Пещера Черного Льда - Джонс Джулия. Страница 104

Горестный вздох сорвался с его губ. Это он-то — человек слова? Он, нарушивший клятву, данную своему брату и своему клану? Райф прикрыл глаза, не пуская к себе эту старую боль.

— Я знаю Буревой Рубеж не хуже кого другого, — нарушил молчание Ангус. Он, против обыкновения, явно чувствовал себя неловко и не знал, куда девать свои большие руки. — Позволь мне проводить вас с Райфом до Поточной горы. Одним вам там не пройти. Зимой Рубеж часто навещают метели. Там легко обморозиться или замерзнуть насмерть. Я научу вас пережидать бури, добывать пищу из-под снега и рыть норы в сугробах. На Рубеже бродят стаи белых волков, которые в темную пору нападают и на людей. Я знаю их тропы и способы избежать встречи с ними. Я позабочусь, чтобы вы добрались до Поточной живыми, здоровыми и в короткий срок.

Закончив говорить, Ангус перевел взгляд с Аш на Райфа. Из всех выражений, которые Райф наблюдал у дяди, это было наиболее близко к мольбе. Райф знал, что Ангус умеет многое, чего не умеет он сам, но выживать в пургу каждый кланник, достойный своего покровителя, учится сызмальства. Волки и метели — это часть клановой жизни. Почему же для Ангуса так важно сопровождать их?

Аш взглянула сначала на Райфа, потом на Ангуса.

— Когда мы отправимся в путь?

После этого они говорили только о путешествии.

Геритас Кант оставил их, неуклюже выбравшись из своего черного кресла и пробурчав что-то о приготовлениях, которые должен сделать. Глядя, как он ковыляет на своих клюшках, Райф не мог не восхититься силой воли, облекающей это немощное тело подобно железному панцирю. Райф не доверял ему, но питал к нему уважение — а от городского жителя, пожалуй, и ожидать больше нечего.

Когда Кант ушел, Ангус предложил путь, позволявший им как можно меньше оставаться на клановых землях. Райф с благодарностью отнесся к дядиной предусмотрительности и, узнавая от него все больше подробностей о Буревом Рубеже и открытой всем ветрам пустыне вокруг Поточной горы, возблагодарил Каменных Богов за то, что Ангус едет с ними.

Много позже, когда фонарь почти догорел и огонек едва трепетал на фитиле, вернулся Кант с двумя медными мисками и стальным ножом. Ангус, рассказывавший Аш об опасностях холода, умолк на полуслове и встал, чтобы помочь Канту. Всегдашняя улыбка пропала с его большого красного лица.

Этот день был длинным для всех. Аш с Райфом смотрели друг на друга через стол, пока Ангус и Кант занимались своим делом на том конце комнаты. Райф пожалел о том, что они не одни. Он хотел сказать ей многое — разные мелочи, о которых никто больше не говорил и не спрашивал. Он хотел знать, чувствует ли она в себе силы для путешествия на Север, не боится ли она, насколько верит словам Геритаса.

Аш с улыбкой потерла покрасневшие глаза.

— Раньше ты никого бы ко мне не подпустил.

Райф почувствовал, что краснеет, и проворчал:

— Я не хочу, чтобы ты опять засыпала.

— Я рада, что ты едешь со мной.

Кант подошел к ним с одной из мисок. Глаза его блестели, как осколки морского стекла. Он сказал Аш:

— Ляг на скамью. Я сделаю, что могу, чтобы защитить тебя.

Аш метнула взгляд на Райфа, скривив от страха рот.

— Ничего плохого с тобой не случится, — заверил Кант, — плохо будет только мне.

— Но...

— Но что? Ты предпочла бы, чтобы я ничего не делал и дал обитателям Провала терзать тебя? В последний раз они держали тебя в плену четверо суток — хочешь, чтобы они снова тобой завладели?

Аш потрясла головой.

— Тогда ляг и позволь мне сделать то, что нужно.

Поколебавшись еще миг, Аш оторвала ноги от пола и легла на скамью. Райф заметил, что она дрожит. Канта тоже била дрожь.

— Ангус, если этот юноша желает остаться, пригляди за ним. Я не хочу, чтобы он напрягал свои крепкие мышцы и бушевал по поводу вещей, в которых ничего не смыслит.

— Хорошо, Геритас. — Ангус поманил Райфа к себе. — Он будет тут, подле меня.

Райфу не понравилось, что о нем говорят, как о малом ребенке: как видно, Геритас никак не мог простить ему сломанный стул. Однако он послушно стал рядом с Ангусом во главе стола.

Позвонков у Канта было больше положенного. Когда он нагнулся, чтобы развязать тесемки на шее у Аш, они проступили сквозь тонкую ткань его одеяния, как рыбьи кости. Кто же это изувечил его? — подумал Райф. За какое преступление приговаривают к колесу?

— Положи это на язык. — Кант подал Аш сухой лист. — И прикуси, когда я скажу. — Аш повиновалась. Райф смотрел на нее так пристально, что не видел, как Геритас достал нож.

— Спокойно, парень, — тихо произнес Ангус, видя, как мгновенно напрягся Райф. Тот расслабился, чтобы не тревожить дядю. Кант приставил нож к вене у себя на запястье, тонкой и почти нематериальной, как завиток дыма, и стал бормотать слова, которых Райф не слышал.

Свет в комнате померк, а воздух сделался гуще и холоднее, и его трудно было выталкивать из легких. Запах меди и крови наполнил комнату, как туман, встающий над полем в конце битвы. Рот Райфа наполнился слюной, которую он с отвращением проглотил.

Лицо Аш блестело от пота. Она лежала, закрыв глаза и открыв рот, и ее обнаженное горло розовело. Канта соединяла с ней субстанция, исходящая из его рта. Райфу она виделась как густая тень, состоящая из слов, воздуха и чего-то еще, чему не было имени. Сверкнувшим ножом Кант вскрыл себе вену.

Кровь потекла совершенно прямой струей, такой яркой и сильной, что жутко было видеть, как она изливается из столь бледного и хилого тела. Она струилась по лезвию ножа и падала в кованую медную чашу, стуча, как детские ножки по черепичной крыше.

— Прикуси лист, — сказал Кант.

Челюсти Аш сомкнулись и замерли. Кант бросил нож и положил здоровую руку ей на горло. Воздух в комнате дрогнул, как будто открылась дверь, и амулет Райфа сделался горячим. Фигура Канта заколебалась, точно видимая сквозь нагретый костром воздух. Райф с бьющимся сердцем внезапно осознал грозящую Канту опасность. Аш — Простирающая Руки, и заключенная в ней магия превышает всякое воображение. Если она воспротивится Канту, то может убить его.

В глазах Ангуса читалось то же опасение.

Аш и Кант теперь были связаны крепко, как два оленя, сцепившиеся рогами. Райф вздрогнул, когда это сравнение пришло ему в голову. Три лета назад они с Дреем наткнулись у подножия Лысых холмов на пару лосиных скелетов: они лежали голова к голове, обглоданные почти дочиста, не сумев освободить намертво скрещенные рога. Кто знает, сколько дней и ночей мучились они, тщетно пытаясь расцепиться. Тем сказал, что это брачная смерть и что такое бывает, лишь когда встречаются два равных по силе самца.

Между Аш и Кантом клубился кровавый туман — это испарялось содержимое медной чаши. Кант, серый от напряжения, неистово шевелил губами, извергая из себя слова, замешенные на колдовстве.

Не в силах больше смотреть на это, Райф отвернулся. Сначала он следил за тенями на стене, а потом и это оказалось невмоготу. Никогда еще ворожба не казалась ему столь дурным и противоестественным делом. Уже второй раз за ночь Райф с тоской посмотрел на дверь.

До клановых земель всего сутки езды, но с тем же успехом они могли бы помещаться в самом сердце Великой Глуши. Райф никогда еще не чувствовал себя более далеким от всего родного и близкого, чем теперь, пока ожидал, когда Геритас Кант завершит свое дело.

33

ШЕНКОВЫ БЕСТИИ

Амулет разбудил Эффи, толкнув ее в грудь. Ей снился очень странный сон про Райфа, который был заперт под землей и не мог выйти, и тут камень больно надавил на нее. Эффи тут же открыла глаза, и густота мрака в ее каморке сказала ей, что ночь еще в полной силе. Нахмурясь, она просунула руку за ворот шерстяной ночной рубашки и нащупала амулет.

Он толкался.

Эффи поспешно выпустила его из руки, словно горячий уголь.

Нужно уходить — прямо сейчас.

Не то чтобы ее мысль выразилась в таких словах — это было вообще непохоже на мысль. Эффи просто знала это, все равно как время дня или то, тепло ей, холодно или сыро.