Отныне и вовек - Джонс Джеймс. Страница 22

Пруит смотрел на него, размышляя обо всем этом, и, так как не мог сказать вслух то, что ему хотелось, ждал, когда Вождь начнет разговор сам.

– Старшой говорит, ты будешь в моем отделении, – с важной медвежьей неспешностью произнес Вождь. – Я и подумал, надо подойти, рассказать, какие тут у нас порядки.

– Валяй, – сказал Пруит. – Рассказывай.

– Айк Галович у нас помкомвзвода.

– Я про него кое-что слышал, – кивнул Пруит. – Уже успел.

– И еще много чего услышишь, – все так же размеренно и важно сказал Вождь. – Он человек особый. Сейчас временно за комвзвода. Вообще-то комвзвода у нас – Уилсон, но его на время чемпионата освободили от строевой, До марта его не жди.

– А что он за парень, этот Уилсон?

– Он ничего, – медленно сказал Вождь, – только его понять надо. Разговоров не любит, ни с кем особо не водится. Ты его на ринге видел?

– Да. Крепкий боксер.

– Если ты видел, как он дерется, значит, знаешь про него столько же, сколько все. Он по корешам с Хендерсоном. Это который за лошадьми Хомса смотрит. Они вместе служили в Блиссе.

– Я видел, как он дерется, – сказал Пруит. – По-моему, он с дерьмецом.

Вождь невозмутимо смотрел на него.

– Может быть. Но если его не задевать, он ничего. Ему на всех наплевать, лишь бы с ним не спорили. А схлестнешься с ним, может и зубы показать. Он при мне двух ребят упек прямым ходом в тюрягу.

– Ясно. Спасибо.

– Меня ты здесь будешь видеть не часто, – продолжал Вождь. – Во взводе за все отвечает Галович. Когда Уилсон на месте. Старый Айк все равно везет на себе всю работу. Передо мной будешь только отчитываться за имущество, потому что я каждую неделю обязан устраивать проверку перед субботним командирским обходом. Правда, Старый Айк потом все равно еще раз проверяет, так что один черт.

– А у тебя тогда какая же работа? – усмехнулся Пруит.

– В общем-то никакой. Все делает Старый Айк. В этой роте капралы никому не нужны, потому что здесь и отделений-то толком нет. Тут все по взводам. Мы и на занятия разделяемся только по взводам.

– Это как же? Отделения что, даже не расписаны? Ни автоматчиков, ни гранатометчиков? На занятия-то как выходите? Толпой?

– Точно. На бумаге оно все, конечно, есть. Но при построении капралы становятся в голову колонны, а остальные пристраиваются за ними, как хотят.

– Тьфу ты! Что же это за порядки? В Майере мы все строились по отделениям, и за каждым было закреплено место.

– А здесь ананасная армия.

– Что-то мне это не нравится.

– Я и не ждал, что понравится. Ничего другого предложить не могу. Ладно, скоро сюда заявится Старый Айк. Проведет с тобой беседу, объяснит тебе твои обязанности. В нашей роте капрал командует своим отделением, только когда он получает наряд на уборку сортира. Да и то Старый Айк обязательно приходит проверять.

– Этот Галович, как я посмотрю, тот еще тип.

Вождь вынул из кармана рубашки кисет с табаком.

– Что да, то да, – сказал он, глядя на кисет. Потом очень осторожно свернул толстыми пальцами самокрутку. – Он тоже служил у Хомса в Блиссе. Дежурным истопником. Приглядывал зимой за котельной. У него тогда, я думаю, было РПК. – Он раскурил коричневую рыхлую самокрутку, бросил спичку в жестянку из-под кофе и сделал несколько затяжек. На Пруита он не смотрел, глаза его безмятежно следили за расплывающимся в воздухе дымом. – Старый Айк у нас спец по сомкнутому строю. По расписанию каждое утро час отводится на занятия в сомкнутом строю. Командует всегда Галович.

Самокрутка догорела быстро, и Вождь кинул окурок в жестянку. На Пруита он по-прежнему не смотрел.

– Ну ладно, – сказал Пруит. – Не мучайся. Выкладывай.

– Кто мучается? Я? С чего ты взял? Просто у боксеров сезон уже кончается, и мне непонятно, когда ты начнешь тренироваться. Прямо сейчас или подождешь до лета, чтобы допустили на ротные товарищеские?

– Я вообще не собираюсь тренироваться. С боксом кончено.

– А-а, – неопределенно протянул Вождь. – Понятно.

– Ты, наверно, думаешь, я ненормальный?

– Да нет, почему же. Я, правда, немного удивился, когда услышал, что ты ушел из трубачей. Играешь ты ведь классно.

– Ну и что? – запальчиво сказал Пруит. – Взял и ушел. И не жалею. И с боксом завязал. И тоже не жалею.

– Ну, раз не жалеешь, значит, полный порядок.

– Вот именно.

Вождь встал и пересел на соседнюю койку.

– По-моему, Галович идет. Я так и думал, что он сейчас подвалит.

Пруит поднял голову и посмотрел в проход между койками.

– Слушай, Вождь, а в чьем отделении Маджио? Такой маленький, знаешь? Итальянец?

– В моем. А что?

– Просто так. Он мне понравился. Мы с ним утром познакомились. Я рад, что он у тебя.

– Хороший парнишка. Еще совсем зеленый, только что с подготовки. Все пока путает, каждый день хватает внеочередные наряды, но парнишка хороший. Сам с наперсток, а юмора на двоих. Всю роту веселит.

Галович приближался к ним по проходу между койками. Пруит смотрел на него в изумлении. Галович шел на полусогнутых ногах, медленно переставляя огромные ступни; голова и тело при каждом шаге покачивались, будто он нес на спине тяжелый сейф. Длинные руки неуклюже болтались у самых колен, и он был похож на неуверенно шагающую на задних лапах обезьяну. Маленькую голову покрывали коротко подстриженные жесткие волосы, клином спускавшиеся на лоб почти до бровей, крохотные, прижатые к голове уши и длинная челюсть с отвисшей нижней губой подчеркивали сходство с гориллой. Пруиту подумалось, что если бы не слишком маленькие для обезьяны глубоко посаженные глаза и не худая костлявая шея, Галович был бы вылитая горилла.

– Так это и есть Галович?

– Он самый, – подтвердил Вождь, и сквозь его важную невозмутимость проглянула лукавая смешинка. – Ты еще не слышал, как он разговаривает.

Нелепая фигура остановилась у койки Пруита. Старый Айк глядел на него красноватыми глазками, утонувшими в складках морщин, и задумчиво жевал отвислыми губами, как беззубый старик.

– Пруит? – спросил Галович.

– Я Пруит.

– Сержант Галович. Имею быть замыкающий на этому взводу, – гордо сказал он. – Ты в этот взвод приписанный, ты есть под моей командой. Вытекает: я тебе начальник. Буду делать для тебя вводную беседу. – Он замолчал, оперся громадными шишковатыми лапищами о спинку койки, дернул подбородком, втянул губы так, что они превратились в тонкую линию, и уставился на Пруита.

Пруит повернулся к Вождю и выразительно поднял брови, но индеец уже лежал, свесив с койки большие ноги и откинув голову на подушку, накрытую сложенным вчетверо серо-зеленым одеялом. Вождь выбыл из игры внезапно, без предупреждения, и теперь всем своим видом показывал, что не участвует в происходящем.

– Не смотри на него, – приказал Галович. – Это я делаю для тебя разговор, а он – нет. Он здесь только капрал. Командир на этом взводу сержант Вильсон. Это он может для тебя указать, если я не указал.

– Когда утро, встаешь, и для тебя первое дело – заправить койку. Без никаких морщин, и запасное одеяло сложил на подушку. Я на этом взводу смотрю каждую койку все как один и, кто плохо, раскидываю, а он снова заправляет.

– А хочешь обманывать – для тебя плохо, ясно? Отделение каждый день имеет наряд: уборка для комната отдыха и наружная галерея. Себе койку убрал – берешь швабру, помогаешь для галереи.

– На этом взводу освобождение от работы или от строевой для никого нет, сначала надо другую большую нагрузку получать.

Маленькие красноватые глазки глядели с вызовом и почти с надеждой, будто ждали, что Пруит с чем-нибудь не согласится и вынудит Старого Айка доказать свою преданность Хомсу, Роте и Великой Цели. Что это за цель – отличная служба, боевая готовность в мирное время или увековечение армейской аристократии? – никто точно сказать не мог, но разве важно, как Великая Цель называется, если она все равно существует и взимает подать преданностью.

– И вынь из головы, – продолжал Старый Айк, – что если ты боксер, то можешь бить, кого хочешь, потому что ты очень герой. Кто очень герой, он быстро будет в гарнизонной тюрьме… А сейчас будут через пять минут давать сигнал для работы, и ты будешь идти на построение, – заключил Старый Айк, метнув на Пруита сердитый взгляд, и с укоризной уставился на спокойно лежавшего Чоута. Потом протопал назад к собственной койке и, вернувшись к прерванному ради беседы с Пруитом служению своему неведомому богу, взялся наводить глянец на дожидавшиеся его ботинки.