По следам минувшего - Яковлева Ирина. Страница 22

Профессор Родендорф своими работами разрушил предрассудки и теоретиков, и практиков. Он изучал историю отрядов насекомых, законы исторической смены сообществ, восстанавливал образ жизни шестиногих и их связи с другими вымершими организмами. И постепенно то, что казалось большим неудобством в работе с насекомыми, их сверхразнообразие, обернулось огромным преимуществом. Из этого многообразия вдруг проявился живой облик природы прошлых эпох. Так из множества светящихся точек на экране телевизора складывается движущееся изображение. Тут нет никакого чуда. Насекомые так точно «пригнаны» к любому наземному ландшафту, что могут рассказать о нем почти все.

Получив большую коллекцию современных насекомых из неизвестного места, хороший специалист легко определит, собрана ли эта коллекция в лесу или в степи, в умеренной или в субтропической зоне, сможет узнать, какие растения характерны для этого места и даже какие животные встречаются там.

Такой же полноты знания можно добиться, изучая ископаемых. Вот простой пример. Много лет мы пытались отыскать в мезозойских отложениях Сибири и Центральной Азии летающих ящеров. Хотелось выяснить, как далеко на восток проникали эти рептилии. Долгие поиски не принесли удачи. Но однажды на раскопках в Монголии ученик Родендорфа А. Г. Пономаренко с улыбкой показал нам долгоногое существо весьма неприятного вида, распластанное на поверхности камня. Это был завроптирус, паразитировавший на перепончатых крыльях ящеров. Самих ящеров мы тогда так и не нашли, но все-таки узнали, что они жили в этих краях.

Пожалуй, не будет большим преувеличением сказать, что тот, кто сумеет расшифровать историю вечно изменчивого племени шестиногих, как бы положит руку на пульс истории биосферы. Он узнает даже о незначительных изменениях климата, уловит самое начало смены растительных сообществ, почувствует отдаленное эхо великих экологических катастроф.

Борис Борисович Родендорф понял это первым и первым задумался над тем, что подобная задача по силам только дружному и сплоченному коллективу исследователей. И он создал такой коллектив — лучшую в мире лабораторию палеоэнтомологии. А это было труднее и, пожалуй, важнее, чем написать самые замечательные книги и статьи. И как нам кажется, создать такой коллектив никогда бы не удалось, не будь у Бориса Борисовича таких необязательных для ученого качеств, как сердечность, скромность и доброта.

В его лаборатории, на Полянке, куда мы пришли обсудить загадки карбона, даже вечером кипела работа. Ученики Родендорфа срочно готовили к печати объемистую рукопись «Историческое развитие класса насекомых» — итог десятилетней работы коллектива, самое важное, что знают сейчас палеонтологи о всех насекомых всех эпох.

Эту книгу старый профессор уже не увидит напечатанной.

ПЕРВЫЙ ПОЛЕТ

Грузное, неуклюжее существо, выставив вперед челюсти-клещи, упрямо карабкалось по бесконечному перу прапапоротника. Перо неспешно раскачивалось под ветром, то уходя в тень, то подставляясь вечернему солнцу. Когда свет загорался в прорезях листьев, существо замирало, глянцевито поблескивая зелеными кольцами членистого брюха, а его маленькие глазки вспыхивали красными огоньками. Затем свет погасал, и существо снова возобновляло движение к невидимой цели. И тогда возникало какое-то странное несоответствие между этим целеустремленным движением и «растительным» обликом животного, похожего на обрубок стебля с грубыми жесткими листочками.

Снова вспыхнул свет, но существо не остановилось. Вожделенная цель была уже рядом — пышный семязачаток, заключавший в себе будущие поколения растений, самую лучшую, нежную пищу. Но маленькие глазки отметили не только краткость оставшегося пути, но и его непроходимость. Над семязачатком заколебался, раскрываясь, пушистый черный цветок — цветок смерти. Это огромный паук, страж сокровищ древнего леса, приготовился обнять гостя. Но громоздкое тело существа вдруг плавно и бесшумно скользнуло вниз и понеслось пологой дугой навстречу другому стеблю, другому семязачатку…

Примерно так представляет себе образ пранасекомого Александр Павлович Расницын.

Однако в отличие от прапапоротника, который существовал реально, пранасекомое — существо гипотетическое. Его никто никогда не находил. Доктор Расницын реконструировал предка шестиногих по правилам, о которых мы говорили в главе о предках позвоночных. Только для этой работы он использовал признаки не современных, а самых древних, карбоновых насекомых. Это, конечно, очень повышает доказательность гипотезы.

На всякий случай пробуем задать ученому каверзные вопросы. А что если предки насекомых не были живыми планерами и не лазали по ветвям, а жили себе в воде, как личинки стрекоз?

Александр Павлович и его коллега Владимир Васильевич Жерихин всем своим видом выражают крайнее неодобрение.

— Разве нам не известно, что карбоновые насекомые избегали воды? Ведь в каменноугольных породах не найдено ни одной водной личинки, тогда как в более поздних осадках они изобильны.

Мы узнаем, что знаменитые стрекозы карбона были вполне наземными существами. Яйца свои они откладывали в мягкую зеленую кору кордаитов и других деревьев, подсекая ее острым, режущим яйцекладом. Так поступали и другие древние насекомые. Вылупившиеся личинки жили и охотились на деревьях или же спускались в лесную подстилку, где росли до последней линьки. Потом они вылезали на деревья и сбрасывали ненужную личиночную шкуру.

Упоминание о подстилке позволяет нам сделать очередной выпад:

— В современной лесной подстилке и в почве живут очень примитивные существа, так называемые «первично-бескрылые» насекомые. Есть гипотеза, что именно лесная подстилка была средой обитания предков крылатых.

Отповедь следует немедленно:

— «Бескрылые» — это несколько самостоятельных классов членистоногих. С насекомыми они связаны разве что дальним родством и никак не являются их предками. Что касается подстилки, то это был настоящий бурелом из ветвей и огромных кусков зеленой опадающей коры. Она выполняла ту же работу, что и листья, и опадала подобно им. Разве могли существа с жесткими нескладывающимися крыловидными выростами преодолевать такие препятствия?!

Мы снова возвращаемся к стрекозам и узнаем, что глаза у них были гораздо меньше, чем у современных, а брюшко — более широким, что некоторые из них подстерегали добычу на деревьях, а самые крупные были страшными воздушными истребителями.

Теперь самое время спросить, кого же они истребляли. Энтомологи с увлечением начинают рассказ о вымерших насекомых — диктионевридах, или «сетчатожилковых». Эти существа с размахом крыльев от 10 до 40 сантиметров выглядели чрезвычайно экзотично. Впереди настоящих крыльев у них торчали парные хитиновые выступы — наследство, полученное от пращуров-планеристов. Более мелкие хитиновые шевроны окаймляли сегменты широкого плоского брюшка, которое заканчивалось парой длинных нитей. У некоторых челюсти были грызущие, у других — длинный хоботок. Жили диктионевриды в кронах деревьев и нещадно повреждали их семязачатки. Когда повнимательнее рассмотрели ископаемые шишки кордаитов, оказалось, что 70 процентов из них повреждены насекомыми. Можно представить себе, как длинноносые диктионевриды с шумом покидают крону дерева, подобно стае скворцов, а на них ястребами обрушиваются гигантские стрекозы. Бесчинства воздушных хищников заставляли многих насекомых искать убежище не на деревьях, а в подстилке-буреломе. Для этого им пришлось обзавестись складывающимися крыльями, которые могли плотно прижиматься к телу.

Так появилось древнее многоликое племя гриллоновых — тараканов и сверчков. И те и другие достигали в карбоне богатырских размеров. Сверчки уже научились петь, и если гигантские амфибии действительно квакали, то можно представить себе, каков был мощный дуэт воды и леса!

Впоследствии ветвь прыгающих гриллоновых дала много славных представителей, в том числе кузнечиков. Но это произошло сотни миллионов лет спустя.