Человек в лабиринте эволюции - Вишняцкий Леонид Борисович. Страница 28

Говоря о культурных достижениях неандертальцев, стоит упомянуть и о том, что у них уже существовал обычай хоронить мёртвых. Оставленные ими погребения были открыты и изучены в пещерах Ля Феррасси и Ля Шапелль (Франция), Монте Чирчео (Италия), Шанидар (Ирак), Кебара и Амуд (Израиль) и многих других. Изредка скелеты в могильных ямах сопровождали специально туда положенные вещи — погребальный инвентарь, что позволяет предполагать существование неких ритуалов, связанных с представлениями о смерти и посмертном бытии. Конечно, до сколько-нибудь твёрдых заключений в этой области ещё очень далеко, но в целом гипотеза о наличии у неандертальцев каких-то идей религиозного характера и соответствующих обрядов кажется вполне правдоподобной.

Особняком стоит вопрос о языковых способностях неандертальцев. Их часто оценивают весьма низко, ссылаясь при этом, главным образом, на приобретшие в своё время большую известность исследования американских учёных Ф. Либермана и Э Крелина. Либерман и Крелин попытались реконструировать по неандертальскому черепу из французской пещеры Ля Шапелль-о-Сен голосовой тракт его обладателя, а затем определить на этой основе возможность произнесения им различных звуков. Согласно выводам, полученным в итоге, неандерталец был не способен артикулировать ряд гласных ([и], [а], [у]) и мог испытывать трудности с некоторыми согласными. Это, однако, ни в коем случае не означает, что неандерталец был лишён речи. Во-первых, чтобы говорить, совсем не обязательно произносить все звуки, которые произносит современный человек, тем более что и сейчас существует немало языков, располагающих лишь одной или двумя гласными (при обилии согласных), либо же очень ограниченным числом фонем в целом. И десятка звуков достаточно для создания сколь угодно большого количества слов. Во-вторых, восстановление мягких тканей по костям скелета — не слишком надёжная основа для сколько-нибудь далеко идущих выводов. Работа Либермана и Крелина в этом отношении не раз подвергалась критике с методической точки зрения. Недавняя повторная реконструкция черепа из Ля Шапелль-о-Сен говорит о гораздо большей степень изогнутости его основания, чем старая реконструкция, которой пользовались американские исследователи, а это значит, что положение гортани у неандертальца не слишком отличалось от нашего. В-третьих, изучение неандертальской подъязычной кости, найденной в пещере Кебара в Израиле, свидетельствует, по мнению ряда антропологов, что её обладатель был способен к членораздельной речи в той же мере, что и современный человек. Таким образом, хотя остаётся вполне вероятным, что между видами гомо сапиенс и неандерталец существовали определённые различия в анатомии голосовых органов, они, скорее всего, были не настолько велики, чтобы представители второго из названных двух видов не могли обладать такими же или почти такими же лингвистическими способностями, как современный человек.

Таким образом, доказать на основании антропологических или археологических данных существование сколько-нибудь серьёзных интеллектуальных различий между видами гомо сапиенс и неандерталец пока, строго говоря, невозможно. Конечно, это может быть и следствием ущербности ископаемых материалов, которые редко говорят сами за себя и обычно допускают несколько интерпретаций, в том числе взаимоисключающих, но может быть просто отражением того обстоятельства, что особых различий на самом деле не было. Если верно последнее — а, скорее всего, так оно и есть, — то нельзя исключить, что, не исчезни неандертальцы с лица Земли 25–30 тыс. лет назад, они продвинулись бы в культурном отношении много дальше, чем это имело место в действительности. Конечно, уже сам тот факт, что они всё-таки исчезли, проиграли конкурентную борьбу виду гомо сапиенс, неопровержимо доказывает, что в чём-то последние имели над ними преимущество, но в чём именно оно состояло, остаётся пока загадкой. Какую-то роль здесь сыграли, возможно, некоторые анатомо-физиологические особенности неандертальцев, приобретшие в условиях конкуренции негативное значение. Одной из таких особенностей могла быть, например, массивность тела, большая мышечная масса, требовавшая значительных затрат времени и энергии на добывание пищи. Возможно также, что исход соперничества двух форм гоминид предрешило просто отсутствие у неандертальцев иммунитета против какой-то тропической инфекции (или инфекций), принесённой человеком разумным с его южной прародины в Европу. Наконец, ни в коем случае не исключается и вероятность того, что, даже при примерно равном интеллектуальном потенциале, люди современного физического типа были всё-таки несколько лучше организованы, лучше оснащены технически, имели более разнообразный арсенал средств и способов жизнеобеспечения.

В любом случае, чем бы ни объяснялось, в конечном счёте, исчезновение одного вида и триумф другого, правильнее, видимо, было бы рассматривать неандертальцев не как тупиковую ветвь эволюции, а как «дублёров» гомо сапиенс, т. е. как своего рода резервный вариант человечества. Кроме того, учитывая, что появляются эти две формы гоминид примерно одновременно, происходят от общего предка, характеризуются одинаковым размером мозга и — на первых порах — одинаковым уровнем культурного развития, логичнее было бы относить неандертальцев не к палеоантропам, а к неоантропам. Для этого есть все необходимые формальные основания, и единственная причина, по которой лучше всё же по-прежнему именовать неандертальцев палеоантропами, заключается в том, что любое сколько-нибудь значительное изменение содержания привычных понятий чревато путаницей, а путаницы в современной антропологической и археологической терминологии и без того более чем достаточно.

Итак, подведём итог сказанному в этом разделе. В то время как в Африке к югу от Сахары, а затем и на Ближнем Востоке завершалось становление людей современного физического типа, в Европе развитие местных палеоантропов привело к появлению неандертальцев. Последние, идя в эволюции своим собственным путём, сумели прекрасно приспособиться к условиям севера и ледниковой эпохи. Судя по обилию находок скелетов неандертальцев и оставленных ими стоянок, а также по тому, что ареал их обитания со временем расширился далеко за пределы Европы, это был вид, процветавший в биологическом отношении, многочисленный и экологически гибкий. В культурном отношении неандертальцы, насколько можно судить по археологическим данным, долгое время практически ни в чём не уступали неоантропам. Таким образом, различия между двумя этими формами гоминид были не столь уж и велики, их не разделяла непроходимая пропасть. Более того, не следует думать, что все различия были исключительно в нашу пользу. Так называемый «готовый человек» отнюдь не представляет собой идеал в анатомо-физиологическом отношении. В некоторых аспектах телесной организации гоминиды иных типов, несомненно, превосходили нас. Как заметил В. В. Вересаев в «Записках врача», «человек застигнут настоящим временем в определённой стадии своей эволюции, с массою всевозможных недостатков, недоразвитий и пережитков; он как бы выхвачен из лаборатории природы в самый разгар процесса своей формировки недоделанным и незавершённым». Кроме того, разве мы можем быть уверены, что не утратили в процессе своей длительной эволюции какие-то подлинно человеческие качества, которыми, возможно, обладали наши столь не похожие на нас предки и которые могли бы сделать жизнь богаче и полнее? Мы не знаем, чего лишились и не знаем даже наверняка, стоит ли приобретённое утраченного.

Триумф человека разумного — гомо сапиенс, сколь бы закономерным он нам ни казался — это лишь один из нескольких потенциально возможных вариантов эволюционной истории, ставший реальностью в силу определённого стечения обстоятельств. Он не был ни единственно возможным, ни тем более фатально неизбежным. Ход эволюционного процесса, его направление, скорость, прочие составляющие определяются реальными соотношениями организмов со средой и зависят от того, насколько соответствует состояние эволюционирующей группы тем требованиям, которые предъявляет к ней среда обитания. Довольно легко представить, что при несколько ином, чем это имело место в действительности, развитии климатических, геологических или каких-то ещё природных процессов, в Африке к югу от Сахары могли сложиться условия, при которых адаптивный потенциал местных палеоантропов оказался бы достаточным для их выживания и процветания без существенных морфологических и физиологических изменений. В этом случае человек, в его нынешнем виде, скорее всего, так никогда и не появился бы, а лавры «венца творения» достались бы гоминидам какого-то иного типа.