Пещера Черного Льда - Джонс Джулия. Страница 105
Она села и спустила ноги на пол. Сапожки надеть или мягкие башмаки? Сапожки теплее, шепнул ей тихий голос. А башмаки неслышнее, возразил другой. Эффи нашарила во тьме ногами свои пушистые беличьи башмаки, а потом сняла с кровати покрывало и завернулась в него. Шаль искать не было времени.
Когда она встала, ноги подогнулись под ней, как мокрые прутики, не желая ее держать. Эффи с дрожащими губами заковыляла к стене.
Толк!
— Перестань, — шепнула она, радуясь случаю занять чем-нибудь противные трусливые губы. — Я знаю.
От мысли о том, что сказал бы ей Инигар Сутулый, узнав, что она разговаривает со своим амулетом, Эффи полегчало. Над Руфусом Длинным все лето смеялись за то, что он говорил со своими овцами. Овцы у него были чистенькие, здоровые и пушистые, как дождевые тучки, — Эффи чуть сама не прыснула, когда Руфус сказал, что ему больше нравится говорить с ними, чем с доброй четвертью клана.
Овцы помогли ногам немного окрепнуть, и Эффи, придерживая свою накидку у горла, двинулась к двери.
Дверь, конечно, была закрыта — открытые двери вещь почти такая же скверная, как открытые места, — но запираться Рейна и Дрей не разрешали. Нашарив щеколду, Эффи подумала, не задвинуть ли ее и не переждать ли неизвестную опасность здесь, но сразу поняла, что это глупо. Дверь можно запросто сломать. Собравшись с духом, Эффи вышла в новый мрак по ту сторону ненадежной преграды.
По ночам в круглом доме стоял леденящий холод, населенный сквозняками и скрипами. Эффи хорошо знала эти звуки — их издают камни в стенах, когда дерево между ними сжимается от холода и ветер проникает в трещины на кровле. Длинноголовый говорил, что весной в этих щелях вьют гнезда ласточки, и Эффи поразмыслила об этом, пробираясь по коридору. Она как раз думала, чем же ласточки могут там кормиться, когда услышала шаги на каменных ступенях впереди. С ними вместе спускался круг света. Идущий хрипло, по-мужски, закашлялся и отхаркнулся. Эффи, стоя в темноте у стены, нащупала ближайшую дверь.
Когда ее рука коснулась шершавого дерева, на лестнице показались ноги в сапогах. Возблагодарив Каменных Богов — даже Бегатмуса, который всегда наводил на нее дрожь и которого никто, кроме молотобойцев, почти не поминал, — Эффи толкнула дверь и вошла в чью-то чужую каморку. Двери в круглом доме никогда не запирались, и Эффи порадовалась этому впервые за восемь лет своей жизни.
Ее снова охватил мрак, такой, что она не видела даже собственной руки, которой прикрыла дверь. Поблизости кто-то тихо похрапывал. Раньше Эффи знала по имени и в лицо всех, кто занимал соседние с ней комнаты, но сейчас не могла вспомнить, кто здесь ночует. Круглый дом переполнен издольщиками, пришедшими сюда искать защиты от Собачьего Вождя, и все они спят где придется. Из-за этого даже драки случаются. На прошлой неделе Анвин Птаха побила деревянной поварешкой одну издольщицу за то, что та осмелилась заночевать у нее на кухне. Эта женщина еще легко отделалась — Анвин, конечно, наставила ей синяков, но они скоро пройдут.
Эффи тихонько фыркнула, вглядываясь в темноту. Вскоре она начала различать кровать-ящик с лежащими на ней фигурами, столб из кровавого дерева, подпирающий потолок, и мешки с зерном, подвешенные к стропилам, чтобы не отсырели. Ровное дыхание и храп убедили Эффи, что все лежащие на кровати крепко спят. Но когда она, немного успокоившись, стала думать, что делать дальше, под дверью появилась полоска света. Тот человек шел от лестницы сюда!
Эффи застыла на месте. Шаги стали громче, свет ярче, и наконец человек прошел мимо. Эффи, надолго задержавшая дыхание, с облегчением выдохнула. И услышала знакомый скрип петель, до того заржавевших, что никакой жир их не брал. Дверь ее каморки. Облегчение Эффи как рукой сняло. Амулет бился в грудь, как второе сердце.
Прижавшись лбом к двери, она стала прислушиваться. Все тихо. Что он там делает? Эффи вспомнила его сапоги: позеленевшие, с налипшим на подошвы сеном. Настоящие кланники такие не носят. Да и новики тоже.
Скрип раздался снова, прогнав все мысли у нее из головы. Эффи стало трудно дышать, словно кто-то стиснул ей горло руками.
Опять шаги. Тук, тук, тук — совсем близко. Эффи чувствовала лбом, как сотрясается дверь. Шаги остановились, и Эффи в голову полезли разные ужасы. Сапоги она видела, а лицо, а зубы? Живот сводило мелкими спазмами. Может, разбудить людей в каморке? А вдруг они тоже какие-нибудь чудовища?
Шаги застучали снова, мучительно медленно удаляясь от двери. Эффи ждала. Даже когда шаги давно затихли и ночь наполнили обычные тихие звуки, она продолжала стоять тихо-тихо, прильнув к двери лбом.
Кто-то повернулся с боку на бок на сенном тюфяке, и Эффи, точно пробудившись, оглянулась через плечо. В крохотную щель на потолке проникал рассвет, и стало видно, что на кровати лежат тощий седобородый издольщик, темноволосая женщина и маленький, тоже темноволосый ребенок. Эффи не сразу заметила, что ребенок проснулся и смотрит на нее, еще не зная, надо ее бояться или нет.
Эффи приложила палец к губам, дав ему знак молчать. Он был маленький, худенький, намного младше ее. При других обстоятельствах Эффи не обратила бы на такого малявку никакого внимания, однако понимала, что она такой же ребенок, как и он. Мальчик тоже это понимал и сделал в ответ такой же жест. Эффи постаралась не показать своего облегчения. Они, конечно, оба дети, но она старше и не должна об этом забывать.
Они довольно долго смотрели друг на друга в прибывающем свете, не то чтобы дружелюбно, но и не враждебно, и ждали. Мать мальчика заворочалась, ища рукой сына, и Эффи поняла, что пора уходить. Ей не очень-то хотелось вылезать наружу, но разум подсказывал, что теперь уже утро, а при свете дня ее никто не посмеет тронуть.
Она благодарно помахала мальчику и выскользнула за дверь.
В коридоре уже не было темно. Сверху доносились грохот кастрюль, шаги и громкие приказы. Анвин на кухне разогревала вчерашний суп и лепешки. Эффи взглянула в сторону своей каморки.
Толк!
Нет, лучше пока не возвращаться туда.
Потирая лоб, так долго упиравшийся в дверь, Эффи задумалась, куда же ей податься. Дрей сейчас в Большом Очаге, где спит поближе к огню вместе с другими новиками. За эти дни он стал очень важной персоной. Рори Клит, братья Шенки, Бык-Молот, Кро Баннеринг и прочие новики подчиняются ему, как командиру, и обращаются к нему, когда надо разрешить спор или поговорить о ком-то с Мейсом Черным Градом. Он часто отлучается из круглого дома: объезжает границы, ездит на разведку в Гнаш, возит послания изгнанникам-дхунитам. На прошлой неделе он с Мейсом и двумя сотнями взрослых кланников защищал Баннен от войск Собачьего Вождя.
Дрей сказал, что Собачий Вождь хочет захватить все подчиненные Дхуну кланы и закрепиться на землях Дхуна. Он уже взял клан Визи, чей забавный круглый дом с кротовыми ходами стоит в двух днях пути южнее Дхуна. Хотя для защиты Баннена сошлись объединенные силы Дхуна, Черного Града и самого Баннена, бой был не из легких. Дрей рассказывал, что бладдийцы дрались как одержимые, и в битву их вел сам Собачий Вождь.
«Ты бы видела его, Эффи, — говорил ей брат по возвращении. — Он скакал на старом вороном одре, и оружие у него было самое простое, но ни один кланник, скрестивший с ним молот, не пережил тот бой. — Сказав это, Дрей как-то странно вздрогнул, и Эффи спросила его, в чем дело. — Он вызывал нас, черноградцев, на бой, Эффи, и требовал нашей крови».
Тогда она тоже вздрогнула. По словам Дрея, бой длился добрую половину ночи, и Бладд, даже побежденный, прорвался сквозь дхунские ряды и забрал больше жизней, чем отдал сам.
Во время этого отступления Дрея ранили. Мейс послал его с двумя дюжинами других молотобойцев вдогонку за Собачьим Вождем и его сыновьями. Десять молотобойцев тогда погибли, а Дрея шипастый, налитый свинцом бладдийский молот вышиб из седла. Шипы пробили его панцирь в двух местах, и он сильно ушибся, упав на каменистую землю.