История груди - Ялом Мэрилин. Страница 56
Ее советы, как выбрать кормилицу, лишенные моралистического тона сочинений авторов-мужчин, указывают на то, что практика приглашения кормилиц становилась все более распространенной среди буржуазии и аристократии. Разумеется, Луиза Буржуа не забыла о старых предупреждениях: проверьте зубы кормилицы и цвет волос, узнайте, чем болела и какой у нее характер (влюбчивые натуры на роль кормилицы не подходили совершенно). Учитывая тот факт, что младенец девять месяцев проводил в утробе матери и два года у груди кормилицы, Буржуа не удивлялась тому, что дети перенимают характер последней, а не первой. В XVII веке профессия кормилицы — как и профессия повитухи — становилась почти официальным занятием, которое позволяло женщинам зарабатывать достойные деньги и иногда даже подниматься вверх по социальной лестнице (илл. 82). Повитуха и кормилица были частью сообщества женщин-целительниц, которому мужчины-врачи только начинали бросать вызов.
И врачи, и знахарки продолжали считать болезнь гуморальным явлением. Повторяя рецепты Гиппократа и Галена, они прописывали рвотные средства, кровопускание и некоторые продукты, которые должны были восстановить равновесие всей системы. Если дело касалось грудей, то они верили, что причиной рака является прилив вялой густой телесной жидкости и что серьезность опухоли определяется задействованной жидкостью. Лечение для рака груди предлагали почти исключительно консервативное, предпочитая восстанавливающие силы диеты и средства местного воздействия мастэктомии, если только на груди не появлялись изъязвления.
Наиболее выдающийся немецкий хирург этой эпохи Вильгельм Фабри (1560–1634) полагал, что рак груди начинается с капли молока, свернувшегося и затвердевшего в груди. Он прославился удалениями опухолей в груди, включая и опухоли под мышкой. Так он описывает один из случаев:
После пяти лет (если я правильно помню) подобных страданий, когда твердая раковая опухоль достигла своего максимума, меня пригласили. Я нашел в правой груди, твердой и бледной, скрытый рак размером больше кулака. В подмышечной впадине также были спрятаны три твердых опухоли, одна из которых была размером с яйцо… после того, как ее тело было должным образом подготовлено с помощью подходящей диеты и питья, а также с помощью слабительного и кровопускания… я отрезал все эти твердые опухоли, и она снова стала здоровой [327].
Если результат действительно был таким, как пишет Фабри, то своим успехом он частично был обязан тому, что удалил не только опухоли, но и все ткани, окружающие ее. Он знал, что если после операции останется хотя бы маленькая часть опухоли или окружающих ее тканей, «она снова появится и будет хуже, чем раньше».
Еще один знаменитый немецкий хирург, Иоганнес Шультетус (1595–1645), поместил иллюстрации последовательных шагов выполнения мастэктомии в своей книге, изданной уже после его смерти, «Armamentarium Chirurgicum» («Хирургическое оснащение», 1653). Переводы этой книги на немецкий, французский и английский языки, а также использование иллюстраций в других книгах по хирургии определили ее широкое влияние на медицину следующих столетий [328].
В 1628 году Уильям Харви открыл существование системы кровообращения. Затем было открыто существование и лимфатической системы, названной Томасом Бартолином в Копенгагене в 1652 году vasa lymphatica. И в науке начался переходный период между постепенным отказом от гуморальной патологии и принятием клеточной патологии в XIX веке. В последующие двести лет медицина и квакерство, суеверия и наука, необоснованные предрассудки и эмпирические наблюдения вынужденно сосуществовали, как сосуществуют и до сих пор, пусть и в менее заметной форме.
Некоторые врачи были убеждены в том, что рак заразен, особенно если уже появились изъязвления. Врач и анатом из Амстердама Николас Тюльп (1593–1674), известный последующим поколениям по знаменитой картине Рембрандта «Урок анатомии», упоминал о пациентке, страдавшей от открытой формы рака груди, которая как будто заразила свою служанку [329]. Уверенность в том, что раком можно заразиться, существовала еще и в XIX веке. И даже в наши дни родственники и друзья раковых больных иногда страдают от этого лишенного научного основания страха.
Среди врачей, занимавшихся лечением рака груди, хирургическое вмешательство считалось последним средством. Так было в случае с Анной Австрийской, матерью французского короля Людовика XIV, которая обнаружила маленький узелок в своей левой груди. Ее лечили кровопусканием, слабительным, клизмами, компрессами, мазями. Позже, когда уже появилась язвочка, использовали белладонну и жженую известь. Множество французских и иностранных врачей, целителей и шарлатанов осматривали королеву и предлагали разнообразные средства. Делясь своими наблюдениями за этой вакханалией в нескольких письмах, Ги Патен, будущий декан медицинского факультета в Париже, в отчаянии написал: «Рак нельзя вылечить, и его никогда не смогут вылечить, но людям нравится, чтобы их обманывали» (22 мая 1665 года).
К августу 1665 года Анна Австрийская настолько ослабела, что дважды объявляли о том, что она при смерти. В это время она доверила свое тело врачу из Лотарингии, который лечил своих пациентов мазью из мышьяка. Эта мазь убивала зараженные ткани, которые потом вырезались. Королева-мать перенесла несколько таких операций с августа 1665 года по январь 1666-го, но о выздоровлении речь не шла. И наконец хирург Арнольд Фей был приглашен для того, чтобы сделать операцию. Так как ситуация явно была безнадежной, он подписал официальный документ, в котором было сказано, что за результаты он не отвечает. Королева-мать вытерпела адскую боль во время операции и умерла в январе 1666 года на шестьдесят пятом году жизни [330].
Честь первой успешной операции по удалению рака груди во Франции принадлежит Адриану Гельвецию (1661–1741), голландскому врачу, практиковавшему в Париже. Его письмо 1697 года «О природе и лечении рака» основано на истории болезни женщины, перенесшей операцию, которую мы теперь назвали бы «удалением опухоли молочной железы» [331].
Маргарита Перпойнт, сорока шести лет, родившаяся в двадцати пяти лье от Лондона, обнаружила в апреле 1690 года, что у нее рак груди. Пересекая Ла-Манш, она почувствовала боль в правой груди и нащупала маленькую твердую опухоль размером с грецкий орех. Сразу по приезде в Париж она проконсультировалась у Гельвеция, рассказав ему, что за несколько месяцев до этого она наткнулась на ключ, торчавший из двери. Гельвеций послал ее к двум хирургам, объяснив женщине, что ее единственным спасением будет операция, проведенная в соответствии с его инструкциями. Так как Маргарита была слишком напугана, она испробовала другие средства — пластыри, припарки, — но все оказалось бесполезным. Шесть месяцев спустя опухоль достигла размеров кулака, и боль усилилась соответственно.
Страшась того, что опухоль может прорваться, Маргарита Перпойнт снова вернулась к Гельвецию, который решил, что ее еще можно оперировать. Сам он так рассказывал об этом: «Я помог пациентке решиться на экстирпацию». Операция, которую провели два хирурга, выбранных Гельвецием, проходила в присутствии более чем двадцати известных представителей медицинской профессии, нотаблей и ученых, «коих любопытство привело туда, где можно было увидеть то, чего во Франции еще не бывало». Все ожидали худшего, «жестокого зрелища, длительной и болезненной операции, с криками боли, сильным кровотечением и смертельной опасностью для пациентки». Вместо этого операция прошла «без сильной боли, без криков, без явлений слабости, без малейшей опасности, легко, умело и быстро». Каждый подошел посмотреть на огромную извлеченную массу, ставшую «твердой, словно рог». Все согласились с Гельвецием, что «экстирпация была единственным возможным решением». Гельвеций с гордостью написал несколько лет спустя: «С тех пор пациентка полностью выздоровела. Боли совершенно прекратились, рубцы зажили, и она наслаждается тем же состоянием здоровья, которое у нее было до рака».