И.П.Павлов PRO ET CONTRA - Павлов Иван Петрович. Страница 108

Явившись в назначенный час на Аптекарский остров, где помещалась знаменитая лаборатория Павлова, я увидел Ивана Петровича в окружении его сотрудниковврачей, с которыми он вел оживленную беседу, горячо жестикулируя и наступая на 424 И. С. ЦИТОВИЧ спорившего с ним собеседника. Прислушавшись к разговору, я, признаться, был очень изумлен тем, что простой врач, даже не физиолог, а обыкновенный младший врач полка, приехавший подготовить диссертацию, дерзал оспаривать объяснение хода опыта. Другие сотрудники непринужденно поддерживали то одну, то другую спорящую сторону. Наконец, Павлов доказал ошибочность установки противников и, поздоровавшись со мной, повел меня в свой кабинет. Усевшись в кресло и усадив меня, он обстоятельно и понятно начал объяснять мне задачу исследова ния, заключающуюся в том, чтобы выяснить противоречия в действии пилокарпина, рассказал коротенько и о том, как надо поставить эти опыты на уже ранее оперированных собаках. Ука зав литературу, он спросил, читаю ли я понемецки. Ответы удовлетворили его, и он, крепко пожав мою руку, сказал: «Зав тра приходите на опыт, а статью я вам принесу».

На другой день в лаборатории меня уже ожидал ассистент Павлова А. П. Соколов, которому также было сказано, как и на какой собаке надо начать работу. С первых же слов Соколов сде лал мне замечание по поводу получасового опоздания. Меня немного обидела такая придирчивость, которую я объяснил не доброжелательством с его стороны. Позднее я убедился, что за мечание было вполне заслуженное, ибо сам Иван Петрович и вся лаборатория работали как часовой механизм. При существова шей в лаборатории строжайшей дисциплине мое опоздание дей ствительно не могло быть оправдано.

Для первого моего опыта была доставлена собака, собрано все необходимое. Ассистент обстоятельно рассказал мне все детали: как и что надо наблюдать, как вести записи опыта, как избегать посторонних влияний. Незаметно бежало время. Соколов пока зал мне, как набирать точную дозу пилокарпина и делать под кожное впрыскивание. Наладив все это, он оставил меня одно го, однако время от времени заходил в комнату и проверял меня.

Потом в комнату, где я работал, неожиданно вошел вернув шийся с лекции Иван Петрович. «А, здравствуйте! Ну, как де ла? — спросил он. — Что вы сегодня делали, как ваше имя, от чество?»

Было удивительно, что, несмотря на многочисленность лабо рантов, практикантов, докторов медицины, работавших в лабо ратории, Иван Петрович всегда величал их по имени и отчеству, и я не помню ни одного случая, когда бы он ошибся. Общеизве стна его феноменальная память в отношении собранных его со трудниками научных фактов и результатов опытов. Часто Пав лов лучше помнил цифровые данные опытов, чем сотрудники, Как я учился и работал у Павлова 425 проводившие их. И в отношении имен память Ивана Петровича была прямо изумительна: много десятков лет спустя, встречаясь с вами, он без труда не только узнавал, но и называл вас по имени.

Будучи студентом, я не мог ежедневно ходить на опыты, тем не менее правильное расписание было налажено, и почти всякий раз Иван Петрович заглядывал на опыты, обсуждал результаты и давал указания, как видоизменить или повторить опыт в даль нейшем. Самой замечательной стороной нашего пребывания в физиологической лаборатории была не только исследовательская работа, которую вел каждый из нас, а та атмосфера дружных поисков научной истины, которой была насыщена вся лаборато рия и которую неустанно поддерживал Иван Петрович.

Как он это делал? Как он сумел привить своим многочислен ным сотрудникам горячую и бескорыстную любовь и интерес к науке?

Прежде всего он был доступен для любого из своих учеников и никогда не отказывался от рядовой работы. Не говоря об опе рациях или вивисекционных опытах, на которых он нередко становился на место ассистента и доводил препаровку до конца, Павлов сплошь да рядом сам снимал, ставил в станок и выводил подопытных собак. Он связывал в одно целое интересы лабора тории с научными завоеваниями своих сотрудников: всякий новый научный факт, достижение или промах горячо обсужда лись на общих наших собраниях, которые ежедневно совпадали с часами завтрака. В общий зал спускался из кабинета со своей кружкой чая Иван Петрович и руководил беседой по наиболее интересной теме. В лаборатории не могло быть и речи о том, чтобы кто-нибудь засекретил свое открытие или скрыл свои не удачи: успехи и ошибки делались общим достоянием; каждом было известно, над чем работает другой, какое освещение при дается новым фактам, как можно толковать их иначе, какие перспективы открывают те или иные результаты. В те годы широко были развернуты работы по пищеварению, глубоко за хватывая весь состав сотрудников лаборатории. Можно себе представить, как такая атмосфера расширяла кругозор попавше го сюда врача и особенно студента! Однако Павлова и его учени ков волновали не только вопросы пищеварения. Любые события научной и общественной жизни находили здесь живейший от клик, особено у самого Ивана Петровича. Их совместно обсуж дали и часто горячо спорили.

Беседы с Иваном Петровичем были весьма ценны для всех его сотрудников. Для меня лично многие из его утверждений были 426 И. С. ЦИТОВИЧ откровением, так как круг моих знаний не выходил за пределы учебников. Многократно на разные лады подчеркивал он при всяком удобном случае великое значение научного факта, пре достерегал от предвзятых мыслей, от насилования фактов, от поспешных заключений, ведущих к легковесным гипотезам. Насколько уважительно Павлов относился к фактам, настолько недоверчиво выслушивал он разные умозрительные заключения. «Слова так и остаются словами, пустые звуки!» — часто говари вал он в ответ на высказывания, не подкрепленные эксперимен тальным доказательством.

Темы его лабораторных бесед никогда не были узко связаны только с текущей исследовательской работой или физиологией вообще. Развивая мысль о научном искании, о настойчивом изу чении научного явления, Иван Петрович подчеркивал значение страстности в этом деле. Он вспоминал свои переживания в пе риод увлечения коллекционированием жучков и бабочек. Он говорил, как целые версты преследовал какую-нибудь бабочку, как он подкрадывался к ней, какое отчаяние охватывало его при неудаче и какой бурной была радость, когда пленница попадала в его руки.

Помню, однажды к вечеру, уставшие, медленно шли мы из лаборатории домой по Лопухинской улице (теперь ул. Павлова), вдруг сзади догоняет нас Иван Петрович и с места начинает рас пекать: «Эх вы, молодежь, где же ваш энтузиазм? Разве так надо стремиться к еде? Аппетит — это выражение страсти в акте еды, а вы еле плететесь!» — махнул рукой и быстро пошел вперед.

Необычайная эмоциональность натуры Ивана Петровича за ставляла его, приходя в лабораторию, сначала, как мы говори ли, «отреагировать» на то или иное событие, волновавшее или интересовавшее его в данный момент: было ли это событие в Академии, какая-нибудь политическая новость или научное от крытие, иногда даже уличное происшествие. Все это сразу вы кладывалось и делалось предметом обмена мыслями. Я вправе утверждать, что такие беседы безусловно имели и воспитатель ное значение.

Поступив в Академию после окончания гимназии, я, конеч но, был увлечен открытиями естествознания: с захватывающим интересом слушал в изложении проф. Н. А. Холодковского учение и теорию Дарвина, но наряду с этим не умел сопоставить его учение с привитым мне раньше мировоззрением.

Както раз Павлов в одной из своих утренних бесед резко по ставил вопрос о религии. В этот день, торопясь, как всегда, в лабораторию, занятый своими мыслями, он дважды чуть не Как я учился и работал у Павлова 427 наткнулся на нашего студентамедика, который, идя впереди него, останавливался то перед часовенкой, то перед церковью и набожно осенял себя крестным знамением. С возмущением пе редавал нам это Иван Петрович: «Подумайте! Естественник, ме дик, а молится, как богаделка!». Атеизм Павлова произвел на меня сильнейшее впечатление и заставил иначе посмотреть на многое.