Пес, который говорил с богами - Джессап Дайана. Страница 30

Он создал, как и мечтал, собственный, изолированный от реальности мир. Федеральный закон освобождал исследователей от ответственности за жестокое обращение с животными, и он мог творить в своем мире все, что хотел, и ни перед кем не отчитывался. Кроме того, директор Исследовательского центра была его любовницей, что обеспечивало Севиллу дополнительную защиту.

— Сэр, если помните, вы собирались встретиться с доктором Новак в четыре часа, — сказал Том, собираясь уходить. — Если захотите взглянуть на счет от «Пласко», он лежит у вас на столе, я смогу отправить его утром. — Том помедлил. — И не забудьте, что у Кристины в четверг день рождения.

Выведенный из задумчивости, Севилл, посмотрев на часы, издал вместо ответа невразумительное ворчание.

— Куда собрался? — спросил Чейз таким тоном, словно воспринимал уход Тома как некоторого рода жульничество.

— Я иду забрать «AL600» из мастерской. Ты не мог бы вечером накормить собак и почистить клетки?

Чейз нахмурился. Делая такое предложение в присутствии Севилла, Том определенно загонял его в ловушку. Больше всего Чейза бесило, что несмотря на невинное личико, Том хорошо знал, что подловил Чейза. Теперь ничего не оставалось — только с бодрым видом согласиться, не давая ассистенту повода для злорадства.

— Конечно, Том, я все сделаю.

Выходя из кабинета следом за Севиллом, Том не сомневался, что собаки останутся в эту ночь голодными.

Шли месяцы, и Дамиану казалось, что в его жизни никогда не было ничего, кроме этого места, этих людей и безумия. Затем внезапно электрошок, инъекции и анализы крови прекратились. Исследование закончилось, но Дамиан не мог об этом знать. Он знал только, что других собак отсюда забрали и он теперь — единственный постоялец. Вряд ли Дамиан должен был испытывать благодарность к Хоффману, который желал оставить его в живых, пытаясь таким образом вернуть долг.

Этолог не видел Дамиана с того момента, как отдал его Севиллу, но несколько раз спрашивал о нем, дабы убедиться, что с ним обращаются, как положено.

Дамиан был совершенно измотан. Он плохо спал. Несмотря на то что пол больше не бил током, Дамиан по-прежнему не доверял ему и целыми днями просиживал в металлическом ящике тридцать на сорок дюймов.

Он ждал Единственную.

Она скоро придет, он только должен ждать.

Дамиан остался совсем один — лишь Том приходил утром и вечером, без единого слова кормил его и чистил клетку. Сотрудники лаборатории были заняты мыслями о приближающихся отпусках. В последние дни они практически не работали, заходили друг к другу в гости, сидели на столах, курили, нарушая все правила, и пили кофе, пока Том чистил и ремонтировал оборудование, вежливо улыбаясь их остротам.

Севилл отправился в ежегодное осеннее путешествие в Мексику вместе с Новак, которая, получив от Элизабет письменное заявление, засунула его поглубже в стол. Чейз со своей девушкой отправился на виндсерфинг в устье холодной реки Колумбия. Том, как обычно, не делился своими планами. Собаку нельзя было оставлять в лаборатории, поэтому ассистент Севилла получил разрешение временно перевести Дамиана в общие клетки, где о нем будут заботиться до возвращения персонала.

Вернувшись на псарню, Дамиан свернулся в углу и стал терпеливо ждать. Ждал Единственную. Ждал Севилла. Севилл теперь был главным в его мире, поэтому, естественно, мысли собаки крутились вокруг него. Его инстинкт стаи требовал подчинения вожаку, и он пытался этому инстинкту следовать. Но о девушке Дамиан думал гораздо чаще; когда открывалась дальняя дверь или слышались чьи-то шаги, его уши вставали торчком, глаза загорались надеждой и терпеливым ожиданием. Она придет. Он не умел сомневаться.

Дамиан ел очень мало, а еще он начал грызть переднюю лапу. Ему было необходимо двигаться, что-нибудь делать, он не мог сидеть спокойно. Вся его энергия, энтузиазм и жизненная сила, интеллект и любознательность, великолепная мощь молодого бульдога не находили применения — и все же требовали выхода. Поэтому он грыз левую переднюю лапу, взвизгивая от боли, пока не пришли лаборанты и не надели ему на шею пластиковый конус, лишив его последней радости. Никто не заметил, что ошейник не позволяет ему дотянуться до носика автопоилки. Дамиан, не найдя ничего необычного в таком наказании, стоически терпел, свернувшись в своем углу. Он ждал, мучился от жажды и слушал непрерывный лай сокамерников.

На шестой день Дамиан не сумел подняться. Он безвольно обмяк и терпеливо замер в такой позе, а лай собак вокруг воспринимал теперь как странный, убаюкивающий, отдаленный шум. Лаборантка, заметив нетронутую еду, осмотрела его, но не нашла никаких повреждений. Узнав, что пес — под специальным надзором директора, пожала плечами и вышла.

На следующее утро дверь клетки открылась, но он этого не услышал. Увидев неясную тень с той стороны, где пластиковый конус закрывал ему поле зрения, он слабо повернулся. К нему нерешительно потянулась рука, и он отпрянул, ни секунды не раздумывая. Это могли быть Том или Севилл, и он с тоской надеялся, что они снимут с его шеи конус и дадут немного воды.

Руки прикасались к нему очень мягко, но он не мог не дрожать и беспокойно отодвигался — по привычке. Руки сняли ошейник, и он был им за это благодарен. Затем, не веря своему горячему сухому носу, он обернулся и увидел знакомые очертания девушки: та сидела рядом с ним на корточках. Он уткнулся ей в колени и уперся своей большой головой в живот, поскуливая от счастья, как дворняга. Он завыл громче, когда Элизабет, успокаивая, обняла его, одновременно вытирая собственные глаза и нос.

Он сбивал ее с ног и напрыгивал на нее всякий раз, когда она пыталась встать. Впервые в жизни он перевернулся на спину, изогнувшись перед ней, как щенок. Она чесала ему живот, хватала за лапы, целовала его снова и снова, когда его голова оказывалась где-нибудь рядом с ее лицом. Очень быстро Дамиан выдохся. Он лежал, похрюкивая от наслаждения, положив голову ей на колено и глядя в лицо.

— Она вытащила тебя оттуда, дружок! Это потрясающе! — Элизабет, обняла его за шею. — Полезно иметь друзей наверху, а? — Она желала доктору Новак многая лета и благословляла весь ее род. — Ну и вид же у тебя, однако! Какой ты худой, почти как в самом начале. О чем только думают эти лаборанты?

Услышав гнев в ее голосе, пес постучал хвостом по полу и перевернулся. Его испугал ее тон, однако он понимал, что сердится она не на него. Они посидели еще немного. Дамиан, переполненный восторгом и усталостью, по-прежнему держал голову на ее колене, а она гладила пса. Затем девушка вдруг вскочила:

— Я сейчас вернусь, Дамиан. Пойду принесу тебе еды.

Питбуль скулил и полз за ней, когда она уходила. Прижимался к ее ногам, отчаянно пытаясь выйти из клетки вместе с ней.

— Нет, Дамиан, прости, ты останешься здесь. Я обещаю, я сейчас вернусь. Обещаю.

Он не останавливался, он боролся с нею, извиваясь в попытках выйти из клетки.

— Господи, Дамиан, пожалуйста, перестань. Не усложняй все. Я не могу вывести тебя, я сейчас вернусь.

Пораженный, Дамиан прижался боком к двери и смотрел на нее умоляющими глазами.

Ее не было полчаса или час, а вернулась она с целой кучей разнообразной еды, контрабандой пронесенной под курткой. Усевшись на пол, достала из-под куртки сумку и заметила на полу несколько лужиц водянистой рвоты, которых не было, когда она уходила. Это ее встревожило.

— Вот что тебе нужно. — Она развернула гигантский чизбургер и разломила его на маленькие кусочки, предлагая Дамиану. Пес осторожно их обнюхал, но, казалось, не понимал, что с ними делать. — Давай, ешь. — Она подтолкнула их к нему, а он смотрел на еду голодным взглядом. Он хотел есть, но прикоснуться было слишком рискованно. Мало ли что может случиться. Его так долго били током, когда он ел или пил, что теперь без длительного размышления он не делал ничего.

Затем он осторожно потянулся к мясу.

— Хоро-ооо-шая собака. Вот так.