Царь мышей - Абаринова-Кожухова Елизавета. Страница 105

Проходя по полутемному коридору, экспериментатор почувствовал, что ветка в руке дрогнула, и он решительно указал на старый сундук, покрытый дырявою рогожкой:

— Вот здесь!

— Да тут, кроме клопов, ничего нет и быть не может, — брезгливо скривилась Анна Сергеевна, которая неотступно следовала за сообщником, по пути прихватывая со столов и полок всякие безделушки и небрежно скидывая их в наволочку.

— Насчет клопов не скажу, — с видом знатока откликнулся Каширский, — но обычно господа обыватели самые ценные вещи хранят именно в таких местах. Они думают, что воры туда не полезут, в то время как опытные домушники обычно там первым делом и шарятся.

— Сразу видно специалиста, — ехидно подпустила Анна Сергеевна.

— Да, я признанный специалист в области человеческой психологии, — сделав вид, что не заметил «подколки», горделиво подтвердил Каширский. — В том числе и психологии воров. — Однако, решив, что выразился слишком уж просто, признанный специалист уточнил: — То есть представителей асоциального среза социального общества.

— Чем умничать, помогли бы сундук вскрыть, — прикрикнула Анна Сергеевна, на которую ученые речи господина Каширского должного впечатления не произвели.

Однако содержание сундука поначалу вызвало у Анны Сергеевны некоторое разочарование — это были какие-то старые скатерти, дырявые платки, латаное белье и прочая ветошь, годная разве что для старьевщика, но не для преуспевающего купеческого семейства.

— Все правильно, — оптимистично заявил Каширский. — Чаще всего так и бывает: сверху тряпки, а на дне…

На дне оказался какой-то увесистый сверток. Перейдя в комнату, где было светлее, чем в коридоре, Анна Сергеевна и Каширский развернули его и обнаружили набор столовых приборов — ножей, ложек, вилок и даже одну поварешку. По всему было видно, что это добро пролежало забытым на дне сундука много лет — некоторые предметы уже были сильно тронуты ржавчиной.

— Ага, а теперь вы скажете, что внутри они из чистого золота, — с невыразимым сарказмом процедила Анна Сергеевна.

— Ну, дать стопроцентную гарантию я не берусь, — заосторожничал Каширский, — но, в общем-то, весьма вероятно.

— Вы что, дурой меня считаете? — взвилась Глухарева. — Хватит ваньку валять, ищите настоящее золото, а то я за себя не отвечаю!

— Не хотелось бы вас огорчать, уважаемая Анна Сергеевна, но, насколько я знаю наших почтенных хозяев, свое состояние они держат отнюдь не в кубышке, а вкладывают в торговые и иные предприятия, — спокойно, будто читая лекцию, заговорил Каширский. — Конечно, политэкономия — не совсем моя научная специализация, но как ученый энциклопедического склада я отчасти знаком с теоретическими выкладками Адама Смита, Карла Маркса, Егора Гайдара, других ведущих экономистов, и никто из них не пропагандировал хранения золотых украшений дома. Напротив, лучшим способом приумножения благосостояния, по общему мнению, является следование известной формуле «деньги — товар — деньги», ибо…

Каширский осекся на полуслове — сзади раздался приглушенный и чуть скрипучий голос:

— Исфините, я фам не помешал?

Появление кого угодно другого стократ меньше поразило бы золотоискателей. Но увы — посреди комнаты, живой и невредимый, стоял господин Херклафф, которого Каширский числил в мертвых, а Глухарева не далее как сегодня собственноручно заколола кинжалом.

— Зд-д-дравствуйте, Эд-дуард Ф-фридрихович, — вразнобой пролепетали Анна Сергеевна и Каширский.

— Кажется, я оторвал вас от важных дель? — учтиво осведомился Херклафф, поправляя монокль.

— Да, мы тут проводим экспроприа… то есть, я хотел сказать эксперимент, — понемногу успокаиваясь, ответил Каширский. — Хотя, как говаривал один восточный мыслитель, трудно искать золото в темном сундуке, особенно если его там нет…

«Странно, как это он остался жив, — размышляла между тем Анна Сергеевна. — И смотрит как-то уж больно ласково, будто не я его ножичком пырнула… Хотя он может этого и не знать — я же к нему сзади подкралась, незаметно. Небось, думает на Чаликову…»

— А-а, у вас есть мешок, — выслушав Каширского, радостно проговорил Херклафф. — Дас ист зер гут, мне он как раз нушен. И вы тоже.

— Зачем? — с подозрением спросила Анна Сергеевна.

— За золотишком, — осклабился Эдуард Фридрихович. — А здесь вы все рафно ничефо не найдете.

— За золотишком? — повеселела Анна Сергеевна. — И когда?

— Прямо сейчас, — заявил Херклафф и первым направился к выходу. Но перед самыми дверями вдруг резко остановился и, кинув быстрый пристальный взгляд на Анну Сергеевну, сделал галантное движение рукой:

— Только после вас, фройляйн.

Чумичкина хибарка стояла на городском отшибе, и шум потрясений до нее почти не долетал. Обедая теми яствами, на которые расщедрилась скатерть-самобранка, Василий и Надежда наперебой рассказывали о событиях, свидетелями и участниками коих они стали в этот день.

Когда Чаликова дошла до встречи с Каширским, Дубов попросил:

— Наденька, с этого места, пожалуйста, подробнее.

Хотя Надя добросовестно старалась вспомнить все подробности, ее рассказ получился очень сбивчивым. Но Василий и так все понял:

— Ясно — Каширский вам элементарно «давал установку», а вы на нее попались.

— Да что вы, не может быть! — завозмущалась Надя. — Он просто говорил мне…

— …что кинжал Анны Сергеевны в ваших руках должен послужить делу добра и справедливости, — закончил за Надю Василий. — И вы тут же побежали вершить самосуд над злом и несправедливостью, которые для вас воплотились в некоем конкретном индивиде. И вы еще говорите, что это не «установка»!

— Ну что ж, и на журналистку бывает проруха, — вздохнула Чаликова. — Хорошо еще, что так все кончилось. Одного не пойму, как это кинжал пропал из сумки и очутился у тебя? — Надежда обратила взор на Чумичку.

— Я за тобой всю дорогу приглядывал, — нехотя пробурчал колдун. — А ножик из сумки достать, так это ж не колдовство даже, а так — баловство.

— Давайте решим, что нам теперь делать, — предложил Дубов.

— Уходить в свой мир, — твердо сказала Чаликова. И печально добавила: — Теперь, наверное, навсегда…

— Сначала еще из города надо выбраться, — заметил Василий. — А то ежели Путяту и вправду съели, то непорядков не избежать.

— А может, они уже начались? — предположила Надя.

— Сейчас узнаем. — Дубов извлек из-под кафтана «херклаффский» кристалл и положил его на стол. — Ну, Наденька, и кого бы вы хотели теперь увидать?

— Петровича, — несколько неожиданно и для себя, и для Дубова, сказала Чаликова.

Большая грань замутнилась, и на ее поверхности проступило сперва неясное, а потом все более отчетливое изображение, но не развалин храма на Сорочьей, где Дубов видел Петровича в последний раз, а добротного дома на одной из главных улиц.

— Градоправление, — пояснил Чумичка. — Бывшая вотчина Длиннорукого.

Перед градоправлением бушевала толпа, а на крыльце Петрович, бестолково размахивая руками, что-то надсадно кричал.

— Должно быть, призывает люмпенов грабить награбленное у трудового народа, — предположила Надя.

Василий хотел было попросить кристалл «включить звук», но тот сделал это сам — словно бы ему и самому не терпелось узнать, что же там происходит.

На сей раз Надя ошиблась — «грабить награбленное» толпа была не прочь и безо всякого Петровича, а Петрович же, напротив, пытался ее от этого удержать.

— Что вы творите, изверги?! — вопил он. — Не дозволю государево добро хитить! Костьми лягу!! Всякого, кто позарится, лично буду грабить и убивать!!!

Но даже ржавые кухонные ножи не произвели должного впечатления.

— Довольно этого шута слушать! — раздались выкрики из толпы. — Бей, круши, все нашенское будет!

И толпа, сметя с пути бывшего лиходея и душегуба, втекла в градоправление. Петрович кряхтя поднялся и, потирая ушибленную задницу, заковылял прочь. А из окон на улицу полетело казенное добро: столы, несгораемые ящики, перья и чернильницы, а следом за ними — охранники и служащие, не захотевшие или не успевшие покинуть присутственное учреждение. Булыжники мостовой обагрились первой кровью…