Записки ружейного охотника Оренбургской губернии(с илл) - Аксаков Сергей Тимофеевич. Страница 67

Тургенев всячески поощрял Аксакова в его работе над «Записками ружейного охотника». 2 февраля 1852 г., т. е. за месяц с лишним до выхода книги в свет, Тургенев в письме к Аксакову называет ее «прекрасною» и замечает далее: «Притом ваши «Записки» будут дороги не для одних охотников; всякому человеку, не лишенному поэтического чутья, они доставят истинное наслажденье, и потому я готов отвечать за успех их — и литературный и материальный. А для меня, повторяю, написать им разбор будет просто праздник» («Вестник Европы», 1894, № 1, стр. 331).

Первая, короткая рецензия Тургенева на «Записки ружейного охотника» появилась в апрельской книжке «Современника» за 1852 год. Поздравив русскую литературу с выходом в свет «Записок» Аксакова, Тургенев продолжал: «Кому еще незнакомо новое сочинение С. Т. А—ва, тот не может себе представить, до какой степени оно занимательно, какой обаятельной свежестью веет от его страниц» (Собр. соч., т. XII, М.—Л. 1933, стр. 143). Главное достоинство книги Аксакова Тургенев видит в том, что она дает поразительно правдивое изображение русской природы, которое лишено какой бы то ни было прикрашенности и условности. «Эту книгу, — пишет он, — нельзя читать без какого-то отрадного, ясного и полного ощущения, подобного тем ощущениям, которые возбуждает в вас сама природа: а выше этой похвалы мы никакой не знаем» (там же, стр. 150).

Это был первый публичный отклик Тургенева. За ним должны были последовать две пространных его статьи — в «Современнике» и «Отечественных записках». Написана была лишь одна из них, появившаяся в январской книжке «Современника» за 1853 год в форме письма к одному из издателей этого журнала. Автор предупреждает, что он пишет «не критику», ибо «в книге г. А—ва критиковать нечего, или почти нечего» (там же, стр. 151). Говоря о содержании «Записок ружейного охотника» и сопровождая свой рассказ примерами из собственного опыта — охотника и писателя, Тургенев подчеркивает принципиально новаторское значение книги Аксакова с точки зрения искусства пейзажа, изображения животного мира, стиля, языка.

Восторженная статья Тургенева не содержала в себе ни единого критического замечания в адрес «Записок ружейного охотника». И это, по-видимому, огорчило Аксакова. Взыскательный художник, он ожидал, что Тургенев нелицеприятно укажет ему на конкретные художественные недостатки книги. В этой связи он упрекал автора статьи: «Ваше письмо к издателю «Современника» — не критика на мою книгу, а прекрасная статья по поводу моей книги. Впрочем, я очень понимаю, что, удержав характер критики, статья ваша вышла бы, может быть, не так интересна и несколько суха, а главное, что для такого рода разборов прошло уже время, и я совершенно согласен, что большинство читателей было бы решительно от того в проигрыше. Потом, я ожидал менее похвал, нo зато ожидал беспристрастного суда и справедливых осуждений: я надеялся более серьезного тона, особенно в отношении к языку и слогу» («Русское обозрение», 1894, № 9, стр. 11).

Первое издание «Записок ружейного охотника» разошлось с беспримерной быстротой. Уже полгода спустя возник вопрос об их повторном издании. «Как я рад, что мои предсказания насчет ваших «Записок» сбылись, — писал Тургенев Аксакову 17 октября 1852 года, — и вы уже готовите второе издание» («Вестник Европы», 1894, № 1, стр. 336). Но неожиданно Аксаков столкнулся с цензурными препятствиями. Атмосфера цензурного террора 1852 года отразилась на судьбе не только «Записок об уженье рыбы», но и «Записок ружейного охотника». Жалуясь в письме к Тургеневу от 1 января 1853 года на «цензурные проделки», Аксаков с горечью отмечал: «Насчет второго издания моих «Записок» я сообщу вам неприятную новость, которая приведет вас в совершенное изумление: г. цензор Флеров исключил, кроме разных выражений, несколько страниц целиком. Выражения, например, исключены следующие: «отлетная строевая птица» — строевая не понравилась г. цензору; «народ не ест давленой птицы» — эти все слова вымараны. Как это ни глупо, но из-за этого я не завел бы процесса, если б г. Флеров не исключил все описания тетеревиных токов, а также тока дупельшнепов и перепелов. Теперь же не хочу уступить ни одного слова. Я предложил Назимову, ради сохранения чести цензурного комитета, поправить дело домашним образом. Если он не согласится, то на сих днях подам формальную просьбу в общее присутствие цензурного комитета; в случае отказа подам прошение в главное управление цензуры и даже в известный особый комитет и к графу Орлову. Одним словом, я употреблю все усилия, и если не успею, то брошу все отпечатанные 18 листов. Авось мой процесс будет полезен для других и откроет глаза правительству на действия цензуры, дошедшие до крайней нелепости… Я должен вам признаться, что цензурные проделки меня взбесили и я целые сутки не мог успокоиться» («Русское обозрение», 1894, № 9, стр. 7).

В библиотеке Московского университета хранится уникальный экземпляр первого издания «Записок ружейного охотника», приготовленный автором к переизданию. Книга носит на себе следы очень большой работы, проделанной Аксаковым в процессе подготовки второго издания. Почти на 300 страницах из общего количества 444 имеется авторская правка. Кроме того, к отдельным страницам книги приложено 26 листков, исписанных рукой автора, — различного рода вставки, дополнения. Именно на этом экземпляре книги были произведены цензором В. Флеровым купюры, о которых Аксаков сообщал Тургеневу. Перечеркнутые красными чернилами места сопровождены припиской цензора, что они могут быть напечатаны лишь «с разрешения его превосходительства господина попечителя».

Энергичные меры, предпринятые Аксаковым, увенчались в конце концов успехом. В исходе января 1853 года он радостно извещал Тургенева, что все цензурные мытарства остались позади и второе издание «Записок» через две недели выйдет и что, самое важное, «прежний текст восстановлен совершенно…» («Русское обозрение», 1894, № 9, стр. 12).

Второе издание «Записок» Аксакова вызвало множество новых критических откликов. Отметим среди них отзывы Чернышевского («Отечественные записки», 1854, № 2) и Некрасова («Современник», 1855, № 6). «Превосходная книга С. Т. Аксакова «Записки ружейного охотника Оренбургской губернии» облетела всю Россию, — писал Некрасов, — и в короткое время достигла второго издания — честь, которой в последние годы весьма редко достигали русские книги» (Полн. собр. соч. и писем, т. 9, М. 1950, стр. 255).

«Записки ружейного охотника» в еще большей степени, чем предшествующая книга Аксакова, получили признание как крупное явление искусства. «Свежее и глубокое чувство природы. Степь. Мастерское описание», — восторженно отмечал в своей записной книжке П. А. Вяземский (Полн. собр. соч., т. X, СПБ. 1886, стр. 137). Современная Аксакову критика и виднейшие писатели единодушно оценили художественные достоинства «Записок ружейного охотника» и свойственное их автору чувство стиля и языка. «Слог его мне чрезвычайно нравится, — писал Тургенев в своей второй статье, в «Современнике». — Это настоящая русская речь, добродушная и прямая, гибкая и ловкая. Ничего нет вычурного и ничего лишнего, ничего напряженного и ничего вялого — свобода и точность выражения одинаково замечательна. Эта книга написана охотно и охотно читается» (Собр. соч., т. XII, 1933, стр. 160). Поэзия аксаковских «Записок» была вдохновлена живой стихией народного языка. Это обстоятельство было подчеркнуто критиком «Отечественных записок»: «Изложение доставляет материалы и дает пример народному складу речи, от которого литературный язык во многом уклонился» (1852, № 5, Библиографическая хроника, стр. 26). «Записки» давали наглядное представление о словарном богатстве, разнообразии и множестве тонких стилистических оттенков аксаковского языка, о его почти безграничных художественно выразительных возможностях. «Язык его чрезвычайно выразительный, — писал критик «Сына отечества», — а многие слова его могут войти с пользою в академический словарь» («Сын отечества», 1852, кн. 10, Критика и библиография, стр. 5).