“Цесаревич” Часть I. Эскадренный броненосец. 1899-1906 гг. - Мельников Рафаил Михайлович. Страница 21

В отличие от С.О. Макарова, которого проблема маскировочной окраски кораблей волновала еще в 1878 г. (он тогда окрасил в серый цвет свой пароход "Великий князь Константин" и его паровые минные катера), З.П. Рожественский к этой проблеме относился с нескрываемым презрением. Раздражала ли его ученость во все сующего свой нос соперника по карьере или таков был уровень тактических понятий начштаба, но на один их докучливых официальных запросов (в июне 1903 г.) главного командира Кронштадтского порта С.О. Макарова (требовалось указать, в какой окраске должны быть уходящие в поход миноносцы), начштаба приказал ответить, что красить надо в "чорный цвет", но, не сдержав раздражения, добавил: "Но можно красить и в шарый, и в белый, и не стоит вопрос переписки".

Но и А. Вирениус оказался столь же нелепо надоедливым. Находясь на "Ослябя" в Специи, он доносил, что на случай войны указания об окрасе "Цесаревичу" и "Баяну" он не давал, а корабли эти, придя в Суэц, выходят из его подчинения и просил указания об окраске "Цесаревича" и кораблей оставшихся в Средиземном море. Следом поступил из Суэца запрос и от самого Григоровича. Он свои паровые катера был готов перекрасить в цвет, принятый на эскадре Тихого океана, но не был уверен, надо ли весь корпус без исключения красить в "боевую окраску". З.П. Рожественский приказал просить начальника штаба наместника контрадмирала В. К. Витгефта (1847–1904) "телеграфировать Григоровичу в Коломбо". В Порт-Артуре порешили (ответ Витгефта 30 октября в ГМШ): цвет будет темно-оливковый, в который уже окрасились "боевые суда Тихоокеанской эскадры", суда же, находящиеся в Средиземном море и идущие в Тихий океан, перекрашивать пока не следует. В случае же, если явится в этом необходимость, будет сообщено в Главный морской штаб".

Так две главнейшие инстанции, проявив в решении важного тактического вопроса полную индифферентность, позволили "Цесаревичу" и "Баяну" продолжать путь в прежней демаскирующей белой окраске. В то же время их командирам не переставали внушать необходимость быть постоянно в готовности "отразить изменническое нападение". С этой целью в телеграмме, посланной 12 декабря в Джибути, И.К. Григоровичу (хотя и без всякой оценки политической обстановки) предписывалось больше обучать комендоров отражению миноносцев на ходу. "После Коломбо, говорилось далее, — не подпускайте близко никаких минных судов. Испытайте несколько раз быстрый переход из экономического к полному ходу. В портах не оставляйте верных сведений о маршруте…".

Броненосный крейсер “Баян”

Продолжая свою недостойную игру по заочной дискредитации командира самого сильного к тому времени броненосца русского флота, З.П. Рожественский счел необходимым ("чтобы не подорвать заранее нервного Григоровича") скрыть от командира весьма серьезную политическую обстановку. Так 14 октября телеграфировалось в Порт-Артур, что в Англии будто бы проходила (с участием японского морского агента) игра морской войны России и Японии, где японская сторона "решила прежде объявления войны взорвать "Цесаревич" и "Баян" минными судами между Сингапуром и Формозой". Поэтому-то и послана была И.К. Григоровичу та ничего не объясняющая телеграмма от 12 октября.

Сверх того, приводя И.К. Григоровича в еще большее недоумение, но о. пять ничего не объясняя, начштаба 20 октября адресует ему новую шифровку. "На пути от Сингапура усильте бдительность. Ночью скрывайте палубные огни, даже отличительные. Если предпочтете нести отличительные, то держите "Баяна" сзади миль на восемь, имея условные сигналы боевых фонарей только для крайнего случая, чтобы не разлучаться. На каждое утро назначайте рандеву, чтобы днем идти тесным строем". Увлеченный своей мелкой интригой против И.К. Григоровича, начштаба не задумывался о том, что ставит в нелепое положение и всех офицеров двух кораблей. Ведь они получали наставления, мотивы которых объяснить себе не могли.

Хотя и не ведая, как среди ночи, находясь в роскошной бело-яхтенной окраске, можно отражать "изменнические нападения" (этот термин, вызвал, наверное, немалые толки среди офицеров), корабли принимали меры предосторожности. После Коломбо ночью шли без огней, по выходе в океан готовились к отражению минных атак, по сигналу "атака" заряжали орудия. Отряд шел со значительным сокращением предусматривавшихся маршрутом стоянок. Из Суэца, где "Цесаревич" принял 650 т угля (ранее в Тулоне погрузили 1200 т и в Поросе 185 т). 8 октября пришли в Джибути.

Приняв 683 т угля, 13 октября вышли в Коломбо (здесь "Цесаревич" принял 515 т угля) и 23 октября продолжали путь. Сведения о скорости последней угольной погрузки, продолжавшейся с 10 час утра до 10 час вечера, вызвали новую горестную надпись начштаба: "За 12 час 500 тонн. Английские броненосцы грузили минимум 100 т/час. В артиллерийском отряде древний корабль "Минин" грузил 200 т в 3 часа." Похоже, что иных показателей боевой подготовки для него просто не существовало. Справедливости ради надо сказать, что пример "древнего корабля" "Минина" с его открытыми просторными палубами не мог быть уместным в сравнении с обращенными в сплошной лабиринт отсеками огромного броненосца. Да и в ту пору не знавшего предела угольного безумия, в которое начштаба вскоре обратил порученную ему 2-ю Тихоокеанскую эскадру, наивысший рекорд, достигнутый крейсером "Аврора", составлял только 83 т/час.

На второй день по выходе из Коломбо — это было в 5 час утра 24 октября, на "Цесаревиче" обнаружили сильное нагревание бугеля эксцентрика левой машины. Непоправимое случилось — чугунная деталь почти тотчас же сломалась. Это была уже третья авария. Пристрастие к чугуну и терпимость к нему всех руководящих инстанций флота и кораблестроения опять грозили сделать беспомощным новейший броненосец. Замена лопнувшего бугеля запасным, полученным в Поросе, заняла около суток. 25 октября продолжили путь. К 8 часам утра частоту вращения машин довели до 48 об/ мин, к вечеру — до 62 об. Но что может произойти со злополучной деталью при увеличении скорости до полной — об этом механики боялись даже подумать.

1015-мильный путь до Сабанга проделали с уменьшенной до 10,6 уз скоростью. Не ожидая получения объяснений от плавающего на броненосце французского гарантийного механика, З.П. Рожественский уже 28 октября обратился с докладом к управляющим морским министерством с предложением потребовать от завода (в порядке принятых им на себя гарантийных обязательств) заменить эксцентрики стальными, а их бугели усилить. "Не изволите ли, — добавлял он, — потребовать справку о сравнении чертежей эксцентриков наших машин на броненосцах типа "Цесаревич" (то есть строящихся в Петербурге. — Р. М.) с французским чертежом". Но завод и МТК нашли чем оправдать незыблемость рутинного порядка. Единственное, что было сделано — это состоявшееся 29 октября, телеграфное поручение военно-морскому агенту во Франции лейтенанту Г.А. Епанчину заказать для "Цесаревича" комплект запасных эксцентриков с бугелями для левой машины. О замене материала в поручении не говорилось. Завод обещал исполнить заказ в трехнедельный срок.

В бухту Сабанг на голландском острове Пуло-Вей "Цесаревич" и "Баян" пришли 28 октября 1903 г. Этот порт только что, (в 1899 г.) был "открыт" русским флотом. Инициатива частной голландской компании позволила обходиться без захода в Сингапур, где англичане в любое время могли помешать снабжению русских кораблей углем. Здесь "Цесаревич", приняв 1170 т, заполнил все угольные ямы. Поход продолжили 2 ноября. 5–7 ноября стояли в Сингапуре, пополнив только запасы продовольствия. Предстоял уже прямой, но затяжной бросок до Порт-Артура протяженностью 2630 миль. Этот путь, идя со средней скоростью 9,68 уз, преодолели за 272 часа. Угля затратили: "Цесаревич" — 997, "Баян" — 820 т. В готовности прорываться с боем корабли вошли в Желтое море, и 19 ноября с расстояния 60 миль от Порт-Артура "Цесаревич" вступил в радиопереговоры со станцией Золотой горы.