Пещера Черного Льда - Джонс Джулия. Страница 7

— Ступай. Я верну тебе твою парку, когда отдохну.

Ноло взял чашку с обычной небрежностью мужа, которому жена доверила свою лучшую посуду, и пошел к своей землянке.

Слышащий завидовал ему.

После того, что открыли ему его сны, он понимал, что столь низменное чувство недостойно его, и все-таки завидовал — так уж устроен мир.

Слышащий видел, как Простирающая Руки манит к себе тьму, и это означало только одно: грядут дни, что темнее ночей.

Раздвинув шкуры у входа, Слышащий вернулся в тепло и золотистый свет землянки. Он лег на лавку, устланную мехами и свежим белым вереском, и закрыл глаза. Ему не хотелось больше спать и видеть сны, поэтому он обратил свои мысли к Селе и стал представлять, как она и Ноло едут на нартах по ледяной кромке Последнего моря. Представил, как нарты въезжают на тонкий лед и Ноло останавливает их, чтобы его жена наморозила новый лед как можно скорее.

Слышащий недолго тешил себя этой приятной картиной. Его ждала работа. Надо было разослать письма. Грядут дни, что темнее ночей, и те, кто сведущ в таких делах, должны быть оповещены об этом. Пусть никто не скажет, что Садалак, Слышащий племени Ледовых Ловцов, был не первым, кто это узнал.

3

КАМЕННЫЙ КРУГ

— А на задах лошадиного загона ты точно смотрел? — спросил Дрей Севранс, щурясь от морозного ветра. В его лисьем капюшоне сверкали льдинки, к плечам, рукам и спине прилипли сосновые иголки.

Вид у брата был усталый, и он казался старше, чем был на самом деле. На небе брезжил рассвет, бросая сернисто-желтую тень на лицо Дрея.

— Смотрел, — сказал Райф. — Мейса нет нигде.

— А ольховое болото, а ручей?

— Ручей замерз. Я прошел по берегу — ничего.

Дрей снял рукавицы и провел руками по лицу.

— Течение могло унести тело вниз.

— Нет. Там мелко — даже дохлая лиса застряла бы на первом повороте, не говоря уж о взрослом мужчине.

— Вчера там могло быть больше воды.

Райф хотел возразить, но промолчал. Единственное время, когда этот ручей способен унести человеческий труп, — это вторая неделя весеннего половодья, когда потоки с лысых холмов и Прибрежного Кряжа обильнее всего, и Дрей это знает. Райфу стало не по себе — он сам не знал почему. Тронув Дрея за рукав, он сказал:

— Давай-ка вернемся к костру.

— Мейс Черный Град где-то здесь, Райф. — Дрей повел рукой по воздуху. — Я знаю, что он скорее всего мертв — ну а если нет? Если он только ранен и лежит в беспамятстве?

— Так ведь следы...

— Не хочу больше слышать об этих следах. Ясно? Их мог оставить кто угодно и когда угодно. Мейс нес дозор — мало ли где он мог быть, когда налетели эти всадники. Либо они заметили его первые и он лежит мертвый в какой-нибудь лощине, либо он вернулся в лагерь и предупредил остальных — просто мы его до сих пор не нашли.

Райф повесил голову, не зная, что на это ответить. Как рассказать брату о предчувствии, говорящем ему, что, как бы долго и тщательно они ни искали, Мейса им все равно не найти? Лучше уж промолчать. Он устал до смерти и не хотел спорить с Дреем.

Лицо Дрея немного смягчилось, и копытная трава хрустнула у него под ногами.

— Ладно. Вернемся к костру. Продолжим поиски, когда совсем рассветет.

Слишком измученный, чтобы скрывать свое облегчение, Райф последовал за Дреем в жилой круг. Скрюченные ветром лиственницы и чернокаменные сосны бились, как прикованные звери. Где-то близко струилась вода, далеко за горизонтом, встречая рассвет, кричал ворон. Слыша хриплый и сердитый голос птицы, которую у них в клане называли Свидетелем Смерти, Райф поднес руку к горлу. Сквозь толстые собачьи рукавицы он едва мог прощупать твердый вороний клюв, который носил на шнурке из льняной кудели. Ворон был его покровителем — так назначил Райфу при рождении ведун клана.

Тот ведун уже пять лет как умер. Ни одного человека не чтили в клане так, как его. Он был дряхлый старец, от него воняло свиньей, и Райф питал к нему мстительную ненависть. Ведун не мог подыскать второму сыну Райфа Тема Севранса худшего покровителя. Никому еще ни до, ни после Райфа не назначали ворона. Вороны — стервятники, они кормятся падалью; они способны и убивать, но предпочитают красть. Райф видел, как они много дней следуют за одиноким волком, надеясь поживиться его добычей. Всем другим в клане — и мужчинам, и женщинам повезло куда больше. Дрею дали медвежий коготь, как Тему до него. Покровитель Дагро Черного Града — лось, Джорри Шенка — щука, Мэллона Клейхорна — барсук. У Шора Гормалина орел, как и у Рейны Черный Град. А у Мейса, приемного сына Дагро, кто? Райф на миг задумался. Ага, вспомнил: у Мейса — волк.

Единственный человек во всем клане, у которого амулет еще чуднее, чем у Райфа, — это Эффи. Ей ведун дал камень, имеющий форму уха. Райфа брала злость при одной мысли об этом. И с чего только старый хрыч так взъелся на Севрансов?

Райф потянул за шнурок. В детские годы он выбрасывал свой амулет несчетное количество раз, но ведун, непонятно каким образом, всегда находил его и приносил назад. «Это твое, Райф Севранс, — говорил он каждый раз, протягивая черный клюв на своей грязной морщинистой ладони. — Придет день, и ты порадуешься, что он с тобой».

Но все мысли о воронах вылетели у Райфа из головы, когда они с Дреем пришли к чумам. Первые солнечные лучи скользили по тундре, озаряя лагерь: шесть крытых лосиными шкурами чумов, лошадиный загон, кострище, сушилки, чурбак для рубки мяса — и все это уже выглядело как руины. Тем как-то рассказывал Райфу о мертвом корабле, который, по словам моряков, охраняет вход в Последнее море, не пропуская туда никого, кроме слепых и безумных. Теперь их охотничьи чумы стали походить на паруса этого корабля.

Райф вздрогнул и, отняв руку от амулета, опустил ее на тавлинку из отростка оленьего рога, которую носил у пояса на медном, обмазанном дегтем кольце. В тавлинке лежала пыль священного камня, представлявшего собой Сердце Клана. Такой камень есть у каждого клана, и каждый кланник до самой смерти носит с собой его частицу.

Священным камнем клана Черный Град был шероховатый гранитный валун с конюшню величиной, пронизанный жилами черного графита и скользкий на ощупь. Священный камень клана Бладд — тоже гранит, только в него вкраплены зерна гранатов, красных, как запекшаяся кровь. Райф никогда не видел пыли, полученной от камня бладдийцев, но она, наверно, не менее красива, чем пыль Черного Града, и струится между пальцев, как жидкий дым.

Подойдя к костру, он снял тавлинку с пояса, сломав кольцо. Ее запечатывал колпачок из кованого серебра, и Райф провел пальцем вдоль рога, отыскивая край. Двенадцать человек полегло здесь, а осталось только двое. Им двоим без лошадей, повозки или саней не под силу доставить мертвых домой. Круглый дом стоит в пяти днях пути к югу — за это время стервятники растерзают убитых в клочья.

Райф не мог этого допустить. Воронье уже кружило в лиге от них, и скоро карканье приманит сюда волков, койотов, медведей и тундровых кошек. Все зверье, кормящееся падалью, сбежится к лагерю, чтобы нажраться перед приходом настоящей зимы.

Свирепо тряхнув головой, Райф сорвал колпачок с тавлинки, и она открылась с легким щелчком. Тонкая пыль священного камня заструилась по ветру, как хвост кометы, и Райф ощутил на губах вкус гранита. Постояв миг в полной тишине, он пошел по кругу, обходя кострище, сушилки, чумы и тела убитых, вычерчивая в воздухе пыльный след. Серая пыль, несомая дыханием зимы, производила маленькие завихрения, прежде чем осесть на свое морозное ложе.

Никто теперь не тронет Тема Севранса. Вороны не расклюют его глаза и губы, волки не запустят клыки в его живот и крестец, медведи не высосут мозг из его костей, и собаки не станут драться над объедками. Провалиться Райфу в самую глубину преисподней, если это случится.

— Райф!

Оглянувшись, он увидел Дрея у входа в отцовский чум со свертком провизии, прижатым к груди.

— Что ты делаешь?