Шизофрения: клиника и механизмы шизофренического бреда - Каменева Елена Николаевна. Страница 34
Все вышеприведенные положения имеют прямое отношение и к параноидно-ипохондрическому синдрому при шизофрении. Указанная выше легкость, с которой к возникающим у больного идее, или представлению собственных телесных изменений присоединяются ощущения и обратно, их зачастую неотделимый друг от друга характер заставляют думать об особой легкости формирования у больных патологических кортико-висцеральных связей. Кроме того, если значительная часть ощущений, исходящих из внутренних органов, в норме задерживается, чем обеспечивается более свободное функционирование коры, ослабление последней в силу торможения обусловливает их «прорыв».
В ряде случаев все эти процессуально обусловленные нарушения в течение некоторого времени остаются латентными, пока какое-нибудь психогенное переживание не выявит данное расстройство, вместе с тем сосредоточивая его в определенных участках тела. Приведенные выше клинические наблюдения подтверждают это предположение.
Понятна также в свете вышеизложенного и роль соматогений, часто предшествующих ипохондрическим синдромам.
Параноидно-ипохондрические синдромы, так же как бред физического воздействия, связанные преимущественно с нарушением интероцептивных связей, чаще, чем другие синдромы сочетаются с нарушением функции сна — носят «онирический» характер (в таком состоянии, промежуточном между сном и бодрствованием, возникла, например, у приведенной выше больной мысль, что в ней находится крыса). Подобные мысли нередко возникают после сна или в сноподобном состоянии в сочетании с зрительными галлюцинациями, что указывает на большую в этих случаях диффузность или глубину торможения коры. Наличие фазовых состояний объясняет тот факт, что в содержании бреда часто находят отражение в норме не актуальные для больного опасения или желания (слабые раздражители) или представления и идеи, даже противоречащие его убеждениям и установкам его личности, например, появляется бред колдовства у несуеверных до того людей. То же можно сказать и относительно эротических представлений.
Древность интероцептивных безусловных рефлексов заставляет думать об участии не только коры, но и подкорки в данном расстройстве (в частности таламуса); отсюда мощный характер аффектов в данном синдроме, их тесная связь с инстинктом самосохранения и нарушение последнего — преувеличенный страх за свое здоровье и жизнь, а в дальнейшем суицидальные тенденции или агрессивные тенденции, приводящие иногда даже к убийству в качестве защитной реакции. Стойкий, инертный характер интероцептивных рефлексов, на который указал К. М. Быков, объясняет слабый эффект терапии ипохондрического бреда, при котором формируются патологические интероцептивные связи.
Глава десятая
Бредовые варианты и атипичные бредовые синдромы
В настоящей монографии не ставилась задача дать анализ всех своеобразных бредовых синдромов, встречающихся при шизофрении. Задачей ее было осветить сущность и генез основных и типичных, наиболее частых форм бреда, что и было сделано в предыдущих главах. Этими основными формами далеко не исчерпываются все разновидности бреда при шизофрении. Кроме того, указанные бредовые синдромы могут комбинироваться друг с другом, как чаще всего и бывает; при этом приходится говорить об основном бредовом синдроме. Они могут сменять друг друга в ходе развития заболевания. При этом можно усмотреть известную последовательность. Так, в ранних стадиях заболевания обычно имеет место бред отношения при общей параноидной настроенности в сторону преследования, несистематизированные идеи преследования, тогда как бред воздействия развивается в более поздних стадиях заболевания. Он связан, повидимому, с более глубокими нарушениями корковой деятельности. Парафренические синдромы выступают обычно в поздних стадиях заболевания. Им предшествуют чаще всего бред отношения и преследования. Бредовые синдромы могут по-разному комбинироваться между собой, но те бредовые синдромы, в основе которых лежат нарушения экстероцептивных связей, чаще комбинируются между собой, чем с теми, в основе которых лежит патологическое восприятие своего тела (патология интерорецепции). Слуховые галлюцинации, как нарушение специфически человеческой сигнализации, чаще сочетаются с первыми, а обонятельные галлюцинации со вторыми. К бредовым синдромам, связанным с изменением интерорецепции (ипохондрический бред, бред физического воздействия) следует отнести и бред отравления, с которым они часто комбинируются. В отличие от бреда физического воздействия здесь это патологическое воздействие совершается через пищу или другим специальным способом, например, посредством газов.
Необходимо также хотя бы вкратце остановиться на более редких формах бреда, но все же имеющих особые названия.
Большинство из них имеет ту же структуру, что и выделенные типичные формы; только новые привходящие моменты, зависящие от ситуации («жизненные трудности»), или от личности больного, или от других причин, вносят в них новые черты. Отсюда и проистекает своеобразие бредового оформления.
Таким вариантом бреда преследования и отношения является, например, бред ревности; при этом переживание недоверия к людям и ожидание враждебных действий с их стороны, в силу либо характерологических особенностей личности и ее предшествующих переживаний, либо экзогенных факторов (например, хронический алкоголизм), либо соматогенных (понижение потенции, иногда обусловленное процессуально, иногда другими факторами) детерминирует именно такое оформление основных бредовых переживаний и их сначала избирательную направленность на одного человека. Основное переживание недоверия к супруге, стоящее на первом плане, в отличие от бреда ревности алкоголиков, обычно возникает на первичном фоне параноидной настроенности и в дальнейшем распространяется на других людей, втягиваемых в общее бредовое переживание. Так, у больных с бредом ревности часто возникают подозрения на возможность отравления или другого способа убийства их неверною женой или ее любовником. Самый бред ревности (так же как и бред преследования) подкрепляется иллюзорными восприятиями особого поведения жены по отношению к подозреваемому мужчине, ее жестов и мимики по отношению к другим мужчинам.
Близко к бреду ревности стоит «любовный бред», встречающийся в настоящее время не часто. В центре его лежит переживание любви к определенному лицу с бредовой убежденностью во взаимности. Существенную роль в формировании этого бреда, повидимому, играют особенности личности: впечатлительность, чувствительность и соответствующие переживания. Эти моменты патопластически детерминируют содержание и избирательную направленность бреда. Структура его у большинства больных соответствует общей структуре процессуального бреда: бреда отношения, преследования и воздействия. Именно, мы имеем здесь также переживания отнесения к себе, преследования и воздействия, но они вначале связываются преимущественно с определенным лицом, направляются аффективными переживаниями, чем маскируется их процессуальная природа; в дальнейшем, однако они распространяются и на других людей.
Приведем историю болезни, иллюстрирующую эти положения.
Больная К., 46 лет, находилась в психиатрической больнице им. Ганнушкина в 1942 году. Отец в шестидесятилетнем возрасте отравился; по характеру был решительный, властный. Матери не помнит.
Анамнез: с детства была замкнутой, грустной, «прибитой», росла в тяжелых условиях, так как воспитывалась сестрой, властной, деспотичной; не видела ласки, терпела суровые наказания. Училась в гимназии, только там чувствовала себя свободно и спокойно, но была необщительной, подруг не имела, любила фантазировать, была религиозна. Имела хороший голос, «болезненно» любила пение, с напряжением ждала этих уроков. С 1-го класса уже выступала на концертах. В возрасте 18 лет сорвала голос. Это подействовало тяжело: «готова была на все». Училась отлично. По окончании школы училась на агрономическом факультете, который окончила. Два года училась также в консерватории по классу пения. Последние годы работала не по специальности с перерывами по семейным обстоятельствам.
Менструации с 13 лет. 18 лет вышла замуж; до этого ни в кого не влюблялась (в детстве влюбилась в учительницу русского языка). Семейная жизнь не удовлетворяла, к мужу была холодна, он по характеру не подходил к ней, половая жизнь всегда очень тяготила. Имеет сына 19 лет, к которому очень привязана, любовь к нему, «заполнила ее всю». Из-за него училась с перерывами, все же часто приходилось оставлять его на попечение работницы. Лет 10 назад, когда оканчивала вуз, очень уставала, стала очень раздражительна, все время испытывала тревогу за сына. Иногда заставала дома нетронутой еду, приготовленную для него, и сгоряча несколько раз побила его. Вскоре появился страх, что соседи могут донести о ее плохом обращении с сыном и его могут у нее отнять.
Часто разговаривала с соседями, выпытывала у них их мнение о ней, спрашивала у них, как они поступили бы с матерью, которая обижает ребенка. Страх нарастал, пугалась шагов в коридоре, прятала ребенка, услышав шум или шаги. Была помещена в нервную клинику, где пролежала больше двух месяцев. Выписалась с улучшением, но остался страх перед всем новым, неуверенность в себе; например, боялась поступать на работу, боялась, что ничего не сумеет делать и над нею будут смеяться.
Восемь лет назад переехала в Москву. Услышала как-то по радио пение известного певца Л., голос показался очень задушевным, глубоким, и она решила, что голос принадлежит очень хорошему человеку. Того же мнения был и ее сын, который в то время учился в драматической студии. Стала вместе с сыном посещать все концерты и оперы с участием этого певца, потом начала писать ему общие письма с сыном, три раза получала ответы. Стала считать его самым близким и родным человеком — «роднее мужа». Начало казаться, что часто по вечерам он поет исключительно для нее, что в концертах он поет именно так, как она указывала ему в письмах; начала слышать его пение на работе, дома по ночам в постели, когда в действительности этого не могло быть. Около года поняла, что любит его, как мужчину, перестала жить с мужем. Появилась уверенность, что и он ее любит, хотя убеждала себя, что она не молода и неинтересна, но эти сомнения держались недолго. Перестала работать, так как была уверена, что он этого хочет. Полагала, что он руководит всеми ее поступками, что у нее не стало своей воли. Вместе с тем казалось, что все знают о ее любви, намекают на это, смеются над ней, показывают на нее.
Объективные сведения со слов мужа в основном совпадают с сообщенными больною.
Физически: больная небольшого роста, выглядит моложе своих лет. Со стороны внутренних органов отклонений нет. Неврологически: знаков органического поражения центральной нервной системы не обнаружено.
Психический статус: больная ведет себя правильно, в отделении малозаметна, тиха. Отвечает сначала несколько уклончиво, потом делается доступнее, контактнее, охотно рассказывает о своих переживаниях. Речь связная, настроение несколько пониженное. Считает себя психически здоровой. Сообщает, что в ней как будто два мира: один — внешний, это дом, семья, другой — внутренний, который глубоко захватил ее, это «он — певец Л.». Чувствует себя тесно спаянной с ним, он ее знает, любит, заботится о ней и сыне, поет исключительно для нее, все его поведение и мимика показывают это; когда она входит в зал, он в упор смотрит на нее. Он знает все ее мысли, руководит ее поступками.
Иногда кажется, что через Л. ею руководит кто-то другой. Вообще в последнее время появилось ощущение, что ею руководят окружающие люди, знакомые действуют на нее через Л. или другими способами. Они копаются в ее душе, искажают ее слова, разбирают ее поступки, знают о ней все, делают намеки; когда приезжала к знакомым они работали и этим хотели заставить и ее работать. Все ее письма к нему им знакомы. Он тоже действует через них. Он поет в «Пиковой даме» и «должен узнать процесс безумия по ней». Есть смутная мысль еще и о какой-то другой, более общей связи между ними; их война должна кончиться вместе с общей войной; они как-то связаны; в газетах замечала намеки, относящиеся к себе. Пьеса, в которой он участвует, идет в октябре, «а, октябрь — это перерождение (месяц революции)», значит она должна переродиться, стать хорошей, как он.
В больнице кажется, что все знают о ее любви, о ее письмах, говорят ее словами; здесь переодетые артисты, играют какую-то роль, происходит какая-то комедия, окружающие как будто разделились на две группы: одни хотят сохранить ее семейную жизнь с мужем, другие хотят, чтобы она написала Л. Все как будто на нее сердятся, и вместе с тем замечает особое внимание к себе — трубы отопления стали теплее для нее.
Галлюцинаций у больной не отмечается, формальные способности не расстроены. В дальнейшем состояние заметно не меняется, но бредовые идеи развертываются. После того, как муж сообщил ей, что уходит от нее, настроение стало более подавленным, уверяла, что его уход подстроен, чтобы она стала свободной; вспоминает, что после ее поступления в больницу, т. е. отделения от мужа, Л. как-то особенно хорошо пел по радио. Относит к себе объявления о спектаклях в газетах. Они ставятся специально для нее; она — героиня, Анна Каренина; хотят, чтобы она поступила так же. За стенами больницы происходит какой-то спор из-за нее. Есть какая-то группа лиц, которая ее преследует и играет роль в ее жизни; они хотят отделить ее от него, но чувствует, что он все время здесь, около нее; когда поет, то с особыми интонациями, относящимися к ней, «от всей души»; он как-то экспериментирует над нею, ему интересно, как действует на нее его голос. Все здесь кругом исходит от него; когда холодно в палате — это он наказывает ее; как-то увидела мышь и подумала, что врач намеренно оставила ее в палате, чтобы показать, что он играет с нею как кошка с мышью.
Проведенная сульфозинотерапия, улучшив общее самочувствие больной, на ее бредовую систему заметного влияния не оказала.
Диагноз: параноидная форма шизофрении с любовным бредом, развивающимся с участием кататимных механизмов.