Бык из моря - Джеллис Роберта. Страница 12

Ариадна взглянула на спящую сестру и вздохнула. Федра не принимала главенства Пасифаи. Сама Ариадна никогда не возражала против этого. Люби мать ее побольше — она с удовольствием стала бы ее помощницей в служении, с радостью приняла бы на себя те обязанности, которые Федра считает утомительными и скучными. Ариадна снова вздохнула. Разумеется, Пасифая Федру любила не больше, чем ее, — но сестру задевало не это. Федра хотела быть первой — не обязательно править Кноссом, она понимала, что это невозможно ни сейчас, ни в будущем, но быть царицей в собственном царстве. Ариадна покачала головой и выскользнула из постели. Тут она помочь сестре ничем не могла.

Накинув свободный хитон, она выскользнула из спальни и, прихватив кувшин воды, отправилась в туалетную комнату. Когда наступит сезон дождей — ей не придется таскаться туда с кувшинами, ведь хранилища воды устроены на крыше, и из них в туалетную стекает вода. Купальня была напротив, Ариадна ополоснула лицо и руки, но купаться не стала — она купалась вчера, а сейчас стояла еще не такая жара, чтобы лезть в воду каждый день, а то и по два раза на дню.

Девушка вернулась в комнату и подсела к полированной гипсовой полочке, что выступала из стены, заменяя стол. На одном ее краю лежали туалетные принадлежности Федры, на другом — ее собственные. Там были щетка и гребень и — со вчерашнего дня — горшочки сажи, угольные палочки и губная помада. И еще — маленькое бронзовое зеркальце. Она не стала брать гребень и принялась разбирать волосы руками — и вдруг, нахмурясь, замерла. Потом взяла бронзовое зеркало и неуверенно посмотрелась.

Заплести косы, как обычно... как если бы вчера ничего не произошло? Нет, это будет ошибкой. Но Ариадна понимала: самой ей ни за что не уложить волосы так, как делал это парикмахер ее матери. Она тряхнула головой. Это не важно; такая прическа все равно не годится на каждый день. Надув губы, Ариадна отделила два крупных локона на висках, намотала их на палец, а затем принялась разглаживать щеткой, пока волосы не легли гладкой блестящей волной. После этого, отделив по густой пряди с обеих сторон, она заплела их в косы, а косы скрутила на голове и закрепила несколькими цветными деревянными шпильками, оставшимися от вчерашнего причесывания. Остальные волосы она свободно рассыпала по спине.

Платье. Закусив нижнюю губу, Ариадна исследовала собственный сундук — и покачала головой. Ей нужна новая одежда. Все, что у нее есть, — это короткие юбки, в каких ходят дети. Такая одежда ей более не подходит. Отныне ей никогда не придется упражняться для танцев с быками. Ариадна улыбнулась. Больше она не жалеет об этом. Она — жрица. Вот и ответ. В храме довольно одежд, кое-какие из них очень хороши. Она пороется в сундуках, которые отдала жрицам, или лучше... она ведь теперь не выйдет замуж — так, может, отец одарит ее одеянием женщины? Надо непременно попробовать попросить его! И начнет она именно с этого.

А пока что она выбрала юбку, в которой занималась танцами. Она была такой же длинной и с такими же оборками, как и сама юбка для прославляющего танца, чтобы привыкнуть двигаться, не запинаясь и путаясь, — хотя и не такой нарядной, как та. Вполне подойдет на каждый день, решила Ариадна. Она потянулась к корсажу, потом сморщила носик и с сомнением покосилась вниз — на небольшие припухлости вокруг сосков, ничуть не увеличившиеся со вчерашнего дня. Корсажи остались лежать, где лежали, а Ариадна набросила на плечи платок, чтобы не продрогнуть на утренней прохладе, вышла в коридор и направилась в трапезный зал, что располагался в юго-восточной части дворца.

На полочке-столике вроде той, на которой Ариадна хранила свои притирания и гребни, стояли блюда с овсянкой, сваренной на сливках и подслащенной медом, горой сухих фруктов, лепешками, сыром и, разумеется, маслинами. Ариадна улыбнулась при взгляде на большую миску — теперь, став жрицей и поговорив с богом, она куда лучше ощущала те связи, о которых знала и прежде — но о которых никогда не задумывалась. Что бы делали они все без священного дерева? Драгоценный дар богов, олива давала людям пищу и масло и служила для такого множества целей, что Ариадна не смогла бы всего перечислить — а кто был им за это благодарен?

— Доброе утро... сестра. Можно мне называть тебя сестрой?

Ариадна перевела потрясенный взгляд на Андрогея: встав из-за стола в центре зала, брат с серьезным видом подходил к ней. Он вовсе не шутил. Первой мыслью девушки было фыркнуть и заявить: «Ну разумеется, можешь. Я ведь и есть твоя сестра», — но тут вдруг ей вспомнилось, что Андрогей, хоть и любил ее куда больше матери, всегда требовал, чтобы она прислуживала ему, словно это было главным делом ее жизни. Пришло время положить этому конец, решила Ариадна. Отныне она ему не девочка на побегушках и не станет ни помогать ему мыться, ни приносить еду и питье, ни вообще выполнять его требований. До этого он частенько просил ее прислуживать себе и своим приятелям, не считаясь с тем, что у нее есть и собственные дела. Он полагал, что она всегда будет поступаться своими интересами ради его нужд, и она так и делала — но теперь она жрица в святилище Диониса, а значит, все изменилось.

— Я любила и люблю тебя как сестра, — проговорила она. — И, будь моя воля, с удовольствием прислуживала бы тебе, как прежде, но моя воля ныне не главное для меня. Дионис повелевает мной.

— Ну, еще бы! — захохотал Главк. — Ведь это избавляет тебя от лишней работы!

— Уймись, Главк, — резко оборвал брата Андрогей. — Ты не был в святилище. Ты не видел, как Дионис возник — из ничего возник! — перед своим образом. Не видел, как по мановению его руки безмолвие окутало его и Ариадну — мы видели их, но не слышали ни слова, — а потом опустилась завеса тьмы... Нет, я рад — признанная богом, она по-прежнему зовет меня братом.

— Я вовсе не задираю нос, Главк, — сказала Ариадна, подходя к Андрогею и целуя его в щеку. — Я даже принесу тебе добавки — если ты заслужишь, конечно.

— Отлично! Тогда...

— Госпожа Ариадна! — Тоненький робкий голосок заставил Ариадну обернуться к дверям. Мальчик-служка смотрел на нее такими огромными и круглыми глазами, что они казались маслинами, выкатившимися из белой миски.

— Что тебе? — спросила Ариадна.

— Пришел жрец, госпожа. Ты нужна в храме Диониса. Он ожидает у южных ворот.

— Иду. — По спине Ариадны пополз холодок. Неужто Дионис узнал о ее решении танцевать для Матери и хочет запретить ей это? Она повернулась и поспешила прочь из залы.

— Эй, ты куда? А как же мой завтрак?.. — крикнул ей вслед Главк.

Она даже не замедлила шаг. Главк, нахмурясь, вскочил... но рука старшего брата легла ему на плечо и удержала на месте.

— Не дури, — сказал Андрогей. — Говорю тебе: она — его, и только его. Ты не должен ни касаться ее, ни приказывать ей, ни отказывать — никогда и ни в чем. Или ты не помнишь, что сталось с Пентеем, который осмелился вмешаться в дела ревнителей Диониса?

Главк пожал плечами.

— Ты в самом деле веришь, что его разорвали собственная мать и ее прислужницы? Да ведь эту сказочку наверняка сочинил тот, кто занял его трон, или жрецы — чтобы сокровищницы в храмах быстрее пополнялись, а цари не совали в них нос.

— Теперь я поверю во все, что бы ни говорили про Диониса. — Андрогей содрогнулся. — Когда он взглянул на нас — после того, как увидел Ариадну и понял, что она еще совсем ребенок, — я ощутил в себе такой гнев, такую жажду крови... — Он сглотнул. — Не знаю, что она сказала или сделала — стена безмолвия уже окружала их, — но он перевел взгляд на нее, и мне тут же расхотелось убивать... У меня не было причин злиться. Тот гнев был его. Еще немного — и я кинулся бы на отца, чтобы перегрызть ему горло.

— Значит, это все правда? — тихо спросил Главк. — А я думал — отец и все остальные притворяются, потому что им это для чего-то нужно... Никто не станет шутить с Матерью, но младший божок, любимец простонародья... Я думал — они устроили представление, чтобы сделать крестьян и виноделов более послушными.