Шепот ночи - Джойс Лидия. Страница 14

Алси скорее услышала, чем увидела в темноте, как Думитру покачал головой, густая прядь его волос скользнула по ее коже.

– Я могу получить удовольствие множеством способов. И если мой выбор не позволяет тебе разделить его, без колебаний говори мне об этом.

– Буду держать это в памяти, – сказала Алси, испытывая еще большее унижение. – Сейчас я готова согласиться почти на все, лишь бы прекратить этот разговор.

Думитру рассмеялся. Его сильное тело нависло над ней. У нее вырвался странный беззаботный звук, Алси даже и не думала, что способна на такое. Потом Думитру наклонился и, не сказав ни слова, легким поцелуем коснулся ее соска и переключился на ложбинку между грудями, медленно продвигаясь к тому местечку на ее ключице, от прикосновения к которому у нее сбивалось дыхание, а разум заволакивал волшебный туман, сквозь который, как ни странно, многое виделось четче.

Его рука движется по ее ноге, сообразила Алси сквозь вихрь ощущений. Она медленно продвигалась вверх к слиянию бедер… легла поверх… Когда его палец скользнул внутрь, у Алсионы от изумления перехватило дыхание. Он собирается сделать это так? Но губы Думитру все еще скользили по ее коже, палец осторожно двигался внутри, все мысли смыла волна удовольствия, а вслед за ним появилось ощущение болезненной пустоты, вдруг открывшейся в ней, словно прикосновение Думитру пробудило какой-то инстинктивный голод, который Алси не могла вообразить себе даже минуту назад.

– Пожалуйста, – всхлипнула она, уткнувшись в его шею. – Пожалуйста.

Алси даже не сознавала, о чем просит, но он, казалось, знал. Думитру убрал руку, и через мгновение она почувствовала, как горячий кончик его мужского естества коснулся ее, раздвигая влажные от желания складки. У Алси мелькнула шальная мысль о боли, но он двинулся и одним толчком оказался внутри ее.

Алсиона сообразила, что инстинктивно подняла ноги и обхватила его бедра. Она держала его, их хриплые дыхания сливались, ее быстрые вздохи и его медленные хрипловатые, словно он поднимал огромный груз. Хотя там, где Думитру касался ее тела, саднило, что-то толкало Алси вперед, заставляя извиваться, протестуя против его неподвижности.

– Алси, – застонав, пробормотал он, – скажи, если будет больно, – и начал двигаться.

Жар на мгновение обострился, и Алси всхлипнула, но не могла попросить Думитру остановиться. Ни за что на свете она не хотела, чтобы он останавливался. Вскоре боль сменилась волнами жаркого желания, омывавшими ее, ошеломляющие ощущения были слишком чудесными для боли и чересчур интенсивными для удовольствия. Руки, губы, тело Думитру возносили ее к вершинам мира, ее ум ослеп от смятения чувств, а потом, без всякого предупреждения, ее мир рухнул.

Ощущение, превосходящее все доселе испытанное ею, пронзило Алси. Это экстаз? Мысль, промелькнув, тут же исчезла в бессмысленности всего, что не относилось к данному мгновению, к этим чувствам, этому бытию. Мгновение, показавшееся вечностью, кончилось, и Алси вскрикнула, бессвязным возгласом приветствуя свое разрушение и объявляя о нем.

Смутно она почувствовала, как вздрогнул Думитру, и мир ее медленно возвратился. Теперь она не падала, а плыла на последних, слабых волнах мощного потока. Сообразив, что вцепилась в Думитру, Алси разжала руки, смутившись, когда последняя дрожь наслаждения пробежала по ее коже. Думитру замедлил ритм и наконец остановился.

Они долго лежали, тяжело дыша, потом Думитру откатился в сторону, повернулся к Алси и притянул к себе. Прижавшись ягодицами к его паху, она ощутила уменьшившуюся твердость его мужского достоинства, слегка влажного после их страсти. Мускулы ее ног горели, она испытывала одновременно и пустоту, и странную заполненность.

– Видишь? – самодовольно прошептал Думитру ей в затылок. – Удовольствия гораздо больше, чем боли.

– Да, – подтвердила она, глупо улыбаясь. – Гораздо больше.

Дело сделано. Безвозвратно и полноценно. Она замужняя женщина. Но не знает, что это значит. Что ей теперь полагается делать?

Глава 6

Солнце ярким желтком поднималось над кольцом горных вершин, когда Думитру наконец открыл глаза. Почти час до этого он провел в полудреме. Когда первые потоки призрачного серого света начали просачиваться в долины, прогоняя ночь, он против обыкновения не радовался утру. Зарывшись в стеганые одеяла и уткнувшись лицом в мягкие волосы жены, Думитру совершенно не задумывался о ежедневных делах.

Однако сознание и совесть нельзя заглушить навсегда, поэтому, когда солнечный свет начал струиться через многочисленные окна, Думитру окончательно проснулся и неохотно сел.

Алсиона не повернулась. Она лежала, заняв три четверти кровати с обычным эгоизмом человека, привыкшего спать в одиночестве. Даже во сне она была олицетворением противоречий: черные волосы на белых простынях подчеркивали фарфоровый цвет лица, столь безупречный, что она казалась нереальной, это поразительно контрастировало с ее позой, более подходящей неловкой девчонке-сорванцу двенадцати лет, а не взрослой красавице. Это противоречие интриговало и удивляло.

Более рафинированная женщина оказалась бы леди и в постели: не скованной, но в то же время бесстрастной и молчаливой, созданной для более изысканных радостей, чем телесные удовольствия. Алсиона же реагировала с удивлением, остроумием и тревожащей уязвимостью – такая комбинация не могла привидеться Думитру в самых горячих мечтах. Это обезоруживало и в то же время соблазняло. Он прислушивался в темноте к ее легкому дыханию, когда она спала сном праведника, и ничего так не хотел, как всю ночь держать ее в объятиях.

Что он и сделал.

Теперь, при проясняющемся свете утра, беспокойство снова вернулось к Думитру. Все его опасения развеялись: новоиспеченная жена отнюдь не старая, безобразная, глупая, с дурным характером особа, как не раз виделось ему в ночных кошмарах, когда он обдумывал свой план. Но их положение оставалось сложным: двум людям, все еще чужим друг другу, придется научиться жить в браке, не зная друг о друге банальных подробностей, что обычно облегчает существование самым неподходящим парам.

Даже совершенному человеку в такой ситуации было бы трудно, а Думитру знал, что он далеко не без недостатков. Взглянув на дремлющую жену, Думитру не мог отделаться от чувства, что им, возможно, будет нетрудно прийти к соглашению.

Последний раз взглянув на Алси, он осторожно выскользнул из кровати, стараясь не потревожить жену. Накинув халат, он собрал свою одежду и вышел в гостиную, тихо закрыв за собой дверь.

Как Думитру и ожидал, камердинер терпеливо ждал его, сидя у двери, чтобы исполнить запоздавшие утренние обязанности. Как и кулинарные книги, Гийом был вывезен из Франции. Он служил Думитру в Париже, исполняя все домашние обязанности, с которыми не справлялись горничная и повариха, и когда после смерти отца Думитру вернулся в Валахию, слуга предпочел поехать с ним и служил исключительно хозяину. Это было одновременно и повышение, и ссылка, но камердинер лишь небрежно пожимал плечами всякий раз, когда Думитру пытался выяснить причины его решения.

Гийом решительно отказался учить какой-либо язык и смотрел на окружение хозяина с тем же чувством превосходства, как и на рю Шене, словно был самым знаменитым членом большого хозяйства, а не одним изнескольких слуг, которые присматривали и за полями, и за конюшнями, и за домом.

В это утро Гийом ждал не один. Думитру узнал сидевшую в дальнем углу горничную Алсионы. Пухлая блондинка не старше двадцати лет устроилась как можно дальше от Гийома, насколько это возможно, если не двигать мебель. Никто не заметил появления хозяина.

– Бонжур, – приветствовал их Думитру.

Оба вздрогнули. Гийом вскочил на ноги, пытаясь прикрыть свое удивление почти воинственным рвением и исполнительностью.

– Месье, – официально поклонился он, без сомнения, ради горничной.

– Я решил умыться в другом месте, чтобы не тревожить жену, – самым сухим тоном объявил Думитру.