Пещера Черного Льда - Джонс Джулия. Страница 9

— Ну пожалуйста, папа, — пищала Бет. — Пожалуйста. Ты обещал.

— Позаюста, — вторила Крошка My.

Ангус застонал, признавая свое поражение, ударил себя в грудь и крикнул:

— Хорошо! Хорошо! Вы разрываете отцу сердце заодно с кошельком! Ленты так ленты! Следует, вероятно, спросить, какой цвет вы предпочитаете?

— Розовые, — сказала Бет.

— Любые, — сказала Крошка My.

Ангус снял Крошку My с колен и посадил на лисий коврик.

— Розовые и любые, значит. Хорошо.

Бет, хихикнув, запечатлела на отцовской щеке последний поцелуй.

— Крошка My хочет голубые, папа.

— Любые, — радостно подтвердила Крошка My.

— Ангус.

Он обернулся на звук жениного голоса. Всего два слога, но он сразу почуял неладное.

— Что случилось, милая?

Дарра Лок задержалась на пороге, словно не решаясь войти, потом вздохнула, смирившись с чем-то, и прошла в кухню. По дороге к сидящему у огня Ангусу она отвела прядку соломенных волос с лица Бет и отняла у Крошки My облепленный шерстью кусок лепешки, который девчушка выкопала из лисьей шкуры.

Сев на дубовую скамью, которую управитель ее отца смастерил ей к свадьбе восемнадцать лет назад, Дарра взяла мужа за руку. Убедившись, что двух ее младших дочек не заботит ничего, кроме лент и лепешек, она подалась к Ангусу и сказала:

— Ворон прилетел.

Ангус Лок затаил дыхание. Закрыв глаза, он вознес безмолвную молитву любому богу, который мог его услышать. Только не ворон. Только бы Дарра ошиблась и это оказался грач, галка или хохлатая ворона. Но он понимал, что молитва его напрасна. Дарра Лок способна отличить ворона от всех прочих птиц.

Ангус поднес руку жены к губам и поцеловал. Боги не любят, когда человек просит о нескольких вещах сразу, поэтому он не стал молиться о том, чтобы Дарра не заметила, как ему страшно. Просто он спрятал свой страх как умел.

Дарра смотрела ему в глаза своими, синими. Ее красивое лицо побледнело, и морщинки, которых Ангус раньше не замечал, прорезались на лбу.

— Касси утром увидела, как он кружит над домом. И только сейчас он сел. Отведи меня к нему.

Дарра медленно и неохотно поднялась, стряхнув с передника несуществующую пыль.

— Бет, присмотри за сестрой. Не подпускай ее слишком близко к огню. Я вернусь через минуту.

Кивок Бет, так похожий на материнский, заставил сердце Ангуса налиться свинцом. В его дом прилетел ворон. Эти большие черные птицы с острыми крыльями, мощными клювами и человеческим голосом для разных людей означают разное, но для Ангуса ворон значил только одно: необходимо покинуть дом.

Дарра вышла из кухни впереди него. Ангус задержался и погладил Бет по щеке.

— Розовые и голубые, — произнес он одними губами, дав ей знать, что он не забыл.

На дворе моросил дождь, начавшийся еще до рассвета, и земля вокруг усадьбы раскисла. Дарра почти все утро убирала последние травы в своем садике, спеша успеть до заморозков, и очистила весь клочок земли под кухонным окном. В сарайчике, пристроенном к кухонной трубе, кудахтали всполошенные куры — они хорошо знали, что такое ворон.

— Отец!

Лицо старшей дочери Ангуса Касси было замызгано грязью, мокрые волосы слиплись. Ее старый клеенчатый плащ когда-то перешел к ним вместе с усадьбой, маслобойкой и двумя ржавыми плугами. Но в глазах Ангуса Касси была красавицей. На щеках у нее горел румянец, ореховые глаза сверкали, как дождевые капли на янтаре. Ей шестнадцать — впору выходить замуж и заводить своих детей. Ангус нахмурился. Как она найдет себе жениха здесь, в лесу, в двух днях к северо-востоку от Иль-Глэйва? Вот что не давало ему спать по ночам.

— Ты пришел посмотреть на ворона? — взволнованно выпалила Касси, подбегая к отцу. — Это гонец, как и те грачи, что иногда к нам прилетают. Только он больше. И к ноге у него что-то привязано.

Дарра и Ангус переглянулись.

Касси, ступай в дом и погрейся. Мы с отцом займемся птицей.

— Но ведь...

— Ступай, Касилин.

Касси, поджав губы, фыркнула, повернулась и пошла к дому. Мать редко называла ее полным именем.

Ангус провел рукой по лицу, стряхивая капли дождя с бровей и бороды. За Касси закрылась кухонная дверь. Она хорошая девочка. Он поговорит с ней после, объяснит то, что можно объяснить.

— Сюда. Он не залетел в грачевник, как другие птицы. Уселся вон там, на старом вязе. — Дарра направилась через двор, в обход дома. Ангус слишком долго прожил с женой, чтобы не понимать, что скрывается за ее поспешностью. Она волновалась и старалась этого не показывать.

За домом в изобилии росли большие старые дубы, вязы и липы. Промежутки между ними заполняли палые листья, лишайник и папоротник, густо покрывающий суглинистую почву. Весной Касси и Бет собирали здесь голубые утиные яйца, древесных лягушек и дикую мяту, летом — морошку, ежевику, крыжовник и черные сливы, приходя домой с перепачканными щеками и полными корзинками. Ягоды потом заливали водой, чтобы удалить червячков. Осенью они ходили по грибы, а зимой, когда Ангус уезжал по своим делам, Дарра ставила ловушки на разную мелкую дичь.

Карр! Карр!

Ворон заявил о себе двумя короткими сердитыми нотами, и взгляд Ангуса устремился к небу сквозь ветви большого белого вяза, затенявшего летом весь дом. Даже среди сучьев в руку толщиной сразу было видно, что это именно ворон. Он расположился на дереве вальяжно, словно отдыхающая после удачной охоты пантера. Черный и неподвижный, он смотрел на Ангуса Лока своими золотыми глазами.

Ангус перевел взгляд на его ноги. Над когтями левой ясно виднелось вздутие: пакетик из щучьей кожи, перевязанный сухожилием и запечатанный смолой.

Карр, карр! Смотри — вот он я!

В голосе птицы Ангусу слышался вызов. Только два человека на Северных Территориях пользовались воронами как почтовыми птицами, и все нутро Ангуса заявляло о том, что он не желает получать никаких известий ни от кого из них. В этом пакетике было запечатано прошлое, он это знал, и ворон — тоже.

— Позови его, — тихо сказала Дарра, комкая передник. Кивнув, Ангус свистнул так, как научили его почти двадцать лет назад: две короткие ноты и одна длинная.

Ворон наклонил голову набок и расправил крылья. Смерив взглядом Ангуса Лока, он издал звук, похожий на человеческий смех, и слетел со своей ветки.

Огромная птица опустилась наземь, и Дарра попятилась. Ангус с трудом удержался, чтобы не сделать то же самое. Клюв у ворона был величиной с наконечник копья, острый и загнутый, как лемех плуга. Явно довольный испугом Дарры, ворон скакнул к ней, мотая головой и тихо покрякивая.

— Нет уж, стой, паршивец. — Ангус одной рукой взял ворона под грудь, другой за клюв и поднял на руки. Ворон затрепыхался, растопырив крылья и когти, но Ангус держал крепко. — Дарра, возьми у меня нож с пояса и срежь письмо.

Дарра сделала как он сказал, хотя ее рука с ножом дрожала так, что она чуть не поранила птицу. Пакетик не больше детского мизинца, освобожденный от смолы и обвязки, упал в ладонь Дарры.

Ангус, отвернувшись в сторону, подбросил ворона ввысь. Тот расправил крылья и растаял в свинцовом небе.

— Вот, держи. — Обертка, вся в смоле и птичьем помете, промокла от дождя, но сквозь грязь еще кое-где просвечивала серебристо-зеленая кожа. Щучья кожа прочная, хоть и тонкая, не пропускает воду и легко повинуется пальцам, будучи мокрой. Полезная штука — но Ангус уже не помнил, когда в последний раз получал письмо в такой обертке. Когда его пальцы сомкнулись вокруг мягкого сырого пакета, Дарра отошла, и Ангус послал ей взгляд, говорящий: останься.

— Нет, муженек, — покачала головой Дарра. — Я уже восемнадцать лет как замужем за тобой, но еще ни разу не заглядывала в письма, которые тебе присылали. Не думаю, что стоит начинать теперь. — Дарра потрепала мужа по щеке и пошла прочь.

Ангус приложил руку к щеке там, где коснулась ее рука жены, глядя, как Дарра поворачивает за угол дома. Он не заслужил такой жены. Она из Россов с Лесистого Холма, отец ее был помещиком, и девятнадцать лет назад, когда они впервые встретились, она могла бы выбрать в мужья кого хотела. Ангус Лок никогда не забывал об этом. Вспомнил и теперь, когда развернул кожу и достал смоченный слюной для мягкости кусочек бересты.