Человек в лабиринте эволюции - Вишняцкий Леонид Борисович. Страница 29

Триумфальное шествие Homo sapiens

Судя по археологическим и палеоантропологическим находкам, широкое распространение гомо сапиенс за пределы Африки и Ближнего Востока началось не раньше 50–60 тыс. лет назад (рис. 36). Сначала, по всей видимости, были колонизированы южные, тропические и субтропические районы Азии и Австралия, близкие по своему климату и ландшафтам к тому региону, где совершалось первоначальное становление нашего биологического вида. Несколько позже, в период от 35 до 40 тыс. лет назад, люди современного физического типа впервые появились в Европе. Здесь, напротив, им пришлось приспосабливаться уже к совершенно непривычным природным условиям, намного более суровым и переменчивым, чем в тех областях к югу от Сахары, откуда вышли когда-то их предки. Наконец, к концу плейстоцена ойкумена, т. е. освоенная человеком часть суши, приобрела, практически, свои современные очертания. Это произошло после того, как примерно 15 тыс. лет назад началось заселение Америки. Правда, некоторые исследователи считают, что последнее событие произошло гораздо раньше, но убедительные доказательства в пользу этого пока отсутствуют.

Австралия, скорее всего, заселялась по морю с севера, где в периоды понижения уровня океана образовывались цепочки островов, связывавших этот континент с Индонезией и Новой Гвиней, а через них с материковой Евразией. В том же направлении — с севера на юг — шло, согласно преобладающему мнению, и освоение Америки, куда первопоселенцы могли прийти из Северной Азии через Берингию — сухопутную перемычку, образовывавшуюся периодически между Сибирью и Аляской, а в настоящее время затопленную водами Берингова пролива. Последний период существования обширной Берингийской суши, удобной для миграций животных и человека, приходится как раз на финал плейстоцена, время от 15 до 11 тыс. лет назад, и именно этим хронологическим интервалом датируются древнейшие археологические памятники Северной Америки. Как ни странно, примерно такой же возраст имеют и самые ранние следы проникновения людей в Южную Америку, что может истолковываться либо как свидетельство чрезвычайной быстроты колонизации новых земель, либо как косвенное указание на возможность существования ещё одного, самостоятельного пути первоначального заселения южной части континента.

В Европу гомо сапиенс проникали первоначально, по-видимому, через Ближний Восток и далее через Малую Азию и Балканы. Не позднее, чем 32–35 тыс. лет назад ими были заселены уже большая часть Русской равнины вплоть до северного Предуралья, предгорья Альп и других центральноевропейских горных систем, а также северо-восточная часть Пиренейского полуострова. Вскоре после этого следы присутствия людей современного физического типа появляются на Британских островах и на Кавказе. Наконец, около 30 тыс. лет назад они начинают и в течение 2–3 тысячелетий завершают колонизацию юго-запада Пиренейского полуострова, а также Крыма и некоторых других районов, остававшихся до той поры последним прибежищем европейских неандертальцев.

Большинство крупных и мелких островов, расположенных далеко от материков, заселялись людьми уже в голоцене, часто только в историческое время (Мадагаскар, Гавайи, Новая Зеландия и т. д.), но история их освоения не имеет прямого отношения к теме этой книги.

Главным стимулом, побуждавшим палеолитических людей искать и осваивать новые земли, был, вероятнее всего, рост численности и плотности населения в обжитых регионах. Миграции на свободные территории ослабляли демографическую напряжённость в районах, где человек успел уже давно утвердиться, и позволяли группам охотников и собирателей с каменными и костяными орудиями существовать, не меняя кардинальным образом ни способы ведения хозяйства, ни образ жизни в целом. В процессе своего расселения разным популяциям человека разумного приходилось приспосабливаться к жизни в разных природных условиях, результатом чего стало накопление более или менее чётко выраженных биологических различий между ними, приведшее к формированию современных рас. Не исключено, что определённое влияние на последний процесс оказали и контакты неоантропов с коренным населением осваиваемых регионов (с неандертальцами в Европе, с какими-то местными формами палеоантропов в Южной и Восточной Азии), которое, видимо, было в анатомическом плане довольно пёстрым.

Глава 6. Быть ли Homo sapientissimus?

В 1957 г. в Ленинграде вышла книга выдающегося анатома и палеонтолога А. П. Быстрова «Прошлое, настоящее, будущее человека». В ней, в полном соответствии с названием, было три главы, в первой из которых рассказывалось о происхождении человека, во второй — об основных особенностях анатомии современных людей и различиях между расами, а в третьей рассматривался вопрос о возможности продолжения эволюции нашего вида в будущем. В этой главе автор мистифицировал читателя, как будто бы сочувственно изложив десятки фактов, свидетельствующих, по мнению многих других учёных, о том, что человеку предстоит ещё испытать серьёзные биологические преобразования, которые неузнаваемо изменят его скелет, физиологию и внешний облик. Быстров пошёл даже ещё дальше и включил в свою книгу несколько рисунков, изображающих гипотетического человека будущего — Homo sapientissimus (рис. 37). Для этого странного существа характерны огромная беззубая голова (рис. 38), вырожденная грудная клетка, развитые тазовый пояс и конечности. Оно очень напоминает описание марсиан в романе Герберта Уэллса «Война миров». У марсиан, рассказывает главный герой романа, «совершенно не оказалось никаких признаков сложного пищеварительного аппарата, являющегося одной из частей нашего организма. Они состояли из одной только головы. У них не было внутренностей», а «большую часть их тела занимал мозг».

Картина, прямо скажем, не слишком привлекательная, и, добравшись до конца третьей главы книги Быстрова, мало кто не проникнется сочувствием к людям будущего. Однако, перевернув страницу и пробежав глазами первые строчки заключения, потрясённый только что нарисованной перед ним жутковатой перспективой, читатель вздыхает с облегчением. «Я, — признаётся, наконец, автор, — совершенно не согласен с тем, что написано в предыдущей главе. Я не разделяю взглядов анатомов на предстоящую судьбу человека и не думаю, что его скелет даже в очень далёком будущем может принять такие уродливые формы, какие пророчествуют они. Я вполне убеждён, что всё то, что анатомы с такой уверенностью предсказывают человеку в будущем, с ним никогда не случится». [39]

Подавляющее большинство исследователей, позднее обращавшихся к вопросу о возможности будущей биологической эволюции человека, разделяет мнение, столь чётко сформулированное А. П. Быстровым в только что процитированном отрывке. Основанием для воцарившегося единодушия служат как эмпирические данные, накопленные палеоантропологией, так и некоторые теоретические соображения, вытекающие из того, что мы знаем (или, точнее, считаем, что знаем) о механизме работы эволюционного процесса. Во-первых, известно, что за последние несколько десятков тысяч лет человеческий скелет не претерпел практически никаких существенных изменений и по строению черепа и других костей люди, живущие сегодня, отличаются от своих верхнепалеолитических предков ничуть не в большей степени, чем и те и другие различаются между собой. Во-вторых, согласно постулатам СТЭ (см. главу 1), для того, чтобы биологические признаки, характеризующие сегодня наш вид, претерпели со временем сколько-нибудь заметные изменения, необходима интенсивная работа отбора, но от неё человек, как считается, давно уже оградил себя культурными барьерами. То есть, конечно, какой-то отбор всё равно происходит, даже в самых передовых с технологической и медицинской точки зрения обществах, но он сводится лишь к устранению из генофонда человечества некоторых крайних, заведомо бесперспективных и нежизнеспособных вариантов и не способен сыграть преобразующую роль. Попросту говоря, индивиды, одарённые от природы, скажем, могучим интеллектом или богатырским здоровьем, имеют в нынешних условиях ничуть не больше шансов «послать» свои гены в будущее, чем вполне обычные люди, а длинноногие победительницы конкурсов красоты рожают в среднем не больше детей, чем те их подруги, кому выход на подиум заказан.