Леса моря. Жизнь и смерть на континентальном шельфе - Куллини Джон. Страница 71

Отправление из Вудс-Хола задержалось на несколько часов. Наконец все погружено и закреплено, включая пару новых батарей, приобретенных в городе в последнюю минуту. Они предназначены для ярко-желтого подводного аппарата «Нектон», закрепленного на кормовой палубе.

Наконец, около 5.30 пополудни, судно покидает Большую гавань. Мы на борту стального катамарана, длина которого 95 футов. Палубы перекинуты в нескольких футах над ватерлинией. Судно начинает покрываться ржавчиной, но выглядит прочным. Его спаренные корпуса уверенно продвигаются через Виньярд-Саунд. Волнение умеренное. Я не могу, обнаружить у себя никаких признаков морской болезни даже после довольно плотного обеда — жареной куриной грудки с рисом и зеленым горошком.

Перед заходом солнца юго-восточнее острова Чаппаквиддик появляется кит. Сначала мы видим струи воды в воздухе — может быть, десять или двенадцать футов высотой, — затем, подойдя поближе, слышим медленное, ритмичное хлопанье огромных хвостовых плавников. Их размеры трудно определить (несколько футов в длину?). Плавники поднимаются почти вертикально, секунду или две спокойно раскачиваются, затем неторопливо опускаются в воду. Виден только один большой кит, но рядом с ним как будто есть еще один, поменьше (мать и детеныш?).

Тени гребней волн на воде становятся длиннее. Нантакет пропал из вида в сумеречной дымке на востоке. Мартас-Виньярд выглядит теперь длинным, низким, бесформенным чернильным пятном на розовом горизонте, и я рисую в своем воображении последних китов на Земле, отдыхающих в летнем море вблизи островов, сыгравших такую большую роль в их. уничтожении.

Рассвет занимался медленно. Все вокруг окрашено в синевато-серые тона. Волнение по-прежнему слабое, но уже ясно ощущаются признаки перемены погоды. Мы находимся почти в 100 милях южнее Мартас-Винь-ярда. Скоро будем у места нашей станции у вершины Витч-каньона.

Со своей койки через открытую дверь на палубу я вижу узкий отрезок моря. Непрерывно качаясь из стороны в сторону, оно выглядит пустым до самого горизонта. Но вот у самого судна промелькнул буревестник. Стоя на палубе уже после рассвета, я насчитал дюжину серых буревестников и приблизительно столько же малых качурок. Солнце находится на высоте нескольких градусов над горизонтом и, бросая неземной свет, окрашивает в розовый цвет оперение буревестников.

Мы ждем, когда наступит время завтрака для нашей смены, а пока ближе знакомимся друг с другом. Имена запоминаются легче. Дик — главный специалист. Ему около сорока, он старший биолог в NMES, и один из виднейших ученых-подводников в стране. Джо, теоретик Дика, технический эксперт и личный адьютант, тоже работает биологом в NMES. Он немного старше всех нас, говорит тихо и приветлив. В группу Дика входят также Клифф, Кен и Роджер. Они самые молодые на борту, отличные аквалангисты, по образованию биологи. В лаборатории их зовут драгунами Дика. Клифф не такой веселый, как двое других, но все трое жаждут деятельности и за завтраком обсуждают деловые вопросы.

Подводники Рич и Джерри — уроженцы западных штатов. Их медлительный, тягучий говор выделяется на фоне более резких голосов остальных участников экспедиции, выходцев из Новой Англии. Оба они добродушно-веселые, только Рич несколько более контактен. Оба выглядят заправскими акванавтами, но в этом качестве они работают в корпорации, которая сдает внаем «Нектон». Вообще же и тот и другой профессиональные геологи. Рич имеет степень доктора философии и преподает в Колорадском университете, Джерри кончает диссертацию на степень магистра в Калифорнии.

Тед работает на факультете прикладной океанографии в университете Нью-Хемпшира. Подобно мне, он здесь в роли приглашенного специалиста. Он занимается проблемой захоронения в океане брикетированных твердых отходов из городов. Связь между этой темой и программой, по которой работает NMES, заключается в возможности привлечения большого количества рыбы в места свалок тюкованных отходов, но разработка этой идеи находится в начальной стадии. Тед привез несколько небольших тюков, каждый высотой около двух футов, чтобы уложить их на дно с помощью „Нектона". Эти „первенцы" будут снабжены пинджерами, и Тед рассчитывает, что через год он получит их обратно для исследования. Команда из четырех человек, так же как и само судно, предоставлена компанией из Нью-Джерси. За исключением Арнольда, повара, членов команды почти не видно за завтраком. Тони, капитан судна, появляется на минутку, жуя бутерброд с копченой колбасой, и берет чашку кофе к себе на мостик. Остальные — это Ангус, крупный человек со светлыми вьющимися кудрями и сильным шотландским акцентом, и Оззи, помощник капитана, высокий, сухопарый и очень спокойный парень.

Наша работа началась с установки указательного буя, который должен служить базисной точкой в районе погружения. Его поместили на восточной стороне Витч-каньона, поблизости от края последнего, где глубина составляет 600 футов. Мы находимся в нескольких милях мористее вершины каньона, глубоко врезающегося в континентальный шельф. В нескольких сотнях ярдов на запад от буя глубина каньона достигает 1200 футов.

Довольно подробная карта, составленная при помощи эхолота, показывает, что дно каньона имеет сложный рельеф. В некоторых местах края каньона обрывисты или образуют вдающиеся в глубь каньона выступы. Между ними в каньон впадают боковые ответвления — «притоки». Наша карта почти ничем не отличается от топографического изображения любого небольшого каньона, типичного для юго-запада Соединенных Штатов, но исследователю, спустившемуся на дно при видимости 50 футов, покажется, что он очутился на горной тропинке при вечернем тумане.

Первыми совершают погружение Джо и Рич. Это разведывательный рейс, для того чтобы определить местонахождение „поселений", как их называют в группе NMES: круто скошенные, почти вертикальные склоны, образованные толстым слоем глины. Многочисленные животные, главным образом крупные омары, крабы и рыба-хохлач [33], вырыли или просверлили в глине норки. Стены каньона усеяны множеством отверстий от четверти до трех футов в диаметре, и почти из каждого выглядывает странная физиономия. Эта картина приводит на память пещерные городища. В. прошлом году группа Дика первая обнаружила подводные поселения на западной стороне Витч-каньона. По ее первоначальной оценке, вряд ли еще где-нибудь на Земле есть столько омаров, сколько здесь. На этот раз они собирались более тщательно обследовать верхнюю часть каньона и сделать видеозапись всех типов рельефа и всех представителей крупных видов животных, уделив особое внимание рыбам. Если позволит время, будут совершены погружения и в нескольких других каньонах, расположенных дальше на восток на внешней кромке банки Джорджес.

Через два часа вернулись Джо и Рич. Погружение этого опытного дуэта, от спуска до подъема, прошло без неприятных неожиданностей. Они не нашли ничего похожего на «поселения», которые видели в прошлом году. Собираясь возвращаться, они наткнулись на глинистый участок дна на глубине 650 футов, так что, должно быть, «поселения» все же удастся обнаружить. Следующая пара наблюдателей спустится глубже.

Джо ставит свою магнитную ленту на видеомагнитофон, и мы смотрим на экране телевизора материал, отснятый час тому назад прямо под нами. Его самые интересные кадры посвящены кальмару длиной примерно в фут, который ест небольшую камбалу. Несколько брезгливо, не торопясь, он ощупывает переднюю часть рыбы, отрывает и выбрасывает голову и затем уже приступает к еде всерьез, работая невидимым для нас клювом.

Магнитная лента не дает такой четкости изображения, как кинопленка. Над Джо подшучивали, что он подсунул бракованную пленку «Подводного мира» Жака Кусто. Но полученные материалы вполне достаточны для того, чтобы составить общее представление об объекте работ.

Днем усиливается ветер. Белые барашки покрыли все море, и поэтому Дика и Джерри невозможно поднять на борт, хота они поднялись на поверхность уже час назад. Их первая попытка пристать к судну оказалась неудачной, и у «Нектона» немного пострадал руль, когда волной его сильно ударило о борт корабля. Пока судно маневрировало, пытаясь отойти от аппарата на 50–60 ярдов, они подпрыгивали на волнах, словно пробка. Наконец драгуны подошли к подводному аппарату в резиновой лодке „Зодиак". Они завели тросы с судна, одновременно страхуя свое транспортное средство. Когда исследователи выкарабкивались из душной от спертого воздуха кабины «Нектона», Дика сильно тошнило, а Джерри был близок к этому. Как-никак их качало под углом 90°.

С изменением погоды исчезли серые буревестники; однако качурки остались с нами. Они единственные живые создания, видимые на открытом всем ветрам водном пространстве. В конце дня я позволил себе выпить пива, и теперь меня подташнивает. Я не думаю, что в этом виноват обед — я съел только свиную отбивную с картофелем. Вечером мне стало совсем худо, и в предчувствии плохой погоды и вынужденного поста на целую неделю я немного загрустил. Пытаясь уснуть наперекор качке, я подумал: куда же в такие вот штормовые ночи деваются качурки?

Проснувшись, я почувствовал себя лучше — даже голодным. Море заметно успокоилось. Приняв на всякий случай пилюлю меразина, я с удовольствием позавтракал. Мы идем назад к указательному бую. В соответствии с нашей программой, на ночь мы отходим приблизительно на 10 миль и, достигнув глубин около 350 футов, становимся на якорь.

По моему мнению, подводные работы целесообразно и безопасно проводить только в дневное время, но так было не во всех экспедициях, в которых я участвовал. Капитан считает, что наше решение становиться на якорь в ночное время позволит сэкономить большие топлива, чем если бы мы дрейфовали или маневрировали всю ночь.

Как-то среди ночи на крючок удочки, сделанной из троса, которую поставило трио Дика, попалась акула. Оззи, помощник капитана, говорит, что он вытянул ее около двух часов. Это самец синей акулы длиной в семь или восемь футов, стройный и гладкий. Он болтается за бортом, привязанный хвостом к ручке лебедки. Струи йоды, обтекающие акулу, заставляют ее плавники мерно колебаться. Рыло и один большой, не имеющий века глаз скрыты под водой. Другой глаз вырван крючком. Дика выводит из себя вид мертвой акулы. Он говорит, что это зрелище вызывает у него отвращение, и приказывает выбросить ее.

Мы стоим около указательного буя. Кен и Рич первыми спустятся под воду. Они возьмут с собой на дно одну из двух моих экспериментальных рамок.

Мое пребывание на судне связано с темой моей научной работы. Я занимаюсь проблемой обрастания кораблей и подводных сооружений животными. В экологическую группу животных-обрастателей входят губки, кишечнополостные, мшанки, усоногие раки, оболочники и многие другие. Обрастания утяжеляют суда, тормозят их ход и вредят другим долговременным подводным сооружениям. Но, с другой стороны, обрастания являются важным источником питания для рыб, небольших крабов и омаров. Дика обрастания интересуют с точки зрения общей продуктивности территории каньона. Через год мы надеемся достать мои экспериментальные рамки, в которых находится набор шестидюймовых керамических и деревянных панелей. Подсчет и измерение прикрепившихся к панелям животных дадут возможность получить качественные и количественные данные о важных звеньях морских пищевых цепей, которые на наружных участках шельфа никогда не изучались.

Задание Теда в буквальном смысле слова связали с моим. Его небольшие тюки с отходами сочли целесообразным привязать к основаниям моих рамок: тогда подводный аппарат сможет их установить одновременно. Его пинджеры прикрепляются к рамкам, так же как и несколько несжимаемых указательных буйков, которые будут торчать футах в двадцати надо дном.

Первая рамка опускается без помех. Кен и Рич помещают ее у небольшого уступа на крутом склоне каньона, на глубине 720 футов. В центре „поселения" появляется первая экспериментальная установка — тюк с отходами. Но веревки, соединяющие тюк с рамкой, каким-то образом перепутались: когда Кен и Рич вернулись с отснятым на видеоленту материалом, стало ясно, что они установили рамку вверх ногами.

Связь между подводным аппаратом и поверхностью осуществляется при помощи гидрофонов. К приемному устройству на борту судна подключен преобразователь, который опускается за борт с той стороны, с которой производится погружение. Таким образом, звук человеческого голоса передается непосредственно водой, которая является гораздо лучшим проводником, чем воздух. Громкий крик будет слышен на глубине по меньшей мере 10 километров.

Теперь наступила моя очередь совершить погружение. В качестве командира со мной отправляется Джерри. Подводный аппарат имеет около 10 футов в длину, по форме он похож на широкую торпеду. На небольшой рубке находится входной люк. Я вползаю первым. Как научный наблюдатель я буду сидеть на корточках или лежать на полу. Он покрыт пенопластом и вполне комфортабелен. В носовой части есть несколько иллюминаторов из органического стекла, через которые я буду проводить наблюдения. Я имею возможность смотреть вперед, вниз под углом, вверх под углом и по сторонам. Джерри сидит на маленькой скамеечке под люком. Я вижу его руки, лежащие на ручках управления, но его голова скрыта от меня, так как она находится в рубке. Расположенные кольцом иллюминаторы обеспечивают Джерри круговой обзор.

Начало было очень плохим, так как, не успев еще открепиться от судна, мы уронили в воду вторую экспериментальную рамку. Она выскользнула из слабо державших ее «механических рук» «Нектона» и удивительно быстро стала опускаться через синюю воду.

Минут через пять мы последовали за ней. Мы находились в сотне футов от судна, когда Джерри начал стравливать воздух, и аппарат медленно укрылся под волнами. Точный момент погружения трудно зафиксировать.

Кристально чистая в солнечном свете вода на поверхности отливает яркой синью. Даже смотря вниз, я вижу голубое сияние, исходящее из какого-то неопределенного, но сильного источника света, скрытого в глубине. В воде множество нежных и прозрачных телец, отличающихся по форме и размерам. Один из помощников Дика называет их морскими соплями, но, судя по некоторым особенностям их геометрии и способности к движению, можно заключить, что многих из них — живые организмы. Я вижу плывущих сальп около фута длиной, гребневиков и изредка сокрашлющихся медуз. Некоторые из медуз, тело которых имеет форму колокола, совершенно неподвижны, а их щупальца вытянуты в радиальном направлении. Это особый тип поведения, при котором животное, медленно погружаясь в толщу воды, пассивно ловит свою мелкую добычу. Медузы похожи на живые, опускающиеся вглубь планктонные сетки. Невидимое волнение, производимое нашим аппаратом, вспугивает этих небольших животных и они пускаются в плавание толчками, напоминая собой быстро мигающие глаза. Медузы другого вида, значительно более крупные, непрерывно пульсируют, как некий футуристический метроном. За их прозрачными телами тянутся длинные изящные щупальца.

Мы проходим глубину в 300 футов, и вода по направлению к поверхности светлеет и становится сине-зеленой; внизу сгущаются сумерки. Джерри включает светильник, в лучах которого видно, что вода наполнена органическими частицами; эта картина напоминает снежную вьюгу в совершенно тихий вечер. Только здесь "снежинки" медленно "падают вверх" мимо иллюминаторов опускающегося аппарата.

Спокойно падая, мы подходим к 600-футовой отметке и проходим ее. Дна еще нет. Теперь в беззвучном мире вокруг нас, за пределами снопа искусственного света, все кажется окутанным темнотой. Только какая-нибудь стройная сальпа промелькнет мимо, подобно блуждающей комете среди моря звезд.

Затем стало светлее, внизу появилось желтоватое пятно — отраженный свет нашего прожектора, и мы увидели дно с высоты футов двадцать пять. Оно материализовалось перед нашими глазами (точно так же это происходит при глубоководных спусках аквалангистов), когда мы сели на покатую песчаную равнину на глубине 675 футов: неопределенные формы превратились в холмики, впадины, песчаные складки и небольших животных.

Джерри слегка стучит по глубиномеру, чтобы проверить глубину, и затем докладывает о нашем приземлении людям из мира над нами. Они отвечают прозаичными словами. Хотя мы садились мягко, аппарат поднял густое облако ила; правда, оно довольно быстро рассеялось. В воде по-прежнему носится органический снег. Теперь, когда мы стоим на месте, он больше не поражает воображение. Легкое течение переносит большие снежинки в горизонтальном направлении.

Рельеф вокруг нас ничем особенно не примечателен, если не считать, что вся местность усеяна невероятным количеством норок, углублений и насыпей. Повсюду виднеются выбросы грунта (сделанные червями) и небольшие животные. На каждый квадратный метр приходятся сотни представителей макроскопической фауны. Больше всего небольших актиний, морских перьев и червей, поселяющихся в трубчатых домиках. В том направлении, куда свет прожектора проникает сквозь легкие взвешенные частицы, видимость составляет около 25 метров. На неосвещенной стороне подводного аппарата пейзаж напоминает лунную ночь. Детали расплывчаты, но без освещения неясные формы и тени на слабо отражающем свет дне кажутся более удаленными от нас, чем на самом деле.

Наружный термометр показывает 10 °C. Стены аппарата, конденсируя влагу из воздуха, стали прохладными и влажными. Вокруг все тихо, внешний мир кажется безмятежным. Однако психологические глубины менее спокойны, и у меня появилось чувство страха. Тишина, притаившаяся в четверти дюйма от нас, за тонкой стальной стенкой, наваливается всей своей тяжестью. Если в нашем металлическом яйце вдруг появится трещина, мы не уцелеем. На глубине 675 футов давление легко раздавит лобные пазухи и сплющит наши грудные клетки. Даже если бы мы успели добраться до дыхательных аппаратов, сложенных вместе с запасными батареями за сиденьем Джерри, шансы на спасение были бы ничтожны. Чтобы открыть люк, нам пришлось бы ждать, когда зальет подводный аппарат, а быстрый подъем с этой глубины скорее всего вызвал бы чреватую смертельным I исходом кессонную болезнь.

На мой первый вопрос „что если" Джерри реагирует быстро. Он решительно заявляет, что подводные аппараты безопаснее самолетов, а тем более легковых автомобилей. В случае каких-нибудь затруднений или повреждений у «Нектона» есть пять разных способов добраться до поверхности, в том числе, если понадобится, сброс всего двигательного агрегата.

Теперь мы медленно движемся вверх по отлогому скату, делая пару футов в секунду. Мы пытаемся найти потерянную экспериментальную рамку. После консультации с людьми наверху мы приблизительно определили ее местонахождение. В нескольких метрах от нас наш прожектор — нащупал двух омаров. Они пытаются укрыться в небольших углублениях. Интересно, какие эмоции вызывает у них паше чудовищное средство передвижения, ослепляющее их светом и оглушающее шумом двигателя?

Я пытаюсь заснять на видеоленту общий вид рельефа и животных. Вся местность кажется относительно плоской. Из песка торчат несколько высоких цериантусов (Cerianthus), ближайших родственников актиний, затем появляются крупные крабы, которые ведут себя осторожно. Увидя нас, они перестали бегать и остановились у самой границы освещенного участка. Эти крабы редко предстают перед наблюдателем в своем истинном виде. Белые, ярко сверкающие отражающие поверхности на передней части их панциря и клешнях причудливо искажают их форму. Ветвистый мягкий коралл типа Alcyonium выглядит почти пушистым. Такой вид ему придают полностью расправленные полипы. Единственная морская звезда небольших размеров представляет здесь, на открытом участке дна, всех своих многочисленных и разнообразных родичей.

Мы остановились, чтобы прощупать окрестности гидролокатором. Наше устройство не отличается большой чувствительностью, но Джерри думает, что если рамка не попала в глубокий овраг или за какую-нибудь возвышенность, она даст хорошее отражение. Вдруг я замечаю совсем рядом, с аппаратом какое-то движение. Это мини-вулкан, медленно извергающий ил, — плод неудержимой деятельности скрытого от глаз червя.

Я пытаюсь представить себе ту невероятную биомассу, которую скрывают несколько сантиметров ила. Биоценозы, возникающие на илистом дне, связаны сложными отношениями во времени и пространстве. Экологи, изучающие морское дно, нашли, что только горсточка видов, некоторые пластинчатожаберные моллюски и черви, могут селиться в девственно плотном песке. Опускаясь на дно, крохотные личинки этих первых поселенцев способны проникать между плотно примыкающими друг к другу, почти стерильно чистыми песчинками. Они постепенно разрыхляют более глубокие слои грунта и поставляют на поверхность дна органическое вещество. Эти животные-фильтраторы, выступающие в роли первопроходцев, добывают себе пропитание из толщи лежащей над ними воды.

Постепенно на разрыхленном дне поселяются другие существа. Органические вещества проникают на большую глубину; поселяющиеся здесь же бактерии и простейшие увеличивают их питательную ценность для многих организмов, питающихся донными отложениями: кольчатых червей с хорошо развитыми жабрами, сипункулид [34], роющих ракообразных, двустворчатых моллюсков, иглокожих и многих хищников. В конце концов небольшие локальные поселения беспозвоночных животных соединяются, образуя простирающийся на много километров мегалополис из трубок, туннелей и узких трещин и полостей в толще грунта, которые также постепенно обживаются различными организмами. Для развития таких хрупких сообществ, тонкого налета на поверхности плотных пород, образующих дно шельфовой зоны, требуются годы.

Движемся дальше. Несколько раз нам казалось, что мы у цели, но потом выяснилось, что приемник гидролокатора принял эхо от валунов, без сомнения оставленных здесь исчезнувшими ледниками, которые некогда находились по ту сторону континентального шельфа, к северу. Обширные отложения глины, в которых теперь образовались поселения животных, были также принесены сюда реками талой ледниковой воды.

Один из валунов лежит в неглубокой впадине. Поверхность камня покрыта актиниями и гидроидами. Вместе они производят впечатление букета цветов, в котором первые похожи на гвоздики, а вторые, один из видов Tubularia, выглядят как экзотические маргаритки с розовыми серединками. Эти Tubularia самые большие из виденных мной, более 10 дюймов в длину.

Одна из наиболее удивительных особенностей окружающего пейзажа — это густые поселения обитающих в трубках многошетинковых червей — полихет. Трубки у них зеленоватого цвета, высотой в дюйм и немного тоньше соломинки. Они так густо торчат из песка вокруг цветущего валуна, что производят впечатление низко подстриженной лужайки. Однако четкая граница их распространения проходит лишь в метре от основания камня. Должно быть, здесь имеет место комменсализм, если не симбиоз. [35] Присутствие камня с поселившимися на нем кишечнополостными, по-видимому, представляет собой какой-то важный компонент в экологической нише полихет. Возможно, опускающиеся на дно остатки пищи кишечнополостных используются червями.

Гидролокатор Джерри явно показывает, что поблизости есть какой-то предмет, и мы направляемся к нему. Напрягая все свое зрение, я всматриваюсь во тьму вод спереди и сбоку. Мы находимся на глубине около 600 футов, на плоском участке дна шельфа восточнее каньона. Видимость здесь лучше чем в момент посадки: футов сорок.

Джерри говорит: «Это ловушка-привидение». Мы подплываем к ней и видим две ловушки для омаров с перепутанными линями. Никакого соединения с поверхностью нет. Ловушки деревянные, старые и разбитые, с недостающими или сломанными планками. Они больше не представляют опасности для омаров и крабов. Как бы в насмешку, они теперь служат жилищем для крупного нитеперого налима (Urophycis), который, похоже, выкопал небольшое углубление под планками. Джерри маневрирует, чтобы я смог снять хорошие видеокадры, а рыба все время поворачивается к нам головой.

Мы находимся под водой уже два часа. Никаких признаков пропавшей рамки. Мои ноги, втиснутые где-то между видеоустройством и сидением командира, затекли. На этом участке больше нет хороших мишеней для гидролокатора. Мы решаем подняться и извещаем об этом наших друзей, находящихся в 600 футах над нами. Перед самым концом связи из приемника гидролокатора послышалась целая серия щелкающих звуков, затем еще и еще. Каждая группа щелчков продолжалась две-три секунды. Джерри высказал предположение, что где-то неподалеку находятся дельфины.

Раздается свист сжатого воздуха. Пока воздух не начнет расширяться, подъем происходит очень медленно. С высоты нескольких метров над дном я оглядываюсь назад и вижу оставленную аппаратом широкую, восьмидюймовую, дорожку, уходящую через песок в неизвестность. Затем на какой-то неопределенной глубине мы снова попадаем в сероватый мрак. На уровне около 500 футов вода над нами приобретает зеленоватый оттенок. Постепенно становится все светлее и светлее, и наконец на 100-футовой глубине все вокруг становится синим. С глубины 50 футов уже видно, что наверху неспокойно, и мы быстро поднимаемся, пробиваясь в мир солнечного света и бурных волн. Я думаю о безмолвном тусклом мире, оставшемся далеко под нами, и о множестве живущих в нем существ, которые не знают и никогда не узнают раскачивающихся синих волн. Большинство из них обречены всю жизнь провести в почти полной темноте и холоде, царящих на окраине континента.

Море довольно бурное, и наш подводный аппарат порядком швыряет из стороны в сторону. На всякий случай с судна спустили на воду «Зодиак». Я вижу лодку и сидящих в ней ухмыляющихся драгун, внимательно следящих за нами. Но все в порядке, и я даже не чувствую тошноты. Мы подходим к борту судна без посторонней помощи. Через десять минут нас поднимают. На палубе раздаются приветственные возгласы — немного покровительственные, но зато полные энтузиазма. Это поздравляют меня с благополучным завершением первого погружения.

Щелчки, которые мы слышали перед самым подъемом, исходили, вероятно, от обыкновенных гринд. Группа из пяти или шести этих 15 — 20-футовых созданий была замечена с судна приблизительно в то же время, когда их зафиксировал приемник гидролокатора. Но связист на поверхности ничего не слышал, так что киты, надо полагать, направили свои биологические локаторы прямо на «Нектон». Услышав необычные шумы, они «держали нас под наблюдением» с помощью звуковых волн через всю толщу вод.

Ночью небольшие качурки, видимо, ослепленные ярким светом на палубе, дважды влетали в мою открытую каюту. Они ведут себя покорно и не издают ни звука, когда я ловлю их и выпускаю в ночь подальше от света.

После завтрака охотники за акулами разделывают двух небольших синих акул ради их невыразительных челюстей и хвостов. Туши выбрасываются за борт, и они тонут, истекая жиром и кровью.

Утром Роджер и Рич совершают глубоководное погружение в каньон, частично по ошибке. Мы контролируем их спуск по приемнику гидролокатора, ожидая услышать, что они приземлились на глубине 650 или 700 футов. Но глубинное течение, как видно, проносит их мимо предполагаемого места посадки. Рич сообщает, что они проходят глубину в 800 футов, но дна все еще нет, затем следует цифра "850". Наконец «Нектон» садится на крупный песок и гальку на глубине 920 футов.

Номинальный предел погружения нашего подводного аппарата составляет 1000 футов. Компания, которой принадлежит «Нектон», подвергла его испытанию без людей, подвесив на кабель, на глубине в три раза больше этой. Поэтому Рич считает, что с аппаратом ничего не случится.

В этом погружении на стене каньона, примерно на глубине 750 футов, обнаружен обширный и живописный участок «поселений». Рич думает, что это место является продолжением той зоны, где была установлена первая экспериментальная рамка. Однако в этом первобытном хаосе ни Рич, ни Роджер не смогли сориентироваться и вспомнить местонахождение сетки.

Их видеосъемки великолепны. На экране мелькают огромные омары и хохлачи (Lopholatilus chamaelonticeps). Один омар выглядывает из проржавевшей насквозь 55-галлонной железной бочки, лежащей на боку. Хвост животного, наверное, касается дна его цилиндрического жилища. Его клешни выглядят тяжелыми, как окорока. Передняя часть омара наполовину заполняет отверстие бочки, и Дик прикидывает, что этому матриарху лет семьдесят пять и весит он около пятидесяти фунтов.

В полдень около судна на несколько минут появляется черепаха логгерхед, или каретта ложная. Ее сопровождают несколько небольших рыбок (рыбы-лоцманы?). У Оззи, помощника капитана, есть охотничий лук с прикрепленной к нему катушкой и леской и несколько очень мощных рыболовных стрел. Он появляется во всеоружии, готовый прицелиться в черепаху, но его останавливают протестующие вопли инакомыслящих. Он пожимает плечами и исчезает.

Днем погружаются Тед и Джерри. Они тратят свое донное время на еще одну попытку найти потерянную рамку, которую теперь все с раздражением называют не иначе как «дрянь» или «хлам». Их попытка тоже не увенчалась успехом.

В конце дня мы встречаем омароловов. Их лодка, имеющая в длину 35–40 футов, приписана к Билс-Айленду, штат Мэн, но в это лето ведет лов в водах Род-Айленда. Вся «команда» состоит из двух молодых людей и двух молодых женщин. Они обратили внимание на наш подводный аппарат, находившийся на задней палубе. Последовал короткий громкий разговор, в результате которого Дик и Кен отправились в «Зодиаке» с двенадцатью бутылками пива и полбутылкой шотландского виски. Взамен мы получили полторы дюжины великолепных омаров. Кен, Роджер и Клифф — родом из Мэна, и они знают, как обращаться с омарами. Главный секрет заключается в том, что их нужно кипятить в морской воде, а не в пресной или даже в подсоленной пресной воде. Под руководством трио из штата Мэн повар Арнольд готовит на обед фантастическое блюдо из омаров.

После обеда и перед заходом солнца мы с интересом смотрим на появляющиеся на горизонте суда. Их становится все больше и больше. Они держат курс в нашем направлении, и вскоре становится ясно, что это иностранные траулеры. Они, видимо, сосредоточиваются к северу от нашей стоянки на кромке шельфа, и мы вынуждены отойти порядком на восток, чтобы стать на якорь.

Ночью я долго стою на палубе и смотрю на то, что представляется мне городом, свет от которого простирается на несколько километров по горизонту. Этот город состоит из одинаковой высоты низких домов, и это движущийся город. Прибывшая флотилия, должно быть, насчитывает по меньшей мере 40 кораблей, возможно, представляющих несколько стран. Они ведут промысел в районе вершины Витч-каньона, в 6–8 милях от края шельфа.

Как-то нет настроения идти спать. Мелькающие и толкущиеся в ночи корабли выглядят огромными по сравнению с нашим. Мое воображение рисует маленькую качурку, взирающую на тучи альбатросов, с неистовством поглощающих пищу. Я хотел бы посмотреть, на что будет похоже дно, после того как этот флот закончит свое массированное наступление на подводные пески.

Для всего сообщества донных организмов встреча с тяжелыми т