Скоро будет буря - Джойс Грэм. Страница 11

Мэтт запаниковал и в обуявшей его панике попросил Крисси выйти за него замуж. Она мгновенно согласилась; все-таки, что ни говори, он спас ее от Парижа. Мэтт был ошеломлен тем, как это просто – стать женатым человеком. Он позвонил в регистрационное бюро, и, оказывается, вся подготовка к бракосочетанию сводилась к тому, чтобы явиться с чеком и заверить клерка в нарукавниках и подтяжках, что вы не двоеженец. Но чего же он ожидал? Испытания огнем и льдом? Странствия за черной розой в горах на краю света? Публичного разбирательства перед синклитом духовных наставников высоких рангов?

– Ты живешь не в реальном мире, – засмеялась Крисси, когда он явился домой с документами. – Совсем в другом мире.

На их бракосочетании присутствовала пара фиктивных свидетелей. Настоящий медовый месяц они не могли себе позволить, но провели брачную ночь в отеле, устроив себе роскошный ужин и умудрившись в пылу любовных утех стянуть с окон тяжелые бархатные шторы. Золотой свет возвратился, залив их мир и их тела. На неделю-другую.

Мэтт не понимал, что происходит. Не было ни конфликтов, ни разногласий, ни острых углов. Никто не поднимал шума, если другой забывал завинтить тюбик зубной пасты или помыть после себя ванну. Но он не мог заставить себя поговорить об этом с Крисси. Он не знал, существует ли еще для нее их «кислотный» свет, но если бы ему пришлось спросить, – свет потух бы наверняка. Более того, он упрекал себя. Он чувствовал, что ему ниспослан редкий и драгоценный дар, – а он оказался недостойным. Дар тускнел у него в руках. Он сам, некогда бывший среди избранных, теперь оказался среди отринутых, обделенных благодатью.

Не имело никакого смысла взлетать так высоко лишь ради того, чтобы рухнуть вниз. И Мэтт посвятил свое время попыткам восстановить сказочную атмосферу. Он нанимался на работу и пытался обустроить дом. Бросил работу и убедил Крисси, что им необходимо прокатиться вместе по Индонезии. Они вернулись, и он опять пошел на работу. Потом ему захотелось уволиться и возвратиться в Париж. Что, если там золотой свет и возродится, в столице любви? Крисси отказалась. Она даже слышать не хотела о Париже. Единственным хорошим воспоминанием об этом городе было бегство оттуда, говорила она ему.

И вот он, по истечении нескольких лет, ежеминутно пытается повергнуть в прах призрак «кислотного» света, – а непослушная девочка лежит, поверженная в прах, протаранив головой ворота конюшни. Мэтт распрямился и, к всеобщему удивлению, принялся командовать.

– Кончайте кудахтать! Так, давайте-ка поднимем ее на ноги. Джесси! – поднес он к ее лицу ладонь с тремя разогнутыми пальцами. – Сколько пальцев видишь?

– Три.

– Правильно, сотрясения мозга у тебя нет. Сабина, промой этот порез и смажь каким-нибудь антисептиком. А потом все пойдем поплаваем, верно, Джесс?

– Верно, – сказала Джесс. Ее ресницы подрагивали.

Открыв рот, все уставились на Мэтта.

– Ну и что? – спросил он. – Девочка решила пободаться с дверью, всего-то и делов. Может, мне тоже все время хочется побиться головой о стенку.

Потом Мэтт скинул рубашку, подбежал к бассейну и нырнул – только брызги полетели.

8

На следующий день им нанесла визит хозяйка дома, прибывшая на велосипеде столь древнем, что он мог служить еще курьерам Сопротивления. По-английски она почти не говорила и, видимо, поэтому испытала огромное облегчение, обнаружив в доме Сабину, с которой могла от души поболтать. То, что Джесси и Бет сызмальства были приучены к французскому, также привело ее в восторг. Расспросив девочек, сколько им лет и как обстоят дела у них в школе, она пообещала в следующий раз привезти шоколадные круассаны. У Сабины она поинтересовалась, как Джесси поранила голову, и та предпочла соврать – дочка, мол, нырнула в бассейн с мелкого края.

«Почему она солгала? – думала Джесси. – Почему не сказать прямо: моя дочка дефективная?» Это слово в применении к себе она слышала не один раз. По-французски оно звучало бы как dйranger. Неуравновешенная. «А я какая – дефективная или неуравновешенная? – думала Джесси. – И зависит ли это от того, в какой стране я нахожусь?»

Доминика покосилась на синяк.

– Вам надо бы побольше следить за ней, – сказала она Сабине по-французски тоном шутливого порицания. – Особенно в этих местах.

– Как вас зовут? – полюбопытствовала Джесси непроизвольно, и притом в третий раз.

– Доминика, – снова представилась женщина.

– Да, я знаю, – сказала Джесси и ради Доминики добавила: – Я неуравновешенная.

В конце концов Сабина и Доминика получили возможность остаться вдвоем, чтобы попить кофе в патио. Рейчел, весьма прилично владевшая французским, хотела к ним присоединиться, но она видела, как счастлива Сабина от возможности окунуться в стихию своего родного языка. Сабина говорила бегло и с воодушевлением. Она казалась по-детски счастливой, так что Рейчел не стала нарушать их уединения.

Доминика удостоверилась, что у отдыхающих имеется все необходимое, и коснулась в разговоре некоторых особенностей дома. Он старый, подчеркнула она, и в любом уголке в любую минуту что-нибудь может сломаться. Сабина решительно отвергла нарекания хозяйки и сообщила, что, на ее взгляд, все здесь совершенно очаровательно, несмотря даже на то, что электричество выключается и включается по непонятным причинам. Она упомянула и про возню под крышей, и Доминика подтвердила, что это сова, устроившая себе гнездо между балками, а вовсе не крысы, как все подозревают, хотя она предупреждала, что любые объедки, любые крошки, оставленные до утра на столе, будут привлекать нежелательных визитеров.

Хотя дом перешел в собственность англичан, порядок и чистоту в нем поддерживали Доминика и ее муж, видевшие номинальных владельцев не чаще одного раза в год. Посещение домоправительницы доставило Сабине такое удовольствие, что она пригласила Доминику поужинать с ними как-нибудь вечером и привезти своего мужа. Доминика села на велосипед, крикнула девочкам «спокойной ночи» и укатила навстречу клонящемуся к закату желтому солнцу.

– О-о, надеюсь, ты этого не сделала, – застонал Джеймс, когда Сабина рассказала ему о приглашении. – Мы же приехали сюда расслабиться!

– Так что же, ты теперь уже не можешь расслабляться в обществе французов?

Рейчел видела много такого, что проливало свет на этот вопрос, и потому произнесла:

– Будет очень приятно завести тут знакомства из местной публики.

– Правильно, – подала голос Крисси. Собираться стаей, чтобы нападать на Джеймса, стало повседневным развлечением. – Местные нравы и колорит. Прекрасная идея, Сабина.

Сабина поджала губы. Она собрала и унесла кофейные чашки; при этом фарфор звякал весьма агрессивно. Она не хотела групповой поддержки.

– Ты скучаешь по своей французской родне? – спросила ее потом Рейчел.

– Я чувствую себя отрезанным ломтем, – коротко ответила она. Рейчел решила не развивать тему, пока Сабина не добавила: – Моя семья была против того, чтобы я выходила замуж за англичанина. В конечном счете Джеймс сумел очаровать мою мать, но, думаю, отец с самого начала видел его насквозь.

– Видел его насквозь?… Ответить Сабина не успела.

– Когда это здесь появилось? – вклинился в беседу Джеймс. Он стоял в патио, глядя на каменную перемычку над старой дверью фермерского дома. Оторвавшись от своей книжки, Мэтт встал, чтобы взглянуть через плечо Джеймса и понять, о чем речь. – Кто-нибудь видел это раньше?

В щель между грубо подогнанными камнями над перемычкой был вставлен маленький деревянный крест. Его лучи были аккуратно выточены из мореного дуба, отшлифованы и потемнели от многих слоев тусклого лака. Джеймс достал крест из трещины, и за крестом потянулся черный хвост паутины.

– Я его раньше не видел, – сказал Мэтт, теряя интерес к находке и возвращаясь к своей книжке.

Подошли Сабина и Рейчел; они тоже видели крест впервые.

– Может быть, – предположила Рейчел, – в здешних местах принято ставить крест над дверью?