Сад Эдема - Ларичев Виталий Епифанович. Страница 64

Дюбуа в беседе с ним четыре года назад призывал определять возраст древних горизонтов, исходя из характера останков древнейших людей, а не животных. Жаль, что он теперь не узнает, как палеонтология и палеоантропология Сангирана, дополняя друг друга, удивительно точно сошлись в одном: черные глины древнее тринильских туфов на сотни тысячелетий, поскольку не только тропические животные, но и обезьянолюди времени их формирования в значительной мере отличаются от питекантропа, останки которого найдены им у компонга Тринил. Следовательно, архаичность вида четвертого черепа питекантропа по сравнению с другими черепами из Сангирана и Тринила объясняется не принадлежностью его мужской особи, а значительно более глубокой древностью. Но если четвертый череп происходит из черных глин и датируется эпохой джетис, то не нужно ломать голову, придумывая самому древнему из питекантропов Явы особое видовое имя. Кёнигсвальд давно определил его, описывая открытый Атма детский череп в местечке Моджокерто, — Pithecantropus modjokertensis («питекантроп моджокертский»)! Вот, оказывается, как должен выглядеть взрослым тот ребенок из слоев джетис Моджокерто, которого Дюбуа предлагал причислить к нгандонгцам и вадьякцам. Однако достаточно взглянуть на его зверообразную физиономию, чтобы понять заблуждение Дюбуа. Но и он, Кёнигсвальд, тоже хорош, когда, осторожничая, не осмелился датировать эпохой джетис нижнюю челюсть, найденную в 1936 г., хотя она тоже залегала в черной глине. Поэтому, как ни удивительно, Вейденрейх сделал оправданный шаг, когда, реконструируя череп четвертого питекантропа, привлек для воссоздания его нижней челюсти фрагмент, найденный в Сангиране. Этот обломок конечно же принадлежал предшественнику «питекантропа прямоходящего» из Тринила и Сангирана — «питекантропу моджокертскому». Впрочем, Вейденрейх через несколько лет независимо от Кёнигсвальда тоже пришел к выводу о необходимости выделения четвертого питекантропа в особый вид: не переставая изумляться массивности и грубости костной структуры черепа, он назвал его Pithecanthropus robustus — «питекантроп массивный». Война помешала антропологам обменяться мнениями и согласовать имя «крестника».

Кёнигсвальд недолго наслаждался благодатным покоем после решения старых головоломных задач. Поистине коварные предки не думали оставлять в благодушии своих далеких потомков, задавшихся целью уяснить тайну их появления на Земле. Сначала его обескуражила необычными особенностями строения часть нижней челюсти, оказавшейся среди коллекций, доставленных из Сангирана в 1939 г. Обломок происходил из черных глин, однако он в значительной мере отличался от нижней челюсти, принадлежность которой «питекантропу массивному» только что стала делом решенным. Вначале Кёнигсвальд определил, что фрагмент представляет собой часть челюсти крупного ископаемого орангутанга, настолько походил он по контуру на антропоидную челюсть и так странно выглядели покрытые многочисленными складками жевательные поверхности коренных зубов, Но когда антрополог тщательно изучил фрагмент, то понял, что точное определение принадлежности его обезьяне или человеку — задача не из легких. Во всяком случае, необычное для обезьян высокое расположение подбородочного отверстия позволяло решиться считать его частью челюсти обезьяночеловека. Но какого, если она крупнее первой сангиранской челюсти, за которой уже «зарезервировано» место среди черепных костей «питекантропа массивного»? Кёнигсвальду не оставалось ничего другого, как назвать загадочного незнакомца, Pithecanthropus dubius — «питекантроп сомнительный»!

Не успел он, однако, выпутаться из затруднительного положения, как весной 1941 г., когда люди и думать забыли об обезьяньих предках, поскольку рядом с архипелагом уже вовсю пылала война, из местечка, расположенного недалеко от Моджокарто, почта доставила посылку с обломком такой колоссальной по размеру челюсти, что Кёнигсвальд только ахнул от изумления. Он с трудом верил своим глазам: она равнялась или даже превосходила по величине нижние челюсти гигантских горилл, но ее человеческий, а не обезьяний характер не вызывал у него сомнений. По форме два предкоренных и первый коренной, сохранившиеся в альвеолах обломка челюсти, в точности соответствовали человеческим, в частности синантроповым зубам, хотя во много раз превосходили их по величине. По гнезду клыка удалось установить, что этот зуб непропорционально мал и, следовательно, коронка его вряд ли значительно выдавалась за зубной ряд, как в челюстях обезьян. У второго предкоренного прослеживался один, как у зуба человека, корень, а не два, что характерно для обезьян. Диастема у челюсти отсутствовала. При огромной, поистине обезьяньей величине челюсть выглядела непривычно укороченной, широкой, как у человека, а не длинной, как у обезьян. Значит, лицо не выступало далеко вперед, как морда у обезьян. Сердце Кёнигсвальда вздрогнуло от радости, когда он осмотрел внутреннюю сторону челюсти как раз за подбородочной частью: здесь рядом с углублением для так называемой двубрюшной мышцы располагался шишкообразный выступ. Именно к нему крепятся мышцы, управляющие движениями языка при воспроизведении звуков. У челюстей антропоидных обезьян никогда не находили такого шишкообразного выступа. О принадлежности челюсти гигантскому человеку, а не антропоиду свидетельствовало также высокое расположение подбородочного отверстия и отсутствие так называемой «обезьяньей полки». В свете новой находки, возможно, следовало иначе оценить странную челюсть, найденную в Сангиране в 1939 г.; она могла принадлежать женской особи гиганта, а не «питекантропу сомнительному». Припомнилась также серия огромных зубов, собранных в разные годы в окрестностях Сангирана. Ранее их присоединяли к коллекциям зубов ископаемого орангутанга, но теперь…

Находка подталкивала Кёнигсвальда к выводу об открытии на Яве нового рода и вида человека, но он долго колебался, вновь и вновь критически изучая необычный обломок кости. Было над чем подумать, если, например, окружность его на уровне подбородочного отверстия составляла 110 миллиметр, в то время как у синантропа эта цифра не достигала и 80 миллиметров! Наконец, когда усиленные поиски возможных возражений полностью исчерпали себя, Кёнигсвальд назвал новое существо, челюсть которого происходила, кстати, все из того же горизонта джетис, Meganthropus paleojavanicus — «гигантский человек древней Явы». Великан, по-видимому, превосходил в размерах самую крупную из горилл. Один из вариантов подсчета роста дал цифру 8 футов и 3 дюйма (2,5 метра)!

Почему в одном геологическом слое обнаружены предки не только разных видов, но даже родов? Кёнигсвальд поспешил поставить в известность о находке Вейденрейха, который за год до того выехал из Пекина и находился в Нью-Йорке. Он изготовил точные слепки челюстей мегантропа, чтобы отправить их в Америку, в Музей естественной истории. Посылка с предельно краткой этикеткой «Meganthropus paleojavanicus» отплыла от берегов Явы как нельзя вовремя: 7 декабря японская авиация атаковала Пирл-Харбор, а в конце месяца сухопутная армия агрессора оккупировала острова Малайского архипелага, отрезав их от остального мира. О судьбе Кёнигсвальда никто ничего не знал. Лишь однажды до Нью-Йорка дошел скорбный слух, что он, вероятно, погиб — утонул в море…

Вейденрейх, раскрыв посылку, нашел в ней муляжи челюстей с этикеткой, которая подсказала ему, что Кёнигсвальд выделил новый род человека — палеояванского гиганта. Записка с подробностями, связанными с открытием, в ящике отсутствовала, и ему осталось лишь догадываться, в каких горизонтах залегали челюсти. Очередные находки с Явы поразили Вейденрейха в не меньшей степени, чем Кёнигсвальда. Правда, челюсть, найденную в 1939 г., он не рискнул определить как человеческую и после некоторых раздумий решил, что она принадлежала какой-то крупной антропоидной обезьяне, близкой орангутангу. Что же касается поистине колоссального фрагмента, доставленного из окрестностей Моджокерто, то Вейденрейх, тщательно взвесив все «за» и «против», признал справедливость заключения Кёнигсвальда: да, на Яве в древние времена действительно жил гигантский человек!