Бурятские сказки - Автор неизвестен. Страница 27

— Вот я и решил: пусть богатые нойоны поделятся со мной своим добром, — говорит Козий Хвост.

— Где это видано, чтобы нойоны делились с бедняками вроде нас? — удивился старик.

— А мы их спрашивать не будем! — говорит Козий Хвост.

Пошел он к нойону, живущему рядом, угнал из стада лысого барана с белым ртом, быстренько освежевал его и зажарил. «Ешьте!» — говорит старику со старухой.

Плачут они, запрокинув головы; смеются, потупив взгляд, но едят.

А нойон хватился своей овцы и по дымку над бедняцкой юртой догадался, где искать пропажу.

Входит нойон в юрту, а Козий Хвост последнюю баранью косточку догладывает и чай пьет. Рассердился нойон.

— Как вы посмели взять моего барана? — спрашивает.

— Этим бараном ты давно должен был расплатиться с моими стариками за их усердный труд, — отвечает Козий Хвост. — И то, что забыл сделать ты, сделал я.

— Голь перекатная! — закричал нойон. — Я никому ничего не должен.

— Не надо, почтеннейший, пугать моих престарелых родителей, — проговорил Козий Хвост, поднимаясь со своего места. — Убирайся отсюда, пока щель, в которую ты проник, не закрылась; пока конь, на котором ты прискакал, не пропал; пока дорога не исчезла!

После таких слов нойон дар речи потерял, постоял он с выпученными глазами и говорит:

— Я пожалуюсь на тебя самому хану.

— Жалуйся, жалуйся! — рассмеялся вслед ему Козий Хвост. — До облысенья черных волос, до плешины на затылке жалуйся!

Впервые услышал хан о такой дерзости и сам отправился вместе с нойоном в бедняцкую юрту.

Увидел их Козий Хвост, навстречу выбежал. Таким услужливым стал, что помог гостям сойти с седел, начал хлопотать у коновязи. Пока хлопотал — отрезал нижние губы у лошадей и вернулся вслед за гостями в юрту. Усадил он хана и нойона на хойморе, сам их чаем угощает, низко кланяясь. Пока кланялся — незаметно срезал подошвы ханских гутулов. Смотрит нойон на смиренного парня и не может в нем узнать вчерашнего крикуна. А Козий Хвост вьюном вьется вокруг гостей. Пока вился — незаметно срезал тулью ханской шапки.

Вот нойон попил чаю и говорит:

— Этот парень украл и съел вместе со своими стариками мою белую овцу, которую я готовил в жертву бурхану. Хан-батюшка, заставьте его вернуть сворованное и накажите наглеца суровой казнью.

— Зачем ты обидел почтенного старца, украв у него священную овцу? — спрашивает хан у Козьего Хвоста. — Ты будешь сурово наказан!

— Ты величаешь себя великим ханом, имеющим власть над многими людьми, — отвечает Козий Хвост. — Ты пришел вершить высший суд. Но какой из тебя судья, если ты явился на безгубом коне, в шапке без тульи и в гутулах без подошв. Ты не хан, а самозванец! Пока щель выхода не забита, убирайся отсюда прочь!

Лицо у хана так и вытянулось. Оглядел он себя: шапка и впрямь без тульи, гутулы без подошв, а, выскочив во двор, убедился хан, что и лошадь — без нижней губы.

Сел хан на безгубую лошадь, вдел в стремена дырявые сапоги, поправил безверхую шапку и говорит:

— Ладно, парень! Будь жив-здоров. Коль ты такой умелый да проворный, выкради завтра моего быка. Если сможешь — щедро награжу, а не сможешь — накажу, — сказал так и уехал.

Выведал Козий Хвост, наблюдая за подворьем, что хан сам водит любимого быка на водопой. Сбегал ловкач в соседний город, купил на базаре красивые унты и вернулся домой.

На другой день бросил он один унт на середине той дороги, по которой хан водил быка на водопой; другой унт — на месте водопоя, а сам укрылся в соседнем кустарнике, прихватив широкий топор, и затаился в ожидании.

Едет хан верхом на быке, увидал унт на дороге, остановился и раздумывает: «Надо бы поднять, но зачем мне один унт, хотя и красивый?» Проехал хан мимо. Спустился он к воде, а там другой унт лежит.

— Совсем новый, — говорит хан, повертев в руках находку. — Наверно, путник потерял, выронив из мешка. Надо сейчас же подобрать тот, что остался посреди дороги, а то кто-нибудь опередит меня.

Хотел хан повернуть быка, но тот не пожелал уходить от воды, не напившись. Тогда хозяин привязал быка к дереву и побежал за унтом.

А Козий Хвост только этого и ждал. Вышел он из зарослей, отрубил быку голову широким топором, посадил ее на кол и поставил в воду, а мясо в кустах спрятал.

Тут и хан с унтом вернулся. Смотрит — нет быка на берегу. Начал хан по берегу бегать, быка звать. Наконец видит — бычья голова посреди озера торчит.

— О, мой бедный бык! — воскликнул хан. — Ты же можешь утонуть! — и, раздевшись, полез в воду.

Тем временем Козий Хвост вышел из кустов, собрал ханскую одежду и был таков.

А хан подошел, потянул быка за рога и вытянул из воды бычью голову.

— Ах, какая жалость! — стал сокрушаться хан. — Не надо бы так сильно дергать. Не рассчитал я своих сил! — с этими словами выбрался он на берег, хотел было одеться, а одежды нет. Остался хан нагишом. Нарвал он листьев побольше, прикрыл себя, как мог, и стал домой пробираться.

На другой день явился Козий Хвост к хану и спрашивает:

— Хан-батюшка, выиграл я наш спор?

— Быка ты украл. Но красть одежду — такого уговора не было. Поэтому будет новое испытание. Ты должен выкрасть мое золотое кольцо. Днем я его на пальце носить буду, а на ночь — в рот класть. Если сумеешь выкрасть — отдам тебе все свое добро, дочь единственную в придачу и ханом тебя сделаю!

— А если не смогу? — спрашивает Козий Хвост.

— Если не справишься, вздерну тебя на вершине сухого дерева. Пусть вороны расклюют тебя еще живым. Таково мое последнее слово, — сказал хан и закурил трубку.

— Чтобы слова не остались словами, созови своих подданных, кликни жену и дочь. Объяви всем о нашем уговоре.

Тогда хан кликнул родню, собрал северных и южных подданных, объявил о закладе во всеуслышание:

— Я ставлю на кон все свое имущество, единственную дочь в придачу и ханский трон!

— А я ставлю против этого свою жизнь! — сказал Козий Хвост.

Разошлись подданные по домам. Отправился к себе и Козий Хвост. А хан стал с этого дня золотое кольцо на пальце носить. Да еще двух самых свирепых собак с цепи спустил; двух самых верных стражников у дверей поставил; посадил за молитву ламу, страдающего бессонницей; посадил возле очага старушку, чтобы огонь поддерживала, чтобы светло было в доме днем и ночью; сам тоже не спит, ловкача поджидает.

Тем временем Козий Хвост освежевал одну из коз, вычистил шкуру, намазал ее жиром так, что стала она скользкой; козий желудок кровью наполнил; захватил также стегно и грудинку, не забыл и архи взять. С большой поклажей отправился к ханскому дворцу.

А в ханском дворце три дня и две ночи никто глаз не сомкнул — вора ждут. Вот настала третья ночь. Лают во дворе голодные собаки, клюют носом верные стражники, никнет над огнем очага старушка, впервые захотелось спать ламе, страдающему бессонницей. Сам хан-батюшка с кольцом в зубах накрылся девятью одеялами и задремал с открытыми глазами, строго-настрого наказав жене: «Не вздумай уснуть!»

Пока Козий Хвост добирался до дворца, наступила полночь. Подбежали к нему с двух сторон свирепые ханские собаки. Кинул им ловкач стегно и грудинку. Заурчали они над мясом и замолкли. Подошел Козий Хвост к стражникам, а те стоя спят, бодая друг друга лбами. Поставил перед ними ловкач два кувшина архи и тихонько вошел в ханские покои. Очень он удивился, когда увидел и услышал ламу, который в сонном бреду читал молитву, начиная с конца и кончая началом. Еще больше удивился, когда увидел старушку, поникшую над потухающим огнем очага и прокопченную насквозь его дымом, да так и не заметившую этого.

Сунул Козий Хвост за пазуху ламе брюшину, положил возле старухи на поленницу дров желудок с кровью, перелез через спящую ханшу и кинул ей под правую руку козьи почки; наконец добрался до хана и капнул ему в рот желчи. Поперхнулся хан, сплюнул — и выкатилось изо рта золотое кольцо. Схватил его Козий Хвост, выскочил на улицу мимо пьяных стражников, мимо урчащих над мясом собак и был таков.