Сладкая месть - Джеллис Роберта. Страница 10
Немного времени потребовалось Уолтеру, чтобы почувствовать восхищение хозяином и хозяйкой, но их внучкой он был просто ослеплен. Лорд Иэн и леди Элинор были очень учтивы. Они терпеливо повторяли свои вопросы и реплики, которые он не слышал, погруженный в созерцание своей путеводной звезды или в мысли о ней. Они никогда не смеялись над ним, по крайней мере, в его присутствии, хотя некоторая насмешливость иногда мелькала в выражении их лиц или звучала в нотах голоса. Осознав, что он по уши влюбился, Уолтер, ничего не сказав, уехал из крепости Роузлинд и только тогда понял, что Иэн и Элинор подтрунивали над ним, и связал это с его преждевременным ухаживанием за Сибель.
Немедленный отъезд был необходим, поскольку долг чести не позволил Уолтеру оказывать Сибель знаки внимания без разрешения на то ее отца, даже при молчаливом одобрении со стороны ее бабушки и дедушки. Хотя Уолтер знал, что не сделал и не сказал ничего такого, что явно выдавало бы его любовь или взывало к ответному чувству, он был не настолько глуп или подл, чтобы считать, что в таких случаях необходимы открытые слова или действия. Все, что было в его силах, – это поскорее покинуть Роузлинд и надеяться на то, что туман желания, который, как он теперь понимал, окутал его, не подействовал на Сибель. Было бы смертельным преступлением вызвать симпатии девушки, а затем выяснить, что ее отец не одобряет этот союз.
Уолтер очень винил себя за беспечность и тупость. Он никак не мог понять, почему ему потребовалось так много времени для того, чтобы понять, как он запутался или что он, может быть, впутывает Сибель. Странно, что он не распознал в своих чувствах любовь, но, после того как он мысленно отделил от своих эмоций страстное плотское влечение, осталось, как ему показалось, только чисто дружеское расположение. Правда, что у него в пояснице начинало печь и ломить каждый раз, как он смотрел на Сибель или думал о ней, но то же самое происходило с ним и в отношении других женщин.
Конечно, он не испытывал ни одно из тех чувств, что так красиво воспеваются в песнях, стихах и романтических историях. Не однажды он ощущал головокружение и немел в присутствии существа, бывшего бесконечно выше его. Общество Сибель доставляло ему огромное удовольствие; она оказалась самой разумной девушкой из всех, кого он встречал в своей жизни, и с готовностью рассуждала о таких серьезных вещах, как управление землями, способы получения хорошего урожая или разведение скота. Правдой было и то, что Уолтер скучал без нее, и он понимал это. Но он не испытывал ничего подобного тем страшным мукам, которые переживали герои любовных историй.
Интересно, думал Уолтер, сколь долго еще он не понимал бы, как глубоко влюблен, если бы леди Элинор шутливо не упомянула однажды о том, что Сибель уже достигла своей первой зрелости в качестве невесты на выданье? В ответ на это Уолтер со смешанным чувством ярости и страха подумал о том, что, быть может, в этот самый момент лорд Джеффри заключает брачный договор для своей дочери, и пелена в тот же миг спала с его глаз.
На следующий день он покинул Роузлинд, не сказав Сибель ничего, кроме нескольких прощальных слов, хотя он говорил лорду Иэну, что собирается ехать в Хемел. К несчастью, Джеффри там не оказалось, он присоединился к королю. Уолтер последовал за ним, зная, что его с радостью примут вместе с Ричардом Корнуоллом.
Он прибыл в Оксфорд двадцать четвертого июня, как раз к началу неудачно закончившегося совета, и был охвачен страхом, узнав, как ухудшилась ситуация в стране, пока он слонялся по Роузлинду. По мере того как яростная борьба между королем и его баронами становилась все очевиднее, усиливалась внутренняя борьба Уолтера между желанием обладать Сибель и пониманием того, что здравый смысл, симпатии и долг чести склоняли его на сторону графа Пемброка против короля.
Явное недовольство лорда Джеффри поведением короля настолько придало смелости Уолтеру, что он отважился рассказать о своих трудностях со взятием во владение земель. Джеффри согласился, что Уолтер поступил разумно, и сказал, что было бы мудро больше не предпринимать никаких шагов до завершения настоящего кризиса. Но Джеффри проявил явный интерес, и это прибавило Уолтеру надежды. Поэтому он очень подробно описал свои владения и то, чего они могли бы стоить. Джеффри из тактичности не рассмеялся. Он знал о том, что Уолтер гостил в Роузлинде, и о том, какое неизгладимое впечатление произвела на него Сибель. Леди Элинор красочно описала все в своих письмах.
Однако когда Уолтер честно рассказал о том, что он думает по поводу поведения Генриха, Джеффри немного охладел. Он не стал, как на то надеялся Уолтер, подталкивать его попросить руки дочери, а просьба уже была готова сорваться с губ Уолтера. Вместо этого Джеффри дал четко понять, что, как бы мало он ни оправдывал действий короля, как бы настойчиво ни советовал Генриху прийти к соглашению с графом Пемброкским, если между ними все-таки произойдет разрыв, то Джеффри примет сторону короля.
И все же Джеффри не мог окончательно противостоять умоляющему выражению глаз Уолтера. Хотя он и сказал, что сейчас неподходящее время для разговоров о брачных союзах, но вместе с тем дал понять, что он рад дружбе с Уолтером, несмотря на все возможные политические разногласия в будущем. С одной стороны, это помешало Уолтеру сделать официальное предложение, но с другой – предполагало, что Джеффри также не примет никакой просьбы отдать Сибель в жены любому другому мужчине.
К сожалению, кризис не растворился в море брани, и примирение не было достигнуто, на что так надеялся Уолтер. Но он, как ни старался, не мог убедить себя в том, что клятва, которую он дал королю, принимая во владение свои земли, была важнее и связывала его сильнее, чем те принципы, которые поддерживал граф Пемброкский. Фактически, у Уолтера не было земель. Уолтер знал свой долг, и, чтобы исполнить его, он с болью в сердце должен был побороть любовь к Сибель. Он предложил свой меч и своих людей из Голдклиффа – всех, что у него были, – в распоряжение Ричарда Маршала.
Ричард не отказал ему, но предостерег, насколько это возможно, от явного разрыва с королем. Чем меньше будет численность людей, из-за которых ему придется спорить с королем, тем легче добиться мира. Он предложил Уолтеру исполнять чисто оборонительные функции: помогать защищать собственность людей, объявленных вне закона, от набегов противников, жаждущих награбить богатство, хоть они и выступают от имени короля. Сердце Уолтера исполнилось радостью. Он не мог сделать предложения Сибель, потому что все еще сохранялась опасность того, что король объявит его вне закона, хотя со своей стороны он не нанесет явной обиды королю. Но пока этого не случилось, он может навестить семью Сибель и, если ему повезет и она будет там, снова увидеть ее.
Им удалось встретиться несколько раз. Уолтер нашел возможность съездить в Хемел после совета, назначенного на девятое июля, на который не приехала вся высшая знать, дабы показать свое недовольство действиями короля. А еще Уолтер видел Сибель в августе во время третьего созыва, когда Ричарду удалось вырваться из устроенной для него ловушки. Нельзя сказать, что радость этих встреч ничто не омрачило. Уолтер обнаружил, что Сибель так же глубоко интересовалась политикой, как и управлением поместьями.
Кроме того, Уолтер узнал, что мужчины клана Роузлинда давали своим женщинам небывалые свободы. Сибель высказывала свое мнение решительно, а ее отец, дяди и дедушка не только позволяли ей это делать, не вмешиваясь, но и слушали и отвечали ей так, как будто она была мужчиной. Если они отклоняли ее аргументы, что случалось на удивление редко, то не на основании того, что это вообще было не ее делом или что ее доводы звучали женской чушью, а потому, что она была молода, и ей не хватало опыта в этом вопросе. Самым потрясающим во всем этом оказалось то, что Сибель – и Уолтер должен был признаться в этом – большей частью говорила вещи не менее или даже более разумные, чем мужчины.