрыл глаза до отпущенных природою пределов и при этом каким-то чудом сдвинул их к переносице.

— Государь! — вскрикнул дьяк Борис Мартьяныч и даже вскочил из-за стола.

— Да-а, и не отличишь от настоящего, — похвалил Рыжий, с изумлением разглядывая «опутятившегося» Антипа. — А сказать что-нибудь его голосом сможешь?

— Да ну что вы, в таком состоянии и своим-то голосом ничего не выговоришь, — ответил за Антипа князь Святославский. — Для этого у нас есть Мисаил… Хотя нет, было раньше у нас одно дарование, по прозванию Макарий Галка, этот умел кого угодно изобразить, да так, что не то что ни одна собака — родная матушка не отличит. Жаль, не задержался в моем ведомстве — взял да ушел на вольные хлеба. Хотя что за хлеба у него такие — не пойму. С тех пор как простились, ни разу о нем не слышал, — печально вздохнул князь. — Спился, должно быть… Ну, давайте.

Мисаил прокашлялся и отрывисто заговорил, старательно подчеркивая и выделяя каждое слово:

— Господа. Дорогие соотечественники. Вы. Видите. Что я. Жив. И нет никаких. Оснований. Верить инсивуна… Инсинува… Инсвину… Верить вымыслу, будто бы. Меня. Съели. Обещаю, что мы. Найдем. Всех тех. Кто распустил эти. Вздорные слухи. И примерно. Накажем. Где найдем. Там. И. Замочим.

Мисаил говорил так похоже, что Рыжий с Борисом Мартьянычем, на миг забыв о невзгодах, даже зарукоплескали. А князь Святославский гордо провозгласил:

— Вот видите, какие способности у нас втуне пропадают. Так что вы уж замолвите словечко перед… ну, перед тем, кто потом будет, чтобы не скупились на средства для Потешного приказа!

И тут за спиной князя раздалась громкая напевная речь:

— Исполать вам, добры молодцы и красны девицы!

(Хотя красных девиц в приемной не было вовсе, а присутствующих добрыми молодцами назвать можно было лишь с большой натяжкой).

Напевный голос принадлежал боярину Шандыбе, славному огромной, во всю голову, лысиной. Кроме того, борода у него то ли не росла вообще, то ли он ее брил, оттого при виде сего боярина Рыжему вспоминался заглавный герой виденного в молодости фильма про Фантомаса, разве что густые брови несколько выбивались из этого яркого кинематографического образа.

— Едва сквозь толпу пробрался, — радостно сообщил Шандыба. — На что не пойдешь, чтобы царские косточки проведать!

— И что, за этим вы сюда пришли? — неприязненно глянул на него Рыжий.

— А заодно посмотреть, как вы тут простой народ дурите! — еще радостнее провозгласил боярин Шандыба.

— Пить будете? — слегка заплетающимся языком проговорил дьяк Борис Мартьяныч. И, не дожидаясь ответа, наполнил чарку и протянул ее нежданному гостю.

— Вот такие, как вы, народ и спаивают, — громогласно заявил Шандыба, однако чарку принял. — Пью не за ваше здравие, но за упокой души нашего царя и за светлое будущее нашего государства!

С этими словами боярин сноровисто влил содержимое чарки себе в глотку и занюхал широким рукавом кафтана.

— Ну да, ты один у нас честный и порядочный, — не выдержал князь Святославский. — А мы все — лгуны, вруны да обманщики.

— А вот это ты сказал, князь, а не я, — хохотнул Шандыба. — Дело, конечно, ваше, а я вышел бы к народу и объявил всю правду!

— Вот выйди и объяви, — предложил Святославский.

— Почему это я? — возмутился боярин. — Я, что ли, Государя слопал?

— А кто — мы? — не выдержал господин Рыжий.

— Может, и вы, — Шандыба сел на один из стульев для посетителей и закинул ногу за ногу. — Когда я пришел, Государя уже съели, а вы были тут! А что, я вас покрывать не буду, я перед кем хошь правду-матку зарежу!

— Вот-вот, прямо как на той неделе, — злорадно подхватил князь Святославский. — Заявился на свадьбу и, хлебнув медовухи, принялся невесту обличать — мол, и такая она, и сякая, и гуляла с кем ни попадя…

— Я правду говорил! — приосанился Шандыба.

— Так эту правду все и до тебя знали, — продолжал Святославский. — А ты приперся и все веселье людям испохабил!

— Невеста должна быть честной! — заявил боярин Шандыба. И как бы в подтверждение своих слов рубанул по воздуху ребром ладони.

— Ну никто ж не спорит, что невеста должна быть честной, — с досадой проворчал Святославский, — да зачем об этом на свадьбе говорить?

Содержательный спор оказался вскоре прерван, что называется, самым насильственным способом: раздался звук разбиваемого окна, и в приемную влетел увесистый булыжник, по счастью, ни в кого не попав. Стали слышны и крики с улицы:

— Ца-ря! Ца-ря! Ца-ря!

— Ну, теперь ваш выход, — обратился Рыжий к Антипу и Мисаилу. — Народ хочет царя, а вы вдвоем его прекрасно заменяете!

Однако скоморохи попятились задом от окна.

— Они же нас каменьями закидают, — выкрикнул Мисаил.

— Боязно, — поежился Антип.

— Вам надобно выпить, — с видом знатока промолвил князь Святославский. — Для храбрости.

— Но не здесь, — разомкнул уста дьяк Борис Мартьяныч. — Пройдемте куда-нибудь вглубь терема.

— И я даже знаю, куда, — тут же подхватил Рыжий. И оборотился к Шандыбе: — Вы, почтеннейший боярин, кажется, хотели полюбоваться останками Путяты? В таком случае добро пожаловать в его горницу.

И вся честная беседа, прихватив кувшин с остатками наливки, покинула приемную. И очень вовремя — вослед им туда влетел еще один булыжник.

Не очень доверяя тем слухам, что Маша принесла с базара, князь Длиннорукий послал в город конюха, садовника и других дворовых людей посмышленее, и вскоре они вернулись с новостями более чем неутешительными — будто слухи не смолкают, а настроения среди горожан такие, что беспорядков не избежать, даже если толки окажутся беспочвенными. Поэтому, хоть князю и хотелось прихватить с собой побольше всякого скарба, но после недолгого совещания с княгиней было решено взять только самое необходимое, зато выехать как можно скорее.

Но и сборы самого необходимого заняли не так уж мало времени, и, проезжая по городу, княжеская чета могла воочию наблюдать плоды зловредного брожения умов: и опустевшие улицы, и запертые среди бела дня ряды лавок, и кучки подозрительных людей, с явной враждебностью поглядывающих на аляповатую длинноруковскую карету.