Пес, который говорил с богами - Джессап Дайана. Страница 68

Мы уже не в Канзасе, Тотошка. Перспектива оказаться в бегах ее совсем не радовала, скорее наоборот. И поймав себя на том, что ей страшно, она расстроилась еще больше. Я думала, это так романтично — быть в изгнании. И где же тут очарование? Никакого очарования она не чувствовала — только неуверенность за жизнь любимого пса и вину за то, что она ломала свою карьеру.

Она услышала, как в дом входит Барбара. Австралийка мурлыкала себе под нос:

Мелодия и слова были печальны, но Элизабет не удержалась от улыбки: вот что может сделать с песней австралийский акцент. Она села на диване и быстро оценила ситуацию. Грязная, жалкая, безработная, скорее всего, исключенная из университета, бездомная, усталая, голодная, у нее проблемы с законом, и она провела ночь на чужом диване, пропахшем псиной. Неслабо для семи утра первого дня оставшейся жизни.

Барбара вошла с чашкой какао в одной руке и сэндвичем в другой.

— Вот, держи. Ты, наверное, умираешь от голода.

Отец Элизабет Барбару назвал бы «женщиной без прикрас». Достаточно умная, несколько грубоватая деревенская жительница без всяких претензий. Она была дружелюбна и хотела помочь, но ощущались в ней уверенность и скрытность — признак любви к уединению. Ее не слишком заботило, что Элизабет о ней думает. И у нее удивительные карие глаза — с ленцой, со смешинкой, проницательные. В них отражалось многое. Элизабет никогда не сталкивалась с такими людьми и, представив, как Севилл пытается забрать Дамиана у австралийки, невольно улыбнулась.

— Как твой дружок? — спросила Барбара. Такса обнюхивала заднюю лапу Дамиана, свесившуюся с дивана.

— Очень слаб, — ответила Элизабет. — Не знаю, мне кажется, с ним что-то еще не в порядке, и мы этого не заметили.

До десяти часов, казалось, еще целая вечность. Ты дочь и внучка выдающихся врачей, как же ты можешь знать так мало о медицине? Элизабет стало стыдно: словно она должна была уделять больше внимания медицине и вообще ничего толком не знала об этом мире.

— Мы можем что-нибудь сделать, пока ждем? — с несчастным видом спросила она.

— Я давала ему антибиотики — самые сильные, что у меня были. Думаю, можно поставить капельницу, — сказала Барбара, — у меня тут есть все, что нужно, если хочешь. Тебе решать.

— Вы знаете, как это делать? Правда? Капельницу бы хорошо…

Барбара пожала плечами.

— У меня есть справочник. Я принесу.

Она ушла, оставив Элизабет в недоумении: откуда в доме такие вещи? Когда Барбара вернулась, девушка решилась ее спросить.

— Шприц и прочее? Держу на всякий случай. Никогда не знаешь, что может понадобиться. Там, где я росла, в глуши, у нас не было всяких глупостей, вроде ветеринаров и прочего. Это основы, такое каждый должен был знать.

Барбара говорила и готовила капельницу. Потом опустилась на колени перед псом, и он стал разглядывать ее полузакрытым здоровым глазом. Австралийка сощурилась ему в ответ.

— Он жутко выглядит. Вставал ночью?

— Нет, вообще не двигался.

— Думаю, это из-за кровотечения. Проклятье. Похоже, при драке в него воткнули что-то острое или сам напоролся. Ничего, сейчас поставим капельницу, пока доктор не приедет. Так, зажми-ка ему вену на ноге, вот так…

Пес, видимо, начал доверять женщинам абсолютно и теперь без всяких эмоций наблюдал, как игла входит ему в вену на передней лапе. Элизабет откинулась назад, чтобы лучше видеть, как поступает лекарство.

— Барбара, а что вы имели в виду, когда сказали, что у вас был свой Дамиан?

— Погоди секунду. — Барбара ушла на кухню. Элизабет слышала, как хлопнула дверца холодильника и забулькало молоко. Барбара вернулась в комнату, села на кушетку и показала на стену над телевизором, всю завешанную фотографиями. На всех была одна собака.

— Он появился за пять лет до того, как я вышла замуж, и покинул меня через четыре года после… — Она умолкла, явно не желая заканчивать фразу, но затем продолжила: — Мы вместе многое пережили. Он был моим лучшим партнером. А в Австралии — ты уже догадалась, откуда я родом, — партнерство — очень важная часть жизни. Гораздо более крепкие узы, чем просто дружба, понимаешь? Твой партнер — это твой партнер, ты никогда его не бросишь. У тебя есть партнеры по работе, и в спорте, и… Ну, это тяжело описать, на самом деле, но если бы я была в Австралии и сказала бы кому-нибудь, что «Дамиан и Лиз — лучшие партнеры», там бы поняли. Это больше чем просто друзья, это крепкая связь, это значит, что вы всегда будете стоять друг за друга… Вот он, — женщина кивнула на фотографию, — был моим лучшим партнером, надежным как сталь, преданным душой и телом. — Барбара повернулась к Элизабет. — Я думаю, тебе это знакомо — жить бок о бок с таким сильным, чудесным животным, уходить с ним в буш, или в лес, делить свою любовь к природе с иным созданием, существом другого вида, для которого природа — тоже великая страсть. Ведь это бесценный дар. Можно гулять вместе по лесу целыми днями, не произнося ни слова, потому что каждый знает, что думает другой. Только те, Элизабет, у кого была такая великолепная собака, — только они могут это понять. Кто пережил — тот знает.

Элизабет внимательно рассматривала снимки. На них был полосатый питбуль — короткие заостренные уши, грудь и подбородок белые, — поразительно похожий на Дамиана. Она поняла, почему австралийка остановилась на шоссе и подобрала собаку. На огромной фотографии питбуль спокойно смотрел прямо в камеру, в глаза Элизабет.

— Да-а, — еле слышно прошептала она. Ей вспомнился тот первый взгляд, когда они встретились глазами с Дамианом. Пес лежал на полу у ног Севилла, изможденный, израненный, и она не могла поверить, что он жив. Но когда непонятное существо подняло на нее глаза — это был шок, момент узнавания, постижения, она увидела его душу, и они как-то признали друг друга, хотя еще не были друзьями. И сейчас она снова ощутила присутствие чего-то реального, неотменимого, хотя другой пес смотрел на нее всего лишь с фотографии. Эта собака была личностью. Как он похож на Дамиана, подумала Элизабет.

— Почему я не сделала этого раньше? — сказала она тихо, почти про себя, но австралийка поняла, о чем она.

— Немногие вообще способны замечать такие вещи, подруга. Не суди себя слишком строго. Много ли на свете людей, которые могут по-настоящему понять Дамиана, даже если он заговорит с ними на чистом английском? Многие ли из этих придурков понимают собственных собак? Сама ведь знаешь…

Элизабет опустила руку на голову Дамиана, и он поднял на нее свой единственный глаз. Слабо стукнул хвостом, и веко снова опустилось. Элизабет расстроенно посмотрела на Барбару, и та нахмурилась.

— Я не совсем понимаю… — начала девушка неуверенно. — Мне кажется, я не совсем понимаю, почему человек начинает любить собак? И почему это иногда приходит, а иногда нет?

Барбара засмеялась, но быстро поняла, что вопрос задан всерьез. Что бы там ни случилось с этой девушкой, ей было неловко из-за привязанности к собаке. Судя по всему, она никогда раньше не испытывала ничего подобного к существу другого вида. Кто-то заставил ее думать, что это неправильно. Барбара догадывалась, кто это мог быть, но медлила с ответом.

— Твой дедушка — он кто? Ты говорила, грудной доктор?

Элизабет удивил такой вопрос, но она с готовностью ответила:

— Торакальный хирург. Много работал с сердечными клапанами.

— Ага… Сердечный хирург. — Ее тон снова, как и ночью, казался неодобрительным. — А твой отец чем занимается?

— Ммм… исследованиями. Он ученый.

— Что изучает?

— Ну, сердце, трансплантацию в основном. Барбара бросила на нее проницательный взгляд.

— Эти исследования — может, он проводит их на собаках?

— Да, но… — Элизабет инстинктивно собралась было оправдать работу отца, но замолчала, так и застыв с приоткрытым ртом. Барбара напряженно ждала ответа, но его не было. Элизабет уже знала: то, что делает ее отец с собаками, — непростительно.