Бык из моря - Джеллис Роберта. Страница 11

— Я слышала о купании, — отозвалась Пасифая, и в ее голосе Ариадна уловила насмешливое сомнение. — Не думаю, однако, что твои бедра чисты только поэтому. Впрочем, сейчас у меня на крючке крупная рыба — куда крупней, чем я надеялась. Именно поэтому мне необходимо знать, что ты делала — точно знать, что и как.

Ариадна ощутила облегчение — и новую тревогу. Если бог, которого Призывает Пасифая, не придет, подумала она, мать обвинит в этом ее.

— Я все расскажу и покажу тебе, матушка, — медленно проговорила Ариадна. — Но не считаешь ли ты, что лучше учить слова и обряд прямо с Дедалова свитка — как учила я? А вдруг я чуть-чуть изменяю жесты или немного не так произношу слова — ты ведь потом возведешь на меня вину за то, что обряд не удался. Дионис, возможно, прощает то, чего не простит бог повыше.

Пасифая смерила ее ледяным взглядом.

— Возможно, а возможно — именно твои мелкие ошибки и сделали обряд действенным — обряд, который задолго до твоего рождения перестал действовать даже на твоего божка. Покажи мне все.

Ну что ж, Ариадна — ведь она извинилась заранее — тщательно повторила перед Пасифаей все, что говорила и делала утром, и проследила, чтобы мать точно заучила слова и движения обряда. Сейчас у девушки, разумеется, не было чаши с вином, и, дойдя до этого места в своем рассказе, она посетовала:

— Тут тебе надо назвать имя божества, которое ты хочешь Призвать, и постараться мысленно увидеть его или ее — быть может, в этом тебе поможет фреска или мозаика в храме, — а потом от всей души пожелать, чтобы оно явилось, и произнести: «Приди ко мне». Но помни: Дионис говорил, что не всякой жрице дано Призывать, так что...

Губы Пасифаи сжались. Жестом она приказала дочери замолчать.

— Если можешь Призывать ты, — ответила царица, — не может быть, чтобы этого не могла я. — Она направилась к двери, распахнула ее, но, не переступая порога, обернулась. — Вот еще что. Надеюсь, ты понимаешь: я по-прежнему жду, что ты будешь танцевать для Матери в Ее день.

— Но, матушка...

— Никаких «но». Больше танцевать некому, к тому же этот обряд не требует девственности. Мое место — на троне, я танцевать не могу; твоя старшая сестра, Эвриала, танцует в собственном храме; Прокрис в тягости, а Федра — слишком юна и к тому же ужасно неуклюжа. Так что остаешься только ты.

— Матушка, я люблю танцевать...

— Ну, еще бы, — с ядовитой усмешкой оборвала Ариадну Пасифая. — Повсюду только и разговоров, что в Кноссе площадку для танцев сотворил Дедал — и специально для легконогой Ариадны. Как будто у нас нет других танцоров. — И она вышла, хлопнув на прощание дверью.

Ариадна стояла, смотрела на расписное дерево — и ей казалось, что она попала меж двух жерновов. Верхним жерновом было то истинное наслаждение, которое она испытывала, танцуя для Матери. И вовсе не потому, что, как утверждала Пасифая, это приносило ей славу. Сознавая, что истинные ее чувства открыты слишком живому, слишком осязаемому божеству, она вдруг подумала, что ее любовь к танцам порождена не только восторгом. Слегка мучаясь от уколов совести, девушка призналась себе, что влюблена в танцы еще и из-за того тепла, что окутывает ее, ощущения, что сильная, но ласковая рука ерошит ее волосы, заставляя их лететь и струиться кругом нее — и ноги ее в этом кружении становятся легкими, как перышки, а движения — изящными и плавными. И она любила Мать, которая всегда связывалась для нее с этим обволакивающим теплом — теплом, которого она никогда не получала от собственной матери.

Она жаждала танцевать — но нижний жернов мог сокрушить ее. Позволит ли ей Дионис почтить другое божество? Конечно, большинство людей воздают должное многим богам, принося жертвы Посейдону, чтобы даровал добрый улов, Афродите — чтобы помогла в утехах любви, иным — чтобы повезло в чем-то другом... но то обычные люди. Ариадна же — верховная жрица Диониса, а он бог ревнивый и скорый на гнев.

Цветок вокруг ее сердца был закрыт. Наверное, когда Дионис далеко, лепестки не могут помочь ей понять его. Но разве не может она просто спросить его самого? Она могла бы пойти в храм, наполнить вином золотую чашу и Позвать... Уголки ее губ опустились, веки прикрыли глаза. Он сказал, что придет на ее Призыв... а потом как-то робко улыбнулся — и пропал. Он пообещал, что придет, — но предупредил, чтобы она не Призывала его для собственных нужд.

Было ли ее желание танцевать для Матери себялюбивым? Не сочтет ли Дионис приказ Пасифаи незначащим пустяком? Что ж, возможно, для него это и правда пустяк — но как Ариадна могла отказаться? Ведь не одна только ее мать ожидает прославляющего танца: танец — часть большого обряда, который будет без него неполным — а значит, незавершенным.

Охваченная сомнениями, Ариадна стояла у самой двери — так что та, вдруг распахнувшись, едва не ударила ее. Девушка отскочила... и с облегчением перевела дух, когда в комнату ворвалась Федра.

— Ну, как ты? — округлив глаза, жадно спросила она. — Все только о тебе и говорят, я сама слышала! А что, бог, правда приходил? Что он сказал? И что с тобой сделал?..

— Все прекрасно, — улыбнулась сестре Ариадна. — Да, бог действительно приходил. Но ничего плохого мне не сделал. Он был нежен со мной и пообещал прийти и благословить лозы и вино. — Девушка окинула Федру пристальным взглядом. — Мать вернулась в тронный зал?

— Ага. Я удрала оттуда, едва она приплыла. — Федра поколебалась и подозрительно осведомилась: — Чего это ты на меня так уставилась?

— Ты очень похожа на меня — какой я была два года назад. Тогда, когда матушка и Прокрис обучили меня танцу во славу Матери.

— О нет! — вскрикнула Федра и попятилась к двери. — До танца всего только четверть луны! У тебя-то было полным-полно времени, чтобы научиться!

Ариадна все-таки успела перехватить сестру, прежде чем та выскользнула за дверь.

— Никто не говорит, что ты должна танцевать в этот раз, но если мой бог узнает, что я воздаю почести другому божеству, и запретит мне танцевать, делать это придется тебе. Идем, я поучу тебя.

— У меня еще даже месячных нет, — уперлась Федра. — Я не женщина. Как я могу танцевать для Матери?

— Тебе уже одиннадцать лет, и месячные могут прийти к тебе в любой день. Ко мне пришли, когда мне еще не было двенадцати. А ты ведь сама говоришь, чтобы разучить танец, надобно время — так что дурного, если начать сейчас?

— Не хочу учиться. — Федра отвернулась. — Если матушка сделает меня своей помощницей — а какое еще место могу я занять? — мне никогда отсюда не выбраться. Так и проживу всю жизнь в Кноссе и умру под ее присмотром.

Глава 4

Утро не принесло Ариадне ответа на вопрос: нужно ли ей послать Зов и узнать, позволено ли ей танцевать для Матери? Или просто — станцевать, а после молить о прощении, если он разгневается? Странно — но она почти не боялась, и это давало ей слабую надежду, что ее бог не станет ревновать к Матери. Решено — она будет танцевать. И тут она вспомнила еще об одной проблеме. Федра.

Несмотря на все ее возражения, Ариадна показала Федре ключевые моменты танца и заставила сестру повторить их, пообещав не рассказывать, чем они занимались, Пасифае. Федра была слишком скованна и грациозна не более чем деревянная кукла, но Ариадна подозревала, что причиной тому не столько природная неуклюжесть и трудность незнакомых движений, сколько нежелание танцевать. Ну что ж — Ариадна проследит, чтобы сестра училась этому, пока наконец не сможет сотворить истинный прославляющий танец. Ибо немыслимо было, чтобы никто из женщин царственной крови не станцевал перед Матерью в Ее день.

Когда была жива царица Европа, она не часто посещала церемонии, но это было не так уж и важно. При необходимости она всегда могла воссесть на трон меж священных рогов, и если не могла танцевать Ариадна — танцевала Пасифая. Теперь же никого не было. Прокрис покинет Кносс, как только родит, и, как другая старшая сестра Ариадны, будет танцевать в собственном святилище.