Музыка и медицина. На примере немецкой романтики - Ноймайр Антон. Страница 52

Так как Клара во время его пребывания в Вене уехала в концертное турне в Париж, оба почти целый год не могли переписываться. Но именно переписка, в которой все время проявлялась двойственность чувств Клары, любовь к отцу и Роберту, усилила безнадежно подавленное настроение Роберта. В июле 1839 года — он набрался мужества и начал процесс за Клару против непримиримого Вика, получив предварительно согласие Клары. Ввиду неустойчивой психики Шумана можно только удивляться, с какой последовательной стратегией и терпением он сражался и выдержал все нагрузки изматывающей борьбы за Клару, во время которой должен был выслушивать оскорбления, клеветнические обвинения от ее отца. Когда Роберт и Клара потеряли всякую надежду на примирение, было вынесено решение судебных властей разрешить бракосочетание: «Придет время, и этот ужасный период закончится, так как иначе я бы пропал». Полный надежд он послал 8 июня 1839 года Кларе письмо: «Я сегодня вступил в свой 29 год. Может быть, у меня за плечами уже большая часть жизни. Очень странным я не стану, это я знаю точно. Во мне бушевали страсти и тоска по тебе мучила меня. Но ты мне принесешь мир и здоровье. Любимая Клара! Когда же я смогу заключить тебя в свои объятия! Тогда мы все всем простим и твоему отцу тоже». Несмотря на это, процесс, начавшийся в июле и продолжавшийся более года, вызвал у Шумана депрессию, которая усугубилась тем, что в борьбе против отца оба чувствовали вину: «На мне лежит все-таки большая вина, что я разлучил тебя с отцом, и это меня мучает», — писал он Кларе, а затем последовали мысли о самоубийстве: «…У меня такое чувство, что я должен лечь туда, где лежат уже многие, кто любил меня». В сущности это самообвинение и тоска — желание присоединиться к любимым умершим показывают, что в эту решающую фазу он был не способен продолжать борьбу. С другой стороны, были и счастливые, наполненные радостью времена, с тех пор как 18 августа 1839 года возвратилась Клара. Свидания влюбленных и надежда на скорое объединение сделали 1840 год самым счастливым в их жизни. В феврале «смертельно усталый» и иногда «безумный от боли» Роберт пробудился с новыми творческими силами. Если до этого он писал только для фортепьяно, то сейчас обратился к песням, которые доставляли ему бесконечное счастье. Только в 1840 году — своем песенном году — он написал 138 песен, по поводу чего сказал себе словами Жана Поля: «Я хотел бы петь до смерти как соловей». Буквально чувствуется, что он освободился от желания виртуозной игры на фортепьяно, когда читаешь письмо к Кларе от 24 февраля 1840 года: «Как мне стало легко, я не могу тебе сказать, и как я был счастлив при этом. В большинстве случаев я их пишу стоя или во время ходьбы, не за фортепьяно. Это же совсем другая музыка, которая не проходит сначала через пальцы, намного непосредственнее и мелодичнее». Новое для Шумана в сочинении песен это не только использование голоса, но и включение языка в музыку, благодаря чему стала возможной более точная формулировка. При этом пригодилась его двойная способность, которая позволила ему почти играючи соединить воедино языковую и музыкальную поэзию. К важнейшим произведениям этого нового вида относятся «Лидеркрайз» по Генриху Гейне ор. 24, серия песен на стихи Юстинуса Кернера ор. 35, «Лидеркрайз» на стихи Эйхендорфа ор. 39, «Любовь и жизнь женщины» по Шамиссо и «Любовь поэта» на слова Генриха Гейне ор. 48. Многие известные стихи были переложены на музыку, при этом бросается в глаза, что для песен, выпадающих на самые счастливые годы его жизни, он выбирает траурные стихи и пишет потрясающую музыку. Особенно отчетливо чувствуются следы перенесенных страданий в цикле песен ор. 24 на стихи Гейне, который напоминает в некотором смысле «Зимнее путешествие» Франца Шуберта. Вспомним песню «Прекрасная колыбель моих песен», в которой в словах «Безумие царит в моих мыслях» потрясающим образом выражается душевное состояние Шумана со всеми его страхами. Может быть, еще отчетливее это видно в песнях ор. 35 на стихи Кернера, которые повествуют о печали, одиночестве и безумии, а заключительная песня «Старики» является определенной аналогией «Шарманщика». Таким образом он смог творчески в музыке излить все обиды и страдания, которые пережил в своей жизни, и вытеснить поселившееся в нем меланхолическое смирение, парализующее волю. При этом он в песенном творчестве осуществил тесное переплетение поэзии и музыки, о чем мечтал еще в юности, где в клавирной партии смог настолько четко выразить свое «Я», что оно утверждает себя как равноправная личность. Одновременно он создал длинную прелюдию, из которой только поднимается голос, и длинный финал, где голос утихает, совершенно новую форму песни, в которой тесно переплетенные фортепьяно и голос образуют новую, как бы призрачную музыку.

ПЕРВЫЕ ГОДЫ СУПРУЖЕСТВА

Между тем судебный процесс набирал темп, и только 1 августа 1840 года, после многих судебных заседаний, был достигнут консенсус и разрешен брак. С какой ненавистью Вик, приговоренный судом за клевету на Шумана к 18 дням тюрьмы, вел борьбу доказывают его слова, брошенные Кларе в зале суда после вынесения приговора: «Я проклинаю тебя, и дай Бог, чтобы ты однажды пришла с твоими детьми к порогу моего дома за подаянием». Тем не менее Роберт тогда записал: «Самый счастливый день и конец борьбы», 12 сентября 1840 года в деревенской церкви Шенефельд под Лейпцигом состоялось венчание. 30-летний доктор Роберт Шуман — университет Йены присудил ему почетное звание доктора — смог заключить в объятия свою жену, 21-летнюю Клару. В подарке жене, песенном цикле «Мирты» ор. 25 нашло свое выражение его огромное счастье.

«Событий мало, счастья в избытке» — так начинается супружеский дневник, который Шуман и Клара вели попеременно в течение трех лет, и в котором мы можем прочитать о полном взаимопонимании между ними в любви и искусстве. При этом бросается в глаза, что Шуман придавал большое значение сексуальным контактам с Кларой, которые он отмечал буквой F. Она появлялась в книге записей домашних расходов каждый второй или пятый день и исчезала только тогда, когда рождался ребенок, и через четыре недели появлялась снова с комментарием: «Спал с Кларой первый раз». И все-таки уже в первые недели супружеской жизни наметился конфликт. Композиторская деятельность Шумана стоила Кларе не только смирения, но и отказа от рояля, которым он все время пользовался. Ее боязнь потерять мастерство пианистки, угрызения совести Роберта по этому поводу находят в супружеском дневнике отчетливое выражение. Но и из-за соперничества с Кларой, которая считалась в то время самой знаменитой пианисткой Европы, появились трения, усиливающиеся в связи с обидным и нетактичным к нему отношением. Так, во время концертного турне в Копенгаген, в котором он сопровождал свою супругу, им прислали только одно приглашение ко двору, Кларе, его не пригласили. Шуман тогда возвратился в Лейпциг, чтобы позаботиться о недавно родившемся первенце. Эта ситуация доставила ему немало переживаний. Такой эмансипированный брак очень мешал ему в работе. «О сочинении композиций даже нечего думать», — написал он тогда в дневнике и продолжил: «Что же мне, пожертвовать своим талантом, чтобы сопровождать тебя в турне?. Или ты должна оставить свою работу, потому что я привязан к журналу и фортепьяно?. Мы нашли выход. Ты взяла себе компаньонку, а я возвратился к ребенку и к работе. Но что скажет мир? Такие мысли мучают меня». С другой стороны, брак для него означал не только долгожданную внешнюю и внутреннюю уверенность. Он был также ответственным бременем, так как теперь он должен был содержать семью. Поэтому он, уже спустя четыре недели после свадьбы, занимался своими симфониями, а когда в декабре узнал, что Клара ожидает ребенка, это его так окрылило, что за несколько дней, с 23 по 26 января 1841 года он почти закончил «Весеннюю симфонию» B-Dur ор. 38. «Сегодня, в понедельник, Роберт почти закончил свою симфонию; по-видимому, он писал ее ночью. Уже несколько ночей мой бедный Роберт сидит над ней без сна», — записала Клара в супружеский дневник, а несколько дней спустя жаловалась на то, что он мало о ней заботится: «Роберт уже несколько дней холоден ко мне. Хотя причина радостная, но иногда меня обижает эта холодность, которую я меньше всего заслужила». Она не поняла также, почему он после почти одержимого возбуждения от написанной симфонии впал в депрессию. В дневнике последней недели февраля 1841 года мы читаем: «Нехорошо. Вечером чертовски много пил. Глупый осел. Нездоров. Вообще вечно болезненное напряжение. Всегда меланхолия. Хочу песен». Такое поведение повторялось часто. После премьеры «Весенней симфонии», которая состоялась 31 марта 1841 года в Лейпцигском Гевандхаузе под управлением Мендельсона, Шуман почувствовал необычайный подъем. В таком радостном творческом настроении он написал для Клары «Симфониетту» и симфонию, которая была издана в переработанном виде через 10 лет, d-Moll ор. 120, а также «Фантазию» a-Moll для фортепьяно и оркестра, к которой он через четыре года написал интермеццо и финал. Она стала его самым большим шедевром — концертом для фортепьяно с оркестром ор. 54. Другим стимулом, который привел к удивительному расцвету его творческих сил, было побуждение его друга Ференца Листа обратиться к камерной музыке. Как и в последний год, 1840, он и на этот раз с почти лихорадочным рвением набросился на новую работу. Но между тем он снова впал в депрессивное состояние, которое было вызвано упомянутым концертным турне Клары в Копенгаген со всеми вытекающими последствиями. В таком меланхолическом настроении он был неспособен писать музыку, тем более что снова начал пить, как свидетельствует запись от 12 февраля 1842 года в домашней книге: «Я пью слишком много». В этом первом супружеском кризисе, связанном с успехами Клары, было подорвано его чувство собственного достоинства и вновь ожило чувство покинутости, от которого он страдал раньше. Только после ее возвращения он смог через несколько недель интенсивной работы 22 июня закончить третий струнный квартет. После того, как тремя струнными квартетами завоевал вновь открытый мир камерной музыки, он уже осенью того же года работал над шедевром — клавирным квартетом и знаменитым клавирным квинтетом.